Дэн резко, протестующе потряс головой, но промолчал, а Фрост удивленно приподнял белесые брови и произнес со странной ноткой в голосе:

Вы льстите мне, сэр. Почему вы считаете, что я сдержу его?

— Потому что, — сухо ответил полковник, — вы добровольно вернулись ради старика и ребенка. Конечно, я могу ошибиться. Но готов пойти на такой риск.

Рори неохотно улыбнулся и сказал беззаботно, но с ноткой горькой насмешки над собой:

— Ваша взяла, сэр. Странно, как «трусами нас делает раздумье!» Даю слово, что не попытаюсь бежать из форта.

Полковник обратил внимание на эту оговорку и сурово заметил, что вряд ли ему удастся бежать с «Баклана», если он имеет в виду это. Потом потянулся к стоящему на столе бронзовому колокольчику, громко позвонил и отдал краткое распоряжение вошедшему туземцу-служащему на его родном языке.

— Полагаю, — сказал затем полковник Фросту, — что вы хотите поговорить со своим человеком, ждущим вас снаружи. Можете говорить все в нашем присутствии.

Дверь открылась снова, вошел Ралуб. Он с серьезным достоинством приветствовал сидящих, и Рори твердо сказал ему:

— Хаджи, все в порядке. Тебе и остальным разрешено отплыть. Возьми ребенка, старика, всех из дома, кто захочет отправиться с вами и снимайся с якоря как можно скорее. Его превосходительство дает вам день и ночь на улаживание необходимых дел, но, поскольку задерживаться неразумно, отплывай немедленно — если удастся, в течение часа. И если мы больше не… — Он поколебался, а потом, решив не продолжать, отрывисто пожал плечами и произнес любезное мусульманское прощание: — Пусть ты никогда не будешь бедным.

— Пусть ты никогда не будешь усталым, — негромко ответил Ралуб. Он молча глядел на Рори целую минуту, а потом очень мягко произнес: — Нет, мы больше не встретимся… Потому что у каждого будет свой рай. Веда, я сиди.

Он прикоснулся ко лбу и к груди в церемонном прощании, повернулся и вышел.

— Надеюсь, — сказал Рори, голос его неожиданно посуровел, — вы отозвали того болвана с мушкетом. Если он намерен тащиться за Ралубом по всему городу, у него непременно возникнут неприятности. Хаджи иногда бывает очень вспыльчив.

Полковник Эдвардс, уже писавший распоряжение убрать стражу от Дома с дельфинами, пропустил это предупреждение мимо ушей. Вместо него к двери подошел Дэн, вполголоса дал указания стоящему за ней слуге, а возвратясь, зло сказал:

— Значит, добились легкой победы? Оказавшись в другом месте, наймете адвокатов и отделаетесь штрафом и тюрьмой. Но если б я мог…

— Не сможешь, — ответил Рори с легким смешком. — Если будешь торчать здесь до прибытия «Баклана». Не надо делать такое разочарованное лицо, Дэн. Тебе не удалось вздернуть меня, но я, скорее всего, не выйду живым из форта. Собственно говоря, мы все можем скоро умереть, притом гораздо более тяжелой смертью, чем от петли! Холера — жестокий палач, и, может, я даже пожалею, что не принял быстрого конца, а ты — что не напросился на пулю сегодня утром.

Полковник Эдвардс перестал писать, посадил кляксу на последнем слове, но не заметил этого. Его густые брови сошлись на переносице, он встревоженно глянул на Рори и резко спросил:

— Холера?

Рори удивился резкости вопроса и раздраженно за говорил:

— А что еще, по-вашему, привело меня сюда? Не мог же я подумать, что вы повесите вместо меня старого Бэтти или кого-то из слуг. Господи — я знаю, что вы на такое неспособны! Нет, привела меня сюда холера. Вы знаете не хуже меня, что в такую погоду, при скученности лкь дей на базарах и в африканском городе она будет распространяться, как лесной пожар. Ее ничем не удержишь, и я не мог допустить, чтобы вы держали Бэтти, ребенка и остальных под домашним арестом в городе. Чем скорее они покинут остров, тем лучше. И вы, если у вас есть какой-то разум, посадите как можно больше европейских детей и женщин на «Нарцисс» и отправьте в Аден или в Кейптаун, куда угодно, только подальше отсюда.

