— Тогда чего он тянет? Вон, другие воеводы уже, сколько крепостей позанимали, почти все, что у нас поляки в свое время отхватили! Белую, считавшуюся неприступной, взяли! А он все еще из Москвы выползти не может! Осень скоро, дожди, как артиллерию потянет? И юг страны оголил. А ведь сам султан предупреждал Мишу, что со своеволием крымчаков совладать пока не в силах. Заплатят поляки и пойдут они на нас в набег, а у нас в гарнизонах дай бог, треть осталась!

— Не переживай, отправим по весне татарам богатые подарки, и пообещаем еще, если нападать не станут! Откупимся!

— А если поляки больше посулят?

— Откуда? У них сейчас одно дело — короля выбрать, это надолго! Так что им не до нас!

— Хорошо бы! Но не верится!

Так что попытки Михаила изменить планы войны ни к чему не привели. Шеин, после грозного приказа Михаила, 10 октября, наконец, выполз из Москвы и пополз по направлению к Вязьме. Зарядили дожди. Дороги размокли, пушки вязли, настроение у солдат падало. Так войны не выигрывают! Весь октябрь Шеин тащился до Вязьмы. Наконец дополз. К тому времени воевода Федор Сухотин взял Дорогобуж, лежащий на пути к Смоленску. Препятствий на пути к Смоленску не было. Причин задерживаться в Вязьме тоже, и армия Шеина поползла к Смоленску. Но осень 1632 года стала несчастливой для планов русского царя.

Начались неприятности с семьи друга Михаила. Он собирался отплыть из Ревеля, пользуясь теплой погодой и отсутствием льда на Болтике, собственноручно отвезти договор о союзе со Швецией против Польши в руки Густава-Адольфа, надеясь получить его подпись, что сделало бы союз действующим. Несмотря на уговоры Михаила не ездить в зиму, поберечь здоровье, отказался послать одного из дьяков Посольского приказа, убедив Михаила в том, что ему беседовать с королем будет проще. Но доехал только до Пскова. Остановился передохнуть и подождать Якоба Делагарди, который намеревался сам проводить князя до Ревельского порта, упростив и ускорив его путешествие, пользуясь своей властью наместника. Якоб прибыл быстро, и они уже собрались выезжать из Крома, как отряд был остановлен группой всадников на взмыленных конях, во главе которого Михаил с удивлением увидел своего зятя.

Спешились, зашли в помещение, где квартировал Михаил. Феодосий, явно взволнованный, протянул князю послание государя. Там был категорический приказ передать все свои полномочия своему зятю, с тем, что бы он ехал к шведской армии. Заодно побывал бы дома. Приписка внизу, сделанная рукой самого царя объясняла все.

«Умер экс Пфальцграф Фридрих V! Дай сыну возможность похоронить отца!»

Михаил предупредил Якоба, задержал отъезд, объяснил ситуацию. Тот понял. С интересом смотря на европейского принца, ставшего русским боярином, он предвкушал, как будет интересно королю увидеть беглого сына Фридриха. Против передачи дел не возражал. Так что выехали на следующий день утром. Якоб предложил Феодосию плыть до Гааги, или Роттердама, там встретиться с семьей, обнять мать. А потом с небольшим отрядом эскорта двигаясь по занятым Шведами немецким землям, достичь армии короля у городка Лютцен, недалеко от Лейпцига, где тот готовился дать сражение австрийцам, которые пытались преградить ему путь на Прагу и Вену. Победа в этой битве вынудила бы Габсбургов запросить мира, опасаясь полного разгрома.

Обратно Михаил приказал зятю не торопиться, дождаться весны и плыть в Ревель, ни в коем случае не ехать через Польшу, так как в условиях войны это было опасно. Отправив зятя под покровительством Делагарди, сам задержался в Пскове, навестил знакомую вдову Марьяну, вернее, уже счастливую супругу почтенного сотника Псковской дружины. Старший пасынок уже был в армии, под крылом отчима дослужился до десятника, младший был писцом в приказной палате Пскова. Младшие, дочь от первого мужа и два сына от второго еще сидели дома по малолетству. Так что все у его спасительницы было хорошо. В начале декабря Михаил вернулся в Москву. Узнал новости. Армия Шеина наконец-то доползла до Смоленска, и разбивала осадный лагерь. Но были и плохие новости. В начале ноября Владислава избрали на Польский трон, так что через пару месяцев, после коронации, можно было ждать его выступления на помощь Смоленску.

Но этим все неприятности не ограничились. В последних числах декабря в Москву неожиданно вернулся боярин Воеводин с неприятными вестями. Он, вопреки приказу Михаила, бросив свой эскорт ждать начала навигации по Балтике в Роттердаме, повторил путешествие князя по Европе. Срочно, под видом молодого французского дворянина, пытающегося завербоваться в наемники, с одним слугой, сыном Микки, проехал через пылающую Европу. Все ради того, что бы принести русским дурную весть: в сражении погиб Густав-Адольф. Фред даже не стал дожидаться тела отца, которое вез из Майнца его младший брат. Он срочно выехал к шведской армии, надеясь застать Акселя Оксешерна, который принял на себя командование армией и бремя регента Швеции. Ему удалось переговорить с вельможей и передать ему текст договора, но тот мог действовать только с согласия риксдага. И он ясно дал понять, что он лично не будет способствовать ратификации договора, так как именно он заключал перемирие с Польшей и был сторонником сохранить Польшу сильной, чтобы впоследствии посадить на трон шведа. Шансы были.

