Голландец обязался довезти его до Ревеля, откуда он спокойно доедет до Москвы по суше. А с остальными капитанами были проблемы. Они плыть в шведские воды боялись. Что до него, так у них со шведами мир, в подписании которого он сам принимал участие в молодости. И с ним едут выкупленные у турок дети тоже именитой персоны, князя Прозоровского, его соседа по имению. Дети были увезены в результате набега татар, и именно о прекращении этих набегов и шел его разговор с турком. Весьма успешно, надо сказать.

Детей предъявили. Одетые скромно брат с сестрой представились Ярославом и Софией, подтвердили, что они православные. После чего офицер, поняв, что задерживать путешественников не за что, и что за подобное самоуправство можно получить большие неприятности, пропустил судно дальше. Больше вопросов не было.

Они только обсудили с капитаном, где лучше сделать остановку, в Англии, или в Голландии. Оба высказались за Голландию. Атмосфера в Англии была довольно мрачная. Голландия же для капитана была родиной, там он намеревался частично поменять команду, и обновить запасы воды. Путешественники получали шанс отдохнуть неделю на берегу. Но судьба распорядилась по-другому. Вышло так, что вместо отдыха Михаилу подвернулась неожиданная работа.

Остановились в Роттердамском порту. Команду отпустили на пять дней домой, повидать семьи. На корабль стали загружать свежие продукты и воду. Капитан, родом из Антверпена, пригласил пассажиров к себе в гости, сетуя, что так и не удалось выцарапать у испанцев родной Антверпен. Соблазнял посещением мастерской Рубенса, с семейством которого его семья была в дружеских отношениях. Михаил решил поехать, вспомнить молодость. Девиц ласково встретила жена капитана. Обрадовалась визиту мужа. Михаил порадовался, что корабль голландский. Добропорядочные голландские моряки дисциплинированы, и капитан не беспокоился, что после короткого отпуска он недосчитается части команды.

На следующий день нанесли визит в мастерскую Рубенса. Один из его учеников извинился, что мастер сейчас занят важными гостями, и картины им покажет он, а мастер подойдет попозже. Провел по мастерской, показал готовые и еще только пишущиеся работы. Создание шедевров было поставлено на поток, сам мастер рисовал лица, иногда обнаженные тела. Потом ученики дорисовывали драпировки и пейзаж. Михаил уже пожалел, что взял с собой мальчишек. Обилие обнаженный женских тел зашкаливало! И тут он услышал мужские голоса в соседней комнате. И промелькнувшую очень хорошо знакомую фамилию! Причем говорили по-шведски! Михаил, не слушая причитаний ученика художника, приказал ему дать молодым людям урок рисования, а сам толкнул дверь в следующую комнату. И замер, понимая, кто был важным посетителем мастерской. Около какой-то картины стоял постаревший на более, чем десятилетие художник, и два очень знакомых, тоже постаревших персонажа. Причем, один вздрогнул, воззрившись на Михаила, как на привидение! Сам Михаил тоже остолбенел от неожиданности. Вся троица рассматривала картину, на которой дебелая, как все обнаженные дамы у Рубенса прелестница висела на шее у нетерпеливо пытающегося отделаться от нее молодого человека в костюме охотника. По крайней мере сапоги на нем были, и копье в руке, и то, что ниже талии было задрапировано красной тряпкой, и собаки у его ног стояли. И, главное, лицо очень знакомое! Каштановые струящиеся кудри, румяное, молодое лицо с благородными чертами лица. Это же его лицо! То, каким он был 15 лет назад, когда посещал мастерскую художника! Надпись в углу картины была исчерпывающая. «Венера и Адонис»! Вот куда попало его лицо, которое он так неосторожно дал зарисовать. Причем сидела голова совсем не на его теле! В том возрасте он еще не был таким массивным и мясистым! Он оторвался от созерцания своего прошлого, и посмотрел на спутников Рубенса. На него снова обрушилось прошлое. С Рубенсом беседовал не кто иной, как Густав Адольф, Лев Севера, король Швеции, а рядом стоял хорошо знакомый Якоб Делагарди. Он тоже расширившимися глазами смотрел на Михаила, как на привидение! Густав Адольф делал художнику заказ на копию головы Актеона.

