За шесть месяцев до осени 1629 года, от рождества Христова. (7137 год от сотворения мира.) Западная Европа. Соединенные провинции. (современная Голландия) Гаага.

— Нет, Хайнрих, никаких возражений я не приму! — орал Фридрих V, бывший курфюрст Пфальца, экс король Чехии и Богемии, пробывший королем одну зиму, потерпевший сокрушительное поражение от императора Священной Римской империи Фердинанда II в битве на Белой горе, и лишенный своих титулов и курфюршества императорским указом. Сейчас он пребывал в изгнании на Территории Соединенных провинций, не поддержавших его авантюру против императора. Твердый протестант надеялся на поддержку единоверцев и тестя, короля Англии Джеймса I, и не получивший ее ниоткуда. Может быть, будь он более стойким, не сдавшись сразу и бежав с поля боя при первой неудаче, его бы и поддержали, Но, увы! Ударился в панику, собрал вещи, семью, и бежал из Праги, заслужив прозвище «Зимний король». Потом разозленный император вступил в его Пфальц, и несостоявшийся король вынужден был бежать в протестантские Соединенные провинции, еще не получившие названия Голландия.

Стремлением всей его жизни было обеспечить корону своей жене, дочери Якова Первого, Английского, Елизавете Стюарт. Он считал, что она заслуживает большего, чем роль жены крошечного курфюршества. Хотя она вышла за него по любви, зная о его скромном титуле. Отсюда и все его авантюры, закончившиеся изгнанием и лишением даже того малого, что он имел. И теперь, живя на чужой земле из милости, он судорожно искал способ дать своей жене более достойное существование.

Сейчас такая возможность появилась, но он столкнулся с упорным сопротивлением старшего сына, наследника утерянного Пфальца, Генриха-Фредерика. Пятнадцатилетний юноша, взявший внешность от считавшегося красавцем отца, к, сожалению, обладал и его же упрямством. Поэтому в данной ситуации коса нашла на камень. Отец требовал невозможного. Красивый молодой человек понравился капризной и авторитарной дочери Катарины Бельгики, вдовы герцога Ханау-Мюцеберг, приходившейся родной сестрой матери Фридриха, Луизе Юлиане. Именно благодаря родству с домом Оранских беглый курфюрст и получил убежище в Гааге.

Некрасивая, с лошадиной физиономией, капризная, Катарина Юлиана, браковала всех женихов подряд. Ее уже отчаялись выдать замуж, хотя ее старшая сестра уже несколько лет была счастлива в браке. И тут ей приглянулся смазливый юнец, младше ее на 10 лет! Мать была счастлива сбыть сокровище с рук, даже за, фактически, нищего, бездомного аристократа. Давала в своем крошечном герцогстве неплохой замок с угодьями, отрывая его от и так небольшого наследства сына. Таким образом, семейство Фридриха обретало собственную крышу над головой, и могло жить не из милости властей Соединенных провинций, а в своем доме. Всего-то следовало жениться на капризной старой деве. Но 15-летний юнец разрушил все планы. Он категорически жениться не желал. И пригрозить ему было нечем. Что мог отец? Пригрозить лишить звания наследника? Так наследовать было нечего. Заключить в темницу? И темницы не было! Проклясть, так брак со старой уродиной, обладающей отменным здоровьем, и непереносимым характером, страшнее! Так что скромное жилище бывшего курфюрста уже неделю сотрясалось от скандала!

— Почему я должен объяснять тебе простые вещи! Мы обязаны дать твоей матери достойное существование! Она дочь короля! Доверившая свою жизнь мне, несмотря на мое скромное положение.

— Вот ты и обеспечивал бы. Ты решил прихватить корону, разругался с императором, продул битву, которую многие считают, мог выиграть, если бы проявил чуть больше стойкости. Лишился своего и нашего, кстати, родового гнезда, а исправлять должен я? Женившись на пугале на 10 лет меня старше! С дурным характером и лошадиной физиономией? К тому же моей теткой!.За что? За твои, отец, ошибки?

— Мы семья! Мы должны обеспечить твоей матери достойное существование!

— Ты, ты потерял, ты и обеспечивай! Причем здесь я? Ты меня и так лишил всего. Имени, наследства, жилья! Хочешь лишить последнего, свободы?

— Надо чем-то жертвовать ради семьи!

