Лаврентий, сидя на скамье и вцепившись в амулет Святой Матери, медленно поднял взгляд на капитана, его лицо было меланхолично, будто он всё ещё находился в трансе.

— Я тоже видел, — проговорил священник тихо, его голос был полон скорби. — Я видел Мирланду. Она звала меня с собой, шептала, что я должен оставить этот мир и пойти за ней…

Торрик нахмурился и, стараясь разогнать нарастающее беспокойство, бросил вопрос:

— А кто такая Мирланда, отец?

Лаврентий лишь отмахнулся, глаза его были устремлены в никуда, будто он вновь увидел перед собой знакомые образы. Он больше не стал ничего объяснять, и Торрик понял, что разговор на этом закончен.

Элиара сидела, обхватив колени руками, лицо её было напряжённым, а глаза пустыми, словно она всё ещё пыталась вырваться из кошмара, в который их затянуло странное место.

— Оно… оно поглощало меня, — пробормотала она хрипло. — Я чувствовала, как растворяюсь в пустоте, как моё тело исчезает. Это было словно тёмное море, и я становилась его частью, теряя себя… Я не могла бороться, не могла сопротивляться…

Самсон бросил на неё взгляд, но понимал, что сейчас слова мало помогут. Оставалось лишь сильнее грести, пока они не вернутся на борт, пока не окажутся как можно дальше от проклятого места, где каждый из них столкнулся с чем-то таким, что могло сломить даже самых стойких.

Когда они наконец достигли корабля, изнурённые и полные ужаса, поднялись на борт и обернулись, они увидели, что загадочный остров исчез, словно растворился в свете заходящего солнца, оставив лишь пустой горизонт и шёпот волн.

Драгомир, наблюдавший за ними с мостика, тут же бросился к Самсону, обняв его, как старого друга, с такой силой, что едва не сбил с ног.

— Так и знал, что не стоило туда высаживаться, капитан! — сказал он, и хотя его голос дрожал, в нём звучало облегчение. — Это было чистое зло, ловушка, которую поставил сам океан. Чем бы это ни было, оно хотело вас убить! Я чувствовал это, чёрт побери, всем нутром чувствовал!

Самсон, всё ещё отмечая, как его сердце бешено колотится, кивнул, хотя и не знал, что ответить. Он чувствовал холодный пот на своём лбу и понимал, что ещё долго не сможет избавиться от того ужаса, который испытал в кристальном лабиринте.

— Да, Драгомир, ты был прав, — выдавил он, наконец, глядя на ускользающий горизонт. — Это место — настоящая ловушка. И если нас когда-то вновь занесёт в эти воды, мы обойдём его стороной. Но чем бы это ни было, оно останется со мной до конца дней.

«Рыба-меч» вновь легла на курс, и ветер раздувал её паруса, отгоняя прочь от исчезнувшего острова и его таинств. Но каждый, кто был на этой лодке, знал, что покинуть остров физически было лишь половиной дела. Оставалось покинуть его в своих мыслях, и вот это будет намного труднее.

Вечер укрыл «Рыбу-меч» своей темной пеленой, когда команда, с трудом оправившись от недавних ужасов, собралась в кают-компании. На столе перед ними стояли кувшины с вином, а вокруг мерцало несколько свечей, чьи огоньки дрожали в такт раскачивающемуся судну. Несмотря на жуткие переживания, которым они подверглись на таинственном острове, каждый из присутствующих хотел хоть немного развеять напряжение и попытаться найти в происходящем хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться и не сойти с ума.

Самсон сидел в углу, сжимая кубок с вином, но едва притронулся к нему. Его взгляд блуждал где-то в пустоте, словно он всё ещё видел перед собой те искажённые образы. Рядом с ним сидела Галвина, руки у неё дрожали так сильно, что вино выплёскивалось через край кубка, оставляя красные пятна на столешнице. Она говорила, и её голос был тихим, но надрывным, как если бы каждое слово давалось ей с трудом:

— Я была… на троне, — начала она, тяжело дыша, будто всё ещё ощущала под собой холод кристальной поверхности. — Хрустальный трон, будто часть меня самой. Я была королевой, но и рабыней одновременно. Ноги у меня сливались с кристаллами, и я не могла даже пошевелиться… Оставалось только смотреть, как этот мир пожирает меня, поглощает мою душу. Если бы не вопли Самсона и Торрика, наверное, я бы так и осталась там навсегда, забыв, что была человеком.

