Опасность от Москвы отвели, но Шеину это не помогло. Воспользовавшись затянувшейся осадой, в августе к Смоленску подошли поляки. Теперь Шеину пришлось не осаждать город, но отбиваться от войск Владислава и вылазок осажденных. Царь Михаил уже не слушая отца, который постоянно хворал, слал одного гонца за другим, требуя от Шеина, пока дороги не развезло осенними дождями, снимать осаду и отступать к Москве, к свежим силам Пожарского и Черкасского, с тем, что бы заманить Владислава в засаду, как и задумывалось раньше. Однако Шеин продолжал вяло трепыхаться, оставляя одну позицию за другой, вместо быстрого, дружного отступления, которое должно было заманить молодого короля в засаду. Видимо, слушал советы иностранных командиров, не всегда честные. Курьеров задерживал, обратно не отправлял.

В конце октября все войско Шеина само оказалось в осаде. Поляки перерезали последнюю дорогу на Москву. Прозоровский и шотландец Лесли требовали от Шеина бросить тяжелые пушки и налегке прорываться к своим. Тот отказался. Тогда стали разбегаться наемники, соблазненные более щедрыми посулами поляков. Прозоровский на свой страх и риск отправил послание государю. Михаил был в ярости. Все планы летели в тартарары из-за старого упрямца. Только защитить Шеина было уже некому. В начале октября тихо скончался патриарх. Главными помощниками Михаила стали Федор Шереметьев и князь Воеводин-Муромский.

— Миша, что делать? Погубит старый дурак войско. Отступать надо, черт с ними, с пушками! Разбили бы Владислава, заставили бы их вернуть! Что делать? Дорога перерезана, войско голодает, а он сиднем сидит и чего-то ждет! И не послать никого сменить! Не пробьются. Конфузия почище, чем у покойного Густава-Адольфа под Псковом!

— Хуже. Там в общем-то диверсия была, Густав в том поражении на прямую не повинен. А тут одна дурость и, честно, корысть! Не хотел тебя после смерти отца огорчать. Продавали наш порох. В Европе он сейчас дорог, война. Покупали его и венгры и австрийцы и шведы и полякии даже татары. Вот список посредников. В том числе и из наемников! Из офицеров!

— Шеин знал⁇

— Прямых улик нет, но, так сказать, не препятствовал!

— Козел старый! Пусть только выберется, зашлю так далеко, что бы до места службы не доехал, сдох по дороге! Надо его сместить. Только не пошлешь никого, через кольцо польское не прорваться! Что делать?!

— Миша, давай я попробую. Отведу глаза полякам, прорвусь. Посмотрю своими глазами, что творится у Шеина.

— Миша, нельзя же тебе, опять легкие застудишь!

— Не успею. Только снабди меня письмами, и указом, с соответствующими полномочиями. Попробую вывести войско к отрядам Пожарского и Черкасского. Что они, зря столько времени ждут, что ли?

— Миша, а если их на прорыв к Шеину кинуть? Может, поможет?

— Их сколько? 10 000 всего. А у Владислава более 20. Погубим полки. Кто дорогу Владиславу на Москву преградит? Они сейчас на хороших позициях, подготовленных для обороны, стоят. Так что от более многочисленного войска отобьются!

— Хорошо, спасибо, Миша за предложение! Дай сутки на раздумья, посовещаюсь с более опытными вояками, с Шереметьевым и тем же Пожарским. Потом решу. Опасаюсь за тебя, брат!

На следующий день Михаил получил приказ государя сменить Шеина. Все воеводы признали, что старый вояка неспособен возглавлять войско. Надеялись на Михаила и его дар. Дар помог, через польские войска проехал с малым эскортом свободно. Но, как оказалось, главная для него опасность была не в поляках!