— Ерунда! — сердито произнес полковник, однако резкость тона выдала его беспокойство. — В некоторых деревнях было несколько отдельных случаев заболевания, но это эндемическая болезнь. А что касается эпидемической формы ее, опустошающей Африку, возможно, она достигла побережья, но еще не появилась на Занзибаре, и против нее приняты строгие меры предосторожности. Дау…

— Вы отстали от времени, сэр, — бесцеремонно перебил Рори. — острова она достигла больше недели назад и уже проникла в город. По крайней мере двое уже умерли от нее в квартале Малинди, а через неделю число умерших составит две сотни, если не две тысячи.

— Не верю. Мне бы сообщили. Кто вам об этом сказал?

— Один человек, — лаконично ответил Рори. — Но вы не должны верить мне на слово. Думаю, жители того злосчастного дома в Малинди не спешат объявить о постигшей их участи, но долго скрывать ее не смогут. Кому это знать, как не вам, сэр? Мне известно, вы находились в Бенгалии в том году, когда тридцать тысяч паломников у какой-то гробницы умерло от холеры за пять дней. И насколько можно судить, та индийская холера была пустяком по сравнению с этой, уже уничтожившей половину населения Африки. Вот почему я велел Ралу-бу отплывать как можно скорее, не дожидаясь истечения милостиво дарованных вами суток.

Глаза полковника стали непроницаемыми, будто камешки, казалось, взгляд их обращен на что-то далекое, неприятное. Рори увидел, как губы его шевельнулись, и догадался, о чем он думает…

На Занзибаре нет больниц, нет квалифицированных врачей, за исключением доктора Кили. Кроме «Нарцисса» и «Фурии» в гавани сейчас стоят только арабские дау, одна бутталоу из Маската, султанский «флот» и несколько рыбацких лодок. Из европейских кораблей в ближайшем будущем ожидается только «Баклан», да и тот появится в лучшем случае через две недели. Отпускать «Нарцисс» нельзя, пока нет уверенности, что пираты не притаились где-то на африканском побережье с намерением вернуться, когда это покажется безопасным. Поэтому в настоящее время невозможно отправить отсюда белых женщин и детей, даже если кто-то из них и захочет уехать; а это маловероятно, европейцы привыкли считать, что холера и оспа на острове эндемичны. В городе постоянно кто-то болеет то тем, то другим. Большей частью в районе Назимодо, по ту сторону бурного ручья, отделяющего каменный город, где живут арабы и богатые индусы, от африканского, где негры и освобожденные рабы живут среди невероятной грязи в лачугах из глины, древесных сучьев, ржавой жести и чего угодно, годящегося для укрытия от жары и проливных дождей. Африканский город — «черный город» — сущий питомник для холеры. Но за время службы полковника на Занзибаре эта болезнь никогда не принимала размеров эпидемии, и, по размышлению, он не представлял, почему она может достичь их теперь…

Взгляд его утратил рассеянность. Полковник отрывисто заговорил, нарушив молчание:

— Нет оснований полагать, что упомянутые вами случаи представляют собой нечто большее, чем обычная квота смертей в это время года. Холера на острове есть всегда, и вполне можно ожидать ее умеренной вспышки.

— Это не эндемическая холера, и вспышка не будет умеренной, — сухо ответил Рори.

Он повернулся на каблуках и взглянул на Дэна в упор. В лице его не было ни раздражения, ни насмешки, только что-то странно похожее на робость.

— Ты друг Холлисов, — сдержанно заговорил Фрост, — и хотел бы видеть этих женщин в безопасности. Понимаю, ни тебя, ни их мое предложение не может привлечь, но все-таки скажи им, что место на «Фурии» найдется для всех троих, и Ралуб отправится с ними в любой не слишком далекий порт, какой они назовут. Могут взять с собой и Майо, если он не имеет ничего против сна на палубе.

На сей раз Дэн издал неприятный смешок, в котором звучали гнев, презрение и облегчение.

— Так вот что вы задумали! Я знал, что в этой коло-де должен быть какой-то джокер. Замысел хорош только, боюсь, у вас ничего не выйдет. Неужели всерьез надеялись выманить у нас заложников, явясь сюда с россказнями о холере? Должно быть, принимаете нас за идиотов.