— Не играй со мной, Дима. Зачем ты пытаешься занять место Стаса?

Её выражение стало жёстким, насторожённым. Дмитрий приблизился.

— Я не пытаюсь, — сказал он. Он чувствовал, как её пульс учащается от флакона, висящего на его шее. — Ты прекрасно знаешь, что это Стас занял моё место, — напомнил он ей, наслаждаясь её коротким, едва заметным вдохом.

— Ты понимаешь, о чём я, Дима, — её голос звучал предостерегающе, но он лишь пожал плечами.

— Я думал, мы договорились не обсуждать наши секреты? По этой логике, мои дела с Советом Боро — это не твоё дело.

Она внимательно смотрела на него, пытаясь разгадать, без малейшей попытки скрыть свои намерения.

— Ты делаешь это без ведома твоего отца, не так ли? — предположила она. — Конечно, без его разрешения.

Дмитрий молчал, и её язык нервно скользнул между идеально очерченными губами ягодного оттенка.

— Ты больше не верный сын Кощея, Дмитрий Фёдоров?

Тишина.

Пульс.

Затем его рука метнулась вперед, обвив её талию и притянув ближе.

— Я тебе говорил, Марья Антонова, — произнес он тихим, едва слышным голосом, в котором улавливался триумф. Он видел, как она борется сама с собой в попытке не поддаться его прикосновению. — Я говорил тебе, что сам по себе. Я говорил, что пришёл бы к тебе, если бы ты попросила. Я говорил, что буду любить тебя до конца своих дней. Ты думала, я лгал?

Её взгляд скользнул по его губам. Она всегда была слишком непоколебимой, чтобы быть ошеломленной.

— Нет, — наконец сказала она. — Нет, Дима, ты никогда не был лжецом.

— Тогда поверь мне, Маша. Я выбираю тебя. Я всегда буду выбирать тебя. — Его пальцы крепче сжали её талию, забирая её пространство и делая его своим. — Всё это, с Советом Боро, это для тебя.

— Очевидно, это заговор, Дима, — она глубоко вздохнула, но, тем не менее, позволила себе положить руки на его грудь, чувствуя его теплоту через ладони. — С кем ты его замышляешь?

— С твоей сестрой. Сашей.

Мария моргнула. Она явно не ожидала такой откровенности.

— Она хочет свергнуть моего отца, — уточнил Дмитрий. — И я сказал, что помогу ей. Я опозорю его, ведьма за ведьмой, и создам свою собственную империю. Моё собственное будущее. Одно, которое, возможно, однажды будет достойно тебя.

Он наклонил голову и коснулся её лба губами.

— Когда-нибудь, Маша, — прошептал он, — я сделаю достаточно, чтобы дать тебе всё, что ты заслуживаешь. И, возможно, тогда этого хватит, чтобы вернуть тебя ко мне.

Он почувствовал, как её дыхание замедлилось, как её тело застыло в его объятиях. Затем она повернула голову и мягко прижалась губами к его шее.

— Дима, — тихо сказала она. — Ты же знаешь, что Стас никогда не занимал твоего места.

Он сглотнул, не находя слов.

— Да и как бы он смог? — настаивала она. — Ты был всем, что я когда-либо хотела. С того дня, как ты сказал мне, что любишь меня, для меня больше никого не существовало.

Это было не просто признание — он понял это.

Это было предложение.

— Что ты говоришь? — спросил он, и она подняла голову, встречаясь с его взглядом.

— Что Кощей был не единственным, кто это сделал с нами, — произнесла она. — Моя мать тоже далеко не невинна.

Дмитрий моргнул.

— Маша…

— Я думала, что моя мать никогда не солжёт мне. Я думала, мы были одно целое. — В её взгляде была сталь, а под глазами залегли тени усталости и чего-то невыносимо тяжёлого. — Но теперь всё это кажется ложью. Ложью, в которую я была достаточно глупа, чтобы поверить.

Она остановилась.

— Эта жизнь, — сказала она медленно, — этот мир — это проклятие. Ты был прав, Дима. То, что они хотят от нас, — это болезнь. Это бремя.

Дмитрий колебался, но не смог удержать слова:

— Мой брата больше нет.

Может быть, он и не стал объяснять, но она всё поняла. В её глазах вспыхнуло сочувствие, прежде чем твёрдость вернулась вновь.