Как только он вынырнул со своим небольшим эскортом в пределах оборонительных укреплений лагеря Шеина, Михаил понял, что все их планы летят ко всем чертям. Лагерь больше напоминал цыганский табор, а не расположение армии. Пожалуй, в таборе было даже больше порядка. Воинские части располагались хаотично, только двое расположений радовали глаз ровными рядами палаток. Остальные ставили шатры вразнобой, так что понять, где заканчивается одна часть, и начинается другая было невозможно. На загаженном снегу копошились солдаты, кашевары пытались изобразить хоть что-то съедобное из скудных запасов, и над всем лагерем витала такая безнадежность, такое отчаяние. Солдаты не верили в возможность победы, не хотели воевать, только выжить. Воеводам не верили. Эмпату-чародею это стало ясно с первых секунд пребывания в этом месте. Напрасными были все, привезенные им с собой, указы. Они опоздали как минимум на месяц, а то и больше. Этих людей не поднимешь на прорыв. Не увлечешь возможностью скорого разгрома врага. Надо срочно придумывать новый план. Самому, собрать всех более-менее держащих в своих руках воевод. Уговорить идти на прорыв, объяснить, что их ждут, что свежие силы совсем рядом, им помогут!

— Михаил! — послышался удивленный возглас, — князь! Какими судьбами!

— Обещал государю, что проберусь к вам и постараюсь помочь! Вот, пробрался, только как помочь просто не знаю. Полная безнадежность! Князь Прозоровский, Семен, давай пройдем куда-нибудь в укрытие, поговорим без посторонних глаз! Не надо до времени раскрывать мое присутствие.

— Пошли в мой шатер. Только я приглашу одного шотландца. Надежный человек. Вместе и обдумаем ситуацию!

— Воинов моих размести. Устали ребята.

— Размещу. Пошли.

Прошли в шатер князя Семена. Он стоял посреди тех самых, выстроенных по порядку палаток. Прозоровский крикнул вестового и приказал разместить солдат из эскорта Муромского. Расположились в шатре князя. Семен выставил скудное угощение. Продуктов в лагере было мало.

— Плохо все, Михаил! Опоздал ты как минимум на два месяца. Шеин слишком доверился европейцам. Слушал только их советы. Вот и довел армию до ручки.

— Раньше не получилось. Филарет только в конце октября скончался, Михаилу руки развязал. К Шеину у него до последнего часа доверие было. Даже несмотря на явные промахи в осаде. Михаил только-только спорить с ним стал, а то возьми и заболей. Тут уже не до споров стало. Боялся Государь отца до смерти довести. Вот, похоронили, сразу меня снарядил.

— Михаил, честно. Опоздали мы. Армия деморализована, большая часть людей дезертировала в момент набега Мубарека. Ошибки командования тоже сказываются. Шеиным вертят иностранцы. Он считает их истиной в последней инстанции, свято верит их суждениям. Я, конечно, могу поднять на прорыв мой полк, вернее, то, что от него осталось. Ну, Лесли еще поднимет свой, у него порядок. Остальные солдат распустили, так что их полки просто сброд! Но такими силами нам даже не увести Владислава за собой. Шеин-то так и будет сиднем сидеть. Не сдвинешь его. Заканчивать войну надо. Пока можно хотя бы те наши крепости, что взять обратно сумели, по договору вернуть. И надо известить Москву, что бы больше обозов нам не слали. Все равно все полякам достается! Сам видел. Шеину все равно один путь — капитуляция. Так что все твои полномочия ни к чему. Не бери командование! Пусть лучше Шеин позора по полной хлебнет. Заслужил. А ты нет. Уезжай обратно, князь. Доложи Государю. К ни го ед. нет

— Государю голубей пошлем у меня шесть штук. Трое царских и трое своих. Понимаю, зима, бескормица, но хоть кто-то долетит. А я попробую тряхнуть стариной. Хоть и зарекался больше не пробовать, но рискну. Поеду вместе с Шеиным на переговоры, возьму под контроль Владислава. Может, хоть капитулировать удастся с честью, знамена сохранить, оружие, часть пушек. И людей вывести. Не отдать в полон. Этот старый дурак их всех сдаст.

— Что же, может и выйдет у тебя. Помню переговоры об обмене Филарета. Тогда надо тебе Шеину представиться. Только квартировать будешь у меня. Не верю я его окружению. Явно предатели имеются.

Тут отмер присутствующий при разговоре шотландец Лесли.

— Простите, господа, я не понял, все-таки русским владею еще плохо. Как присутствие князя Михаила может повлиять на польского короля?

Михаил извинился перед Прозоровским и заговорил по-английски.

— Капитан Лесли, что бы не ввергнуть вас в панику, позвольте спросить, как вы относитесь к магам? Как все жители Европы, то есть со страхои и ненавистью, иди спокойно?