Драгомир нахмурился, слушая её рассказ, его лицо выражало беспокойство. Глезыр, склонив голову набок, изучал Галвину с неприкрытым любопытством, будто пытался представить, что она видела, но не находил подходящих слов. Он протянул лапу к своему кубку и нехотя проговорил:

— Дела-а-а — протянул он, цокнув языком. — Никогда не слышал ничего даже отдалённо похожего. Не знал, что в этих водах такое водится.

Гругг, сидевший чуть поодаль и нервно поглаживающий свой молот наконец заговорил. Его голос был тих, но полон древнего суеверного страха:

— Это злые духи чужого мира, — произнёс он, глядя в пространство, словно пытаясь разглядеть тех самых духов в мерцании свечей. — Они пришли сюда с одними им ведомыми целями. Они питаются душами, вытягивают жизнь, чтобы кормить свою тьму. В горах, где я жил, рассказывали, что такие духи не знают ни жалости, ни голода, только вечную жажду.

Элиара, сидевшая напротив, всхлипнула, но собралась с силами, чтобы высказаться. Её лицо было бледным, но в глазах горел странный болезненный огонёк. Она держала руки на столе, сжимая их в кулаки, как если бы это могло удержать её от нового падения в бездну.

— Я думаю… возможно, эта аномалия… это место… — начала она, и её голос задрожал, как пламя свечи на ветру. — Может, всё это последствия того лилового шторма? Не так уж много времени прошло с тех пор, как мы его пережили. Такие бури — не просто погодные явления, это разломы, трещины между мирами. Возможно, это место существовало всегда, но только теперь стало для нас доступным.

Она закусила губу, словно стараясь сдержать слёзы, блестевшие в уголках её глаз, и посмотрела на свои руки.

— Но… это чувство, когда тебя поглощает что-то большее, — продолжала она, голос её стал тихим и проникновенным, словно она делилась самым сокровенным. — Это одновременно пугает и… влечёт. Как будто я стала каплей, упавшей в океан. Наверное, так себя чувствует капля, когда осознает, что её больше нет отдельно от воды, что она часть чего-то великого. Но в то же время… этого ужаса было слишком много. Я потеряла себя, почти забыла, кем я была.

Торрик нахмурился, его взгляд стал жёстче, и он стиснул зубы. Он хлопнул ладонью по столу, отчего кубки с вином на мгновение задребезжали.

— Ты рассказываешь страшные вещи, девочка! — резко проговорил он, его голос был суров и груб. — Такие мысли сводят с ума. Забудь их. Нечего думать о том, что пытается поглотить тебя. Это опасно. И для тебя, и для всех нас.

Элиара лишь кивнула, слёзы скатились по её щекам, и она закусила губу, пытаясь сдержать рыдания.

— Это невы-… невыносимо… — заикаясь, прошептала она. — Как будто я нашла свою цель в жизни, прикоснулась к чему-то, что было важнее всего. И теперь, когда я снова здесь, в этом мире… всё мне кажется таким мелким и бессмысленным.

На мгновение в кают-компании воцарилась гнетущая тишина, которую нарушали только скрип досок под тяжестью корабля и тихое потрескивание свечей. Торрик тяжело вздохнул и, похоже, решил перевести разговор в более лёгкое русло, как бы это ни было трудно после всего услышанного.

— А почему только у меня ничего не было? — спросил он, откидываясь на спинку стула и закусывая трубку. — Лишь звон в ушах, и больше ничего. Может, мне и вовсе нечего бояться, а?

Глезыр хитро прищурился, его хвост чуть подёргивался от сдерживаемого смеха, и он шутливо ткнул гнома в бок.

— Видишь, гном, тобой даже хтоническое нечто из другого пространства брезгует! — фыркнул он, задорно блестя глазами. — Может, оно подумало, что ты слишком упрямый для поглощения?

Это замечание, неожиданно для всех, вызвало смешок у присутствующих. Сначала тихо рассмеялся Драгомир, потом к нему присоединились Глезыр и Гругг, а затем и Самсон позволил себе короткий нервный смешок, который однако звучал скорее как способ снять напряжение.