“Да пошел ты к черту!” —с неподдельным удовлетворением подумал пилот.
Не прошло и пару мгновений, как он услышал за спиной тяжелые сбивчивые шаги. Теперь Вэйлу потребовалось все его самообладание, чтобы не обернуться — было до жути любопытно увидеть, как Най тащит на горбу мешок, который весит едва ли не больше, чем он сам.
Неплохое наказание за предательство.
—В-вэйл! —Донесся запыхавшийся голос, —Если я разобью тут что-то, виноват будешь ты!
Не вынимая рук из карманов, пилот застыл на месте и дождался, когда хромая конструкция из набпаса и скелетоподобного ученого доковыляет до него.
—Какого черта ты сначала засунул язык в жопу, а потом и вовсе переобулся!? —Вдруг прошипел Вэйл.
В застекленных очками голубых глазах на мгновение что-то дрогнуло.
—Я подумал, что… ни к чему еще больше растягивать и без того долгую экспедицию, —Мягко ответил он.
—Вот, значит, как? —Несмотря на умоляющий взгляд Ная, Вэйл упорно делал вид, что не замечает огромный мешок у него в руках, —Будь по-твоему… Но смотри, как бы эта экспедиция не закончилась раньше, чем ты ожидаешь.
Лицо ученого помрачнело окончательно:
—Не говори чепуху!
—Ты первый начал, —Вэйл двинулся вперед, —Как будто пара дней что-то изменит..?
Он успел сделать несколько шагов, прежде чем ученый заговорил снова:
—Терпеть тебя лишних пару дней — невыносимая задача, если ты не знал.
—Взаимно, гений! —Отозвался пилот.
Впереди этого додика ждало страшнейшее испытание — лестница. Тащить набпас волоком — означало не только уничтожить большую часть его комплектующих, но и хорошенько схлопотать от Вэйла, для которого подобное обращение со снаряжением корабля было сродни богохульству.
Он страсть как хотел врезать Наю. Но частичка идеальной почти во всем “Атлантики” оказалась ему дороже:
—Давай сюда! —Он протянул руку за мешком, —Не хватало еще, чтобы ты все датчики расколошматил!
*
—А я-то думал — почему на корабле, рассчитанном на семерых, нас всего трое? —Вэйл лениво потянулся, окинув взглядом четвертый по счету чемодан, который Най затаскивал на корабль.
По списку их и было четыре — пилот проверял — причем, все они значились как “исследовательская аппаратура”. Впрочем, Най мало производил впечатление человека, который печется о чем-то, кроме своей идиотской науки, а потому вряд ли он тащил на борт какую-нибудь совсем уж бесполезную хламиду. Скорее всего, помимо всяких там приборчиков и прочих научных приблуд, парочка из этих саквояжей была набита книгами. И поэтому додик их еле волок…
—Без этого мы ни за что не найдем Клетку, —Строго заявил взмыленный от натуги ученый.
—Ну, не знаю, —Вэйл прислонился спиной к стене грузового отсека “Атлантики” и сложил руки на груди, —Я бы лучше у местных поспрашивал…
Най одарил пилота скупым грозным взглядом, которым неизменно реагировал на каждую его шутку.
Не желая больше продолжать этот бестолковый разговор, Вэйл перевел взгляд на тихо сидящую в углу Лапочку Эллу, что бесцельно уставилась в одну точку своими роскошными медово-карими глазами. У ног ее покоилась небольшая, но плотно набитая сумка, появлению которой Вэйл немало удивился — что могла тащить с собой в экспедицию девушка, напрочь лишенная всего, что делало ее нормальным человеком? Наверняка, в этой сумке, кроме как пары сменных синих комбинезонов, и не было ничего.
Впрочем, пилот не исключал и того, что барахольщицу из женщины неспособна вытравить ни одна наука…
С этими мыслями он вернулся к тому рассуждению, которое не давало ему покоя с первого взгляда на биоандроида — как у кого-то на свете могла подняться рука сотворить такое… с ней!?
Несмотря на все шутки, отпущенные Вэйлом в адрес Ная, пилот не мог не заметить, что даже этого книжного червя Элла смогла вывести из равновесия. Додик смотрел на нее с не меньшим придыханием, а может, даже и с большим. Потому что ему Элла никого не напоминала — она просто была красивой девушкой, поразительной в своей недоступности из-за того, что какой-то фанатик (наверняка, даже похуже Ная) сотворил с ней вопиющую жестокость — выскреб до основания все чувства, все воспоминания, все, что делало ее человеком, а не машиной в оболочке из плоти.