— Если ты собираешься использовать своё положение в Совете, чтобы опозорить своего отца, я помогу тебе. У меня есть ресурсы, как и у тебя. Связи. Но, — её взгляд стал острым, — при одном условии.

Он подождал.

— Когда ты победишь, — сказала она медленно, — мы сожжем все это. Мы подожжем спичку и спалим все. — Он смотрел на неё в молчаливом изумлении, и она пояснила: — Мы оставим позади королевства, которые охраняли для Кощея и Бабы Яги, и создадим что-то новое. Вместе.

Он смотрел на неё в недоумении.

— Ты серьёзно?

— Да, — её лицо было холодным. — Мы страдали не только из-за ошибок твоего отца, Дима. Мы страдали, потому что наши родители — эгоистичные дураки. Так что, — она на миг коснулась его горла, — хватит. Мы построим что-то вместе, Дима. — Её рука остановилась прямо у флакона на его шее, вдавливаясь в углубление груди. — Моя мать была бы ничем без меня, так же как твой отец — ничто без тебя. Вместе мы можем быть всем.

Это было совсем не то, что он ожидал услышать.

— Ты уверена?

Она кивнула.

— Не говори Саше, — предупредила Марья, и он нахмурился, но медленно кивнул. — Пусть это останется между нами. Но позволь мне помочь тебе, — она обвила его шею руками и притянула к себе. — Позволь мне любить тебя, Дима, — сказала она едва слышно, — так, как я должна была это делать двенадцать лет назад. Без преград.

Это было предложение от которого он не хотел бы отказываться. Дмитрий глубоко вдохнул, наклоняясь к ней.

— Я должен был бороться за тебя тогда, Маша, — сказал он. — Мы не должны были терять столько времени…

— Прошлое — ничто. Мы — всё, — ответила она.

Её рука скользнула к флакону на его шее, и он почувствовал, как под её пальцами пробудилась его собственная магия — древняя, спящая с момента, когда он впервые пострадал от её рук.

Он восхищался тем, что было для него и преступлением, и наказанием; пороком, и добродетелью в одном лице. Он ощущал её трещины — вспышки ярости и отчаяния, скрытые под внешним спокойствием. Его рука поднялась, и он медленно распустил её волосы, позволяя им мягко упасть ей на плечи со вздохом, пахнущим розами, ее губы медленно разомкнулись.

— Дмитрий Фёдоров, я уже отдала тебе своё бесполезное сердце. Теперь возьми всё остальное, что имеет значение. Возьми мою верность, мою правую руку. Возьми всё, что когда-то принадлежало моей матери, — яростно предложила она, — и отдай мне все, в чем ты когда-то поклялся Кощею. Отдай мне всех вас, возьми у меня все, и давайте посмотрим, кто тогда сможет выступить против нас.

Она была мягкой, нежной и неуловимой в его руках, но в то же время — могущественной и полной мелких хитростей, которым он едва мог дать названия. Дмитрий ощущал каждую её трещинку, каждое потрескивание ярости и отчаяния под ними.

— Я любил тебя с такого расстояния, что теперь странно держать тебя в своих руках, — прошептал он. — Как будто что-угодно могло бы отнять тебя у меня.

— Никогда больше, Дима, — её пальцы играли с пуговицами его рубашки, пока его руки не нашли молнию на её платье. — Я думала, что ты сделаешь меня слабой, Дима, но я ошибалась. Я — Мария Антонова, — её взгляд впился в его глаза, — и меня любит Дмитрий Фёдоров. Из-за этого я не могу быть слабой.

— А я — тот, кто обладает сердцем Марьи Антоновой, — согласился Дмитрий. го дыхание участилось, когда её ладони коснулись его груди. — И ничто не сможет меня остановить.

Поцелуй между ними был обещанием, клятвой. Ее губы были уверенными, но в то же время мягкими; он провел пальцами по изгибам ее позвоночника, обвивая руки вокруг острых краев ее плеч.

— У меня есть деньги, — прошептала она, когда его губы скользнули по её шее. — Сколько угодно.

— Я знаю мужчин, которые отвернутся от моего отца, — произнес Дмитрий, стягивая с нее платье, позволяя ему растечься у ее ног. — Знаю, кого мы можем использовать.

— Хорошо, — её голос сорвался на вздох, и они рухнули на кровать. — И, — добавила она, немного смутившись, её щёки порозовели, — я знаю, кого уже обратила против тебя.