— Вот и жертвуй! Гордостью! Кинься в ноги императору, признай ошибки, проси простить, вернуть Пфальц! Я уверен, он ждет именно этого! Нет, нам гордость не позволяет! А жертвовать сыном, ради никчемного куска земли и развалины, именующейся замком, пожалуйста! Мое последнее слово — нет!

— Ты понимаешь, что мы живем в этом городе только благодаря тому, что я внук Вильгельма Оранского! А мать этой девицы его дочь! Захоти она, и нас выкинут отсюда! Куда мы пойдем?

— Твоя мать, наша бабушка, тоже дочка Вильгельма. Так что не выкинут!

— Значит так. Три дня на размышления. Или ты женишься, или я выгоняю тебя из семьи. Объявлю внезапно умершим! Катался на лодке и утонул! Вода холодная, не выплыл. Понял? Я не стану рисковать последним убежищем ради мальчишки, не желающего помочь матери! Скажу, был согласен, хотели уже приехать, и вот, утонул! Несчастье!

— То есть, вы мне советуете утопиться, что бы избежать брака? Я запомню. И возьму на вооружение, — последовала последняя угроза сына. Он хлопнул дверью и вылетел вон.

Генрих-Фредерик имел свои планы на жизнь. Он планировал получить хорошее образование, поступить в недавно основанный Лейденский университет, а потом уже решить — чему посвятить себя, военной карьере, или государственной, попытаться получить обратно Пфальц, даже ценой смены вероисповедания, для отвода глаз. Его восхищала фраза короля Франции, Генриха IV — «Париж стоит мессы»! Он тоже считал, что ради освобождения родного Пфальца можно и веру на время сменить, а потом, когда Габсбургам станет не до Пфальца, стать обратно кальвинистом. Он свободно говорил на трех языках, причем, все были ему почти родные. В Пфальце, расположенном между Францией и Германскими княжествами, в ходу были, как французский, так и немецкий, ему специально наняли двух нянек, француженку и немку. К шести годам он уже свободно говорил на обоих языках.

Потом, после потери Пфальца, его воспитанием занималась мать — англичанка, точнее, шотландка с чисто английским воспитанием. Но, что бы дети не забывали родные языки, родители наняли преподавателей, как немцев, так и французов. Так что писать и читать он умел на всех трех языках. И на голландском. Ну, и конечно, обязательная в Европе латынь. Потом, будучи уже старше, он решил изучить итальянский, мечтая посетить Италию. В Лейденском университете он хотел изучить поглубже математику и историю, делая упор на историю знаменитых войн. Конечно, основы он знал, и алгебру, и геометрию, но для стратега была важна и тригонометрия. У него уже подобралась компания друзей, которые ждали только минимального возраста для поступления — 15-ти лет. А наиболее близкий друг, Вильгельм Фредерик, Вилли, из Оранского дома, внучатый племянник Вильгельма Оранского, внук его младшего брата, старше Генриха Фредерика на год, даже перенес поездку в Лейден, что бы поступить вместе.

Сейчас, выскочив из дома, который они занимали в Гааге, Фредди, как его обычно звали друзья, брел по улице, решая, что ему делать. Запланированное поступление в университет становилось невозможным. Подслушанный разговор матери с отцом полностью перечеркивал его планы. Мать убеждала отца отстать от сына, дать ему жить своей жизнью, и не заставлять брать в жены свою двоюродную тетку, старше него. Отец упрямо стоял на своем.

— «Так же, как при сражении на Белой горе! Мать убеждала его, что не все потеряно, надо к утру перегруппировать свои силы и нанести удар по имперцам, не ожидающим действий от разбитых чехов. Отец не слушал, твердил, что все пропало и надо бежать, пока их не схватили».

Фредди было уже шесть, и он прекрасно все понимал. Потом, став старше, он пересмотрел план сражения и понял, что да, шанс был, но отец предпочел бегство и потерю всего! Так и сейчас, в ответ на уверения матери, что им не нужен никакой замок тем более, ценой счастья старшего сына, отец упорствовал и заявлял, что если Хайнрих не пойдет в храм добровольно, то он его или напоит, или подольет восточного снадобья, временно лишающего человека всякого соображения. И отдаст приказ оттащить в храм в бессознательном состоянии. Все, тупик. Из дома надо бежать. Иного выхода нет.