Он все же написал ответ царю, не упомянув о своих планах, просто сославшись на сложности с наследованием шведского престола. Брат Густава, Карл-Филипп 10 лет назад скончался, а его дочь еще очень мала. Так что договор с Россией они рассмотрят только после решения вопроса о престолонаследии.

Фред с трудом прорвался через бурлящую Польшу, добрался до крепости Белой, где его чуть не побили из-за европейского костюма, приняв за солдата польского короля. На его счастье Семен Прозоровский еще не выдвинулся на соединение с Шеиным. Он узнал зятя соседа, так как взял свою вотчину под свое управление, выставив из нее не оправдавшего доверие брата Ивана. Живя там в сезон охоты много общался с Воеводиным-Муромским. Так что Фреда согрели, накормили, дали несколько часов на отдых, переодели в теплую шубу и отправили в Москву, посчитав его вести очень важными. Новость о гибели шведского короля ставила под сомнение помощь шведской армии, на которую так надеялся Филарет. Надо было действовать гораздо быстрее, брать Смоленск, пока не очухались поляки, а Шеин топтался на месте. То жаловался на нехватку пороха, то людей, хотя к нему присоединились все свободные отряды, то на плохих артиллеристов, никак не способных пробить стену крепости. На заседании думы бояре, помнившие его оскорбительные речи на Соборе, ворчали и недоумевали. Михаил злился. Филарет защищал своего любимца, говоря, что надо дать ему время подвести подкоп под стены. Бояре, подавленные его авторитетом на заседаниях помалкивали, а между собой шептались в духе «Плохому танцору всегда широкие штаны мешают». Князь Михаил несколько раз пытался убедить государя сместить Шеина, выступить против отца, но тот не решался. Тем временем наступила весна. Наконец, в мае, удалось подвести подкоп под стену, но взрыв мало что дал. Шеин списал неудачу на нехватку пороха. Государь Михаил взбесился. Весь Кремль содрогался от его эпитетов горе-воеводе, при его очередном споре с Филаретом.

— Что он с порохом творит? Ест что ли его на завтрак, обед и ужин? Все зелье поставляем только ему, и никакого толка!

Вечером царь вызвал Михаила и попросил тайно расследовать, куда уходит порох. Поручать это разбойному приказу он не стал — тот был под полным влиянием Филарета. Но провести расследование до конца Михаилу не удалось. Стало не до него. На юг России обрушилась очередная беда.

Филарет затянул с посольством к Гиреям, не отправил откуп от набега, и царевич Мубарек, сын хана, получив щедрое подношение от поляков, напал большими силами на юг России, традиционно двигаясь по Муравскому и Изюмскому шляхам. Впереди крымчаков, пытаясь первыми захватить добычу, набег устроило 5000 войско запорожских казаков, разоривших Валуйки но отброшенных от Белгорода и устремившихся на запад, на подмогу Польше. Оголенные стараниями Шеина, с разрешения Филарета, южные крепости не могли оказать сопротивления татарам. Единственно, кто смог сопротивляться, это несколько крепостей, откуда Михаил Муромский не дал снять людей, не подчинился грозному приказу самого Филарета. Пытаться давить на фаворита сына Филарет не рискнул. Михаил и так уже набрался храбрости спорить с отцом. А за побратима разругался бы в пух и прах! Старел Филарет, так что сделал вид, что все в порядке и Шеину прямо заявил, что бы Муромского оставил в покое. Так что крепости Епифань, Михайлов, Данков, Лебедянь с ее Свято-Троицким монастырем, ново построенный Богородицк, а так же вотчина князя Михаила, Бобрики осаду выдержали. Набег застал Михаила в имении. Опытный в отражении набега князь собрал за стенами крестьян из окрестных деревень и всех помещиков в округе и пять дней отражал атаки татар, пока они не отхлынули, соблазняясь более легкой добычей. Но без последствий для семьи князя набег не обошелся. Отражая очередной приступ, татарской стрелой был убит старший сын, крестник государя, Михаил. Татары докатились до Коломны и Серпухова. Этот набег вызвал массовый уход народа из армии Шеина. Просиживать штаны в осаде, которая велась кое-как, в то время, как их семьи угоняли в полон татары, не хотел никто. Их даже не останавливали грозные приказы из Москвы. Задержав большую группу дезертиров, числом более 2000 человек, князь Михаил повел их через уже разоренные татарами земли Курска и Белгорода в низовья Дона, разорять ногайские и татарские степные улусы. Так что Мубарек был вынужден прекратить набег и повернуть назад.