Ей вспомнилось где-то прочитанное, что очень светлые глаза признак не заслуживающей доверия лживой и жестокой натуры. Она задумалась, действительно ли это так. Глаза Клейтона, не совсем темные, серы, как сланец или грозовая туча. А у английского капитана светлы, как талый снег, и столь же холодны. Ему определенно нельзя доверять.

Медленное покачивание пятнышек света на переборке каюты снова убаюкало Геро. Спала она беспокойно и с облегчением встретила восход солнца, а потом стук в дверь мистера Поттера, принесшего на подносе завтрак, сложенную стопкой одежду и жестянку горячей воды.

— Вам нужно будет умыться, — объявил мистер Поттер. — И вот ваша одежонка. Я, хоть и не положено хвалить свою работу, привел ее в порядок, как следует. Только, если хотите знать мое мнение, советую полежать в постели еще денек-другой. Глаз ваш жутко заплыл, и смотритесь вы, на мой взгляд, не ахти. На вашем месте я бы отлеживался.

Геро признательно поблагодарила его за одежду, но заверила, что самочувствие позволяет ей встать, и спросила, не окажет ли он ей еще одну любезность — передать капитану просьбу зайти к ней поговорить через полчаса.

— Хорошо, — ответил мистер Поттер. — Только вряд ли он сможет уделить вам время. У него жутко сколько работы.

— Передайте, что дело срочное, — решительно сказала Геро.

Мистер Поттер пожал плечами и, положив аккуратно сложенную одежду на край койки, удалился, предоставив Геро мыться, одеваться и есть скромный завтрак.

Девушка с удивлением обнаружила, что он действительно привел в порядок ее рваную одежду, хотя, не имея возможности подобрать сорванные с лифа пуговицы, заменил их яркими, пестрыми, очевидно, выбранными наобум из большой шкатулки. Но в стопке не было ни туфель, ни чулок, и Геро с ужасом поняла, что она, видимо, потеряла первые, изорвала вторые, значит, ей придется вернуться на «Нору Крейн» босиком.

Одевание оказалось весьма мучительным, не столько из-за синяков на теле, сколько из-за непослушных, исцарапанных рук. Но из борьбы с тесемками, пуговицами и кнопками она в конце концов вышла победительницей. Оставалась лишь масса спутанных каштановых волос, спадающих ниже талии и упорно противящихся ее усилиям привести их хотя бы в подобие порядка. В поисках гребня она открыла ближайший шкафчик — и увидела незнакомое, покрытое синяками лицо, от которого, испуганно охнув, отшатнулась.

Прошло не менее десяти секунд, прежде, чем Геро поняла, что смотрит на свое лицо, отраженное в прямоугольном зеркальце над пустой полкой. И поняв, уставилась на него в крайнем изумлении. Хоть она и знала, что лицо ее сильно избито, но не была готова к этому ошеломляющему зрелищу синяков или к тому, что рассеченная губа и опухшая челюсть в сочетании с неряшливой гривой жестких от морской соли, напоминающих Горгону, волос могут представлять такое уродство. В довершение некогда скромное траурное платье из черного поплина, с небольшим вырезом и лифом на пуговицах: выглядело так же неприлично, как избитое лицо и спутанные волосы. Дешевые, яркие, дурно подобранные пуговицы придавали ему цыганскую вульгарность, и она казалась… пьяной, драчливой шлюхой. Гарпией. Ведьмой!

Геро все еще продолжала глядеть на себя с ужасом и отвращением, когда стук в дверь напомнил ей, что мистер Поттер может принести арнику, холодные компрессы и набор простых пуговиц. Она торопливо повернулась, чтобы пригласить его. Однако на сей раз пришел не мистер Поттер, а законный владелец каюты.

Он стоял в проеме двери, под солнцем, освещающим его белокурую голову, и, оглядев гостью, внезапно разразился оскорбительным грубым смехом, уничтожив тем самым мгновенно навсегда то чувство благодарности, что она могла испытывать к нему.

— Я рада, сэр, — объявила мисс Холлис, дрожа or возмущения, — что вид моих ушибов и мое несчастное положение вызывает в вас такое веселье. Могу я надеяться, что, насмеявшись вдоволь, вы сочтете возможным оказать мне какую-то помощь?