— Маэстро — обращался король к Рубенсу по-французски — я хотел бы иметь у себя портрет вашей модели. По странному совпадению, это лицо человека, который в свое время спас мне жизнь. Но потом нелепо погиб во время ужасного пожара в моем лагере при неудачной осаде Пскова. Я хотел бы получить его изображение на память!

Художник кивал и просил около двух месяцев на собственноручное исполнение заказа. Договорились. В тот момент, когда Густав собирался повернуться к появившемуся новому лицу, его опередил Якоб.

— Князь Михаил! — воскликнул он удивленно, — какими судьбами?

— Якоб! — отозвался Михаил, — только что хотел задать вам тот же вопрос! Где Ревель и где Антверпен!

— Тогда, где Москва и где Голландия! Хотя, мы оба невежливы. Разреши представить тебя моему спутнику, Густаву! Мы решили немного отдохнуть от войны. Тем более, весна, дороги размокли, в сражениях наступил перерыв! Густав, Это князь Михаил Муромский, он принимал участие в переговорах по миру между Россией и Швецией. Там мы и познакомились.

Михаил поклонился со всей учтивостью.

— Для меня большаЯ честь быть представленным одному из самых выдающихся полководцев Европы, Льву Севера. Я ваш давний поклонник, Ваше Величество!

Густав удивленно посмотрел на богато одетого русского.

— Откуда вы меня знаете?

— По долгу службы. Вот уже пять лет я возглавляю Посольский приказ нашего государя, Михаила. Знать всех монархов Европы моя прямая обязанность. Хотя бы по портретам. Но сейчас я счастлив лицезреть монарха, сделавшего Швецию непобедимой, воочию!

— Тогда я хотел бы побеседовать с вами, как с человеком, обязанным хорошо знать планы вашего государя! Но не будем злоупотреблять гостеприимством знаменитого художника! Мы остановились не в Антверпене. Здесь все же владения испанских католиков. Мы остановились в Гааге, в доме бывшего курфюрста Пфальцского, Фридриха. Он стойкий протестант. Мы не могли бы встретиться в Гааге?

— Мой корабль стоит в Роттердаме. Я возвращаюсь из Турции. Здесь я гощу у капитана корабля. Он родом из Антверпена. Я должен только завезти к нему в дом двух молодых людей, которых я поручил одному из учеников Мэтра Рубенса, это мой слуга и мальчишка, православный, выкупленный мной у Турков. Корабль простоит еще как минимум три дня, так что для меня будет большой честью побеседовать с Вашим Величеством.

— Да, и мне тоже интересно услышать новости о молодом султане. Давайте по-простому, поедем все вместе, завезем ваших мальчиков, и потом отправимся в Гаагу. Надеюсь, появление еще одного гостя к обеду не разорит наших хозяев! А почему вы оставили парней с учеником?

— Подумал, что такое обилие обнаженных женских тел не полезно для молодых умов.

— Вот что мне нравиться в русских, Якоб, так это такое же, как у нас, в Швеции, еще сохранившееся чувство стыдливости, напрочь исчезающее в Европе!

Распрощавшись с художником, гости забрали Антона и Ярослава, завезли их к дому капитана, расположенному через две улицы. Михаил предупредил, что встретил знакомых, и, возможно, задержится с ними до завтра. Капитан собрался на дружескую пирушку с приятелями, так что только этому обрадовался. Михаил присоединился к шведам, ожидающим его в ближайшей таверне, и вместе с ними поскакал в Гаагу, предвкушая встречу с родителями зятя.

Семейство опального экс курфюрста занимало довольно большой дом на одной из центральных улиц Гааги. Пока ехали, шведы рассказали историю неудачливого «зимнего короля». Михаил мог бы кое-что добавить, но благоразумно промолчал. О перспективах Елизаветы занять британский трон, если бы не капризы мужа, шведы не знали. Зато в красках описали случившееся три года назад несчастье. Глупую гибель наследника.

— Послезавтра как раз годовщина, — шепнул Якоб, — так что не принимайте их грустный вид на свой счет. Они в эти дни друг с другом не разговаривают. Жена винит в несчастье мужа. Они со старшим сыном в тот день сильно поругались, и юноша вышел из дома сильно раздраженным. Но мы претендуем только на обед и на уединенную комнату для беседы о наших проблемах.