А вот у Вэйла все было гораздо сложнее. Он смотрел на Эллу, видел ее короткие, по подбородок, черные волосы, но вспоминал другие — длинные и мягкие, цвета желтых осенних листьев; смотрел на стройные длинные ноги, скрытые под бесформенными штанами, но видел еще одни — такие же безупречные, только чуть загорелые, с едва заметным шрамом на лодыжке.
Даже пальцы Эллы, что сейчас машинально, отдавая дань старой привычке, отстукивали на подлокотнике какой-то ритм, принадлежали словно не ей.
А девушке, что навсегда осталась его маяком — голосом, что встречал его и провожал, образом, что сопровождал его в путешествиях, сном, что преследовал его, как наваждение; и мечтой, которой уже не суждено было сбыться.
Вэйл слишком хорошо знал ее, чтобы думать, будто сейчас ей было бы досадно из-за его мыслей об Элле. Она всегда желала ему счастья и никогда не позволила бы себе такой глупости, как ревность.
Поэтому Вэйл разрешил себе смотреть на биоандроида и видеть в нем Эллу, а не кого-то еще. Все равно все его мысли всегда возвращались в одну точку — никто не имел права так поступать с ней. Что бы она не сделала, какое бы преступление не совершила — это слишком жестоко.
Най тем временем завершил расставлять свои саквояжи и вернулся к пиджаку, что бесформенной тряпкой свисал с двери в соседний отсек. Вэйл посмотрел на часы, своевременно купленные у какого-то перекупщика возле дома Ная — до вылета, назначенного на четыре часа, оставалось всего ничего.
—Слушай, гений, —Обратился он к ученому, что старательно стряхивал со своего сюртука невидимые пылинки, —А ты, часом, не хочешь сказать, куда нам лететь?
*
Медные застежки старого кожаного чемодана щелкнули, и Най, сидящий на корточках перед своим изобретением, аккуратно разложил его прямо на полу капитанской рубки.
—И почему нельзя было сделать это заранее? —Пробормотал Вэйл, что наблюдал за этим действом со своего мягкого кресла, созданного словно специально под его задницу.
—Потому что местоположение Клетки постоянно меняется, —Не отрываясь от запуска своей таинственной машины, отозвался Най.
Честно говоря, было в его движениях что-то от молитвы — то, как он едва перебирал пальцами какие-то стеклянные колбочки, как прокручивал шестеренки и нажимал на клавиши и кнопки, на мгновение задерживая над ними руку. Сам Вэйл точно так же обращался с панелью “Атлантики” — так, словно она была не механизмом, а любимой женщиной.
Разобраться во всей этой заумной научной дуристике Вэйл даже не пытался — механизм выглядел раза в два сложнее двигателя того корабля, на котором они сейчас находились. Возможно, покумекав пару часов, он с горем пополам смог бы запустить эту штуку, окажись подписи над всеми этими пружинами и тумблерами на знакомом ему языке, а не на той тарабарщине, которую его глаза отродясь не видели.
“Frequentia undam” — значилось над одним из щелкающих тумблеров, очевидно, задающих какой-то параметр. Най провернул его на три единицы из десяти доступных и перешел к следующему — “profundus perceptionis”. “Тоже на три, — заметил Вэйл, —Видимо, начинает по минимуму”.
Элла все это время так же неотрывно следила за работой ученого — даже встала со своего места и подошла поближе. Неужели из всех возможных эмоций ей решили оставить только капельку любопытства?
— “Profundum”, —Вдруг сказала она. Най поднял на нее полный непонимания взгляд, —А не “profundus”. Здесь ошибка.
—Вот как? —Нахмурился ученый, —Видимо, я что-то напутал, — Он поспешно оторвал неровный клочок бумаги с подписью и смял его пальцами, —Numquam nimis sero est errata figere.
—Nunc actum est, —Отозвалась она, и бурное воображение Вэйла углядело на ее лице некоторое подобие улыбки.
—Эй, вы двое, —Недовольно окликнул пилот, —Нельзя ли общаться на нормальном языке?