Ее слова положили конец смеху, но не согнали веселого выражения с его лица. Он склонился и сказал:

— Извиняюсь, Смеяться с моей стороны было нелюбезно, только я не мог удержаться. Заплывший глаз придает зам сходство с биллинсгейтской шлюхой после пьяной драки. Очень болит?

— Как ни странно, да! И если на судне есть врач, я хотела б воспользоваться его услугами.

— Врача, к сожалению, нет. Лечением на судне занимаюсь, главным образом, я, хотя, должен признаться, моя квалификация оставляет желать лучшего. Еще мальчишкой я как-то проработал полгода в аптеке и еще более краткий период времени изучал восточную медицину в Алеппо. Но с глазом, пожалуй, кое-что смогу сделать.

Он обернулся, крикнул что-то на незнакомом Геро языке, и, повернувшись к ней снова, сказал:

— Мне передали, что вы хотите видеть меня по срочному делу. Из-за глаза?

— Нет. Я хотела узнать, как скоро вы переправите меня снова на «Нору Крейн».

— Ваше судно? Так это была она — а я не успел разглядеть. Полагаю, сейчас она идет на Занзибар.

— Да. И если вы дадите ей сигнал лечь в дрейф, капитан Фуллбрайт пришлет за мной шлюпку. Море успокоилось, и сделать это будет совсем нетрудно.

— Конечно, нетрудно — только «Норы Крейн» нет в пределах видимости. Но беспокоиться не стоит. В конце концов, доставить вас на Занзибар я смогу и сам.

— В конце концов? Но я хочу попасть туда немедленно! — Голос Геро несколько утратил достоинство и стал взволнованным. — Вы должны понять, что я не могу позволить капитану Фуллбрайту достичь Занзибара раньше меня. Да ведь если это случится, то Клей… я хочу сказать, мои дядя и тетя сочтут, что я утонула. Нельзя подвергать их такому страшному испытанию. Мы должны немедленно догнать «Нору Крейн»!

— Это невозможно, — бессердечно ответил капитан. — Даже если допустить, что она сбилась с курса, то при таком ветре достигнет острова в течение трех дней. Но у меня есть дело в этих водах, и из-за шторма я смогу прийти туда где-нибудь в конце месяца. Очень жаль, но это так. Дело прежде всего.

Ошеломленная Геро произнесла:

— Но… но сегодня только восемнадцатое!

— Девятнадцатое. Один день вы проспали.

— Выходит, мне предстоит провести на вашем судне еще десять дней? Но я не могу! Это недопустимо! Вы должны понять…

Осознав, что это она ведет себя недопустимо, Геро с трудом заставила себя умолкнуть, потом, силясь обрести самообладание, сдавленно произнесла:

— Прошу прощенья. Мне надо было сказать, что вполне понимаю, какое неудобство доставит вам следование прямо на Занзибар, и позабочусь, чтобы вы не остались в накладе. Будьте уверены, любой финансовый убыток компенсирую либо я, либо мои родственники.

— Сомневаюсь, — сказал англичанин и снова засмеялся, словно понятной одному ему шутке. — По крайней мере, не в данном случае. Разумеется, вашим родственникам будет нелегко, но, думаю, они переживут это потрясение. Можете утешиться мыслью, как обрадуются они, когда вы явитесь живой и здоровой.

Геро резко вздернула подбородок, однако ей удалось подавить нарастающий гнев, и она сказала вполне вежливо:

— Вы, наверно, думаете, что я не смогу сдержать свое обещание, но это в моих силах. Мой дядя, мистер Холлис — американский консул на Занзибаре, а моему дяде Джошуа Крейну принадлежит судовая компания «Крейн лайн клипперс»; это должно убедить вас, что не понесете убытка, доставив меня на Занзибар как можно быстрее.

— Так-так, — усмехнулся капитан. — Стало быть, вы мисс Холлис? Не могу сказать, что ваш дядя мой близкий приятель, но все же мы знаем друг друга в лицо. Я слышал, что к нему должна приехать племянница, однако не рассчитывал на знакомство с ней.

— Значит, вы тогда… — начала было Геро, но ее прервало появление высокого араба, одетого в белое хлопчатобумажное канзу; он принес медную чашу и несколько чистых лоскутов. В чаше оказалась ароматная смесь, изготовленная, по всей видимости, из растертых трав. Разговор возобновился, лишь когда капитан, налив это снадобье на сложенный лоскут, приложил его к глазу мисс Холлис и обвязал другим лоскутом.