Фред поспал около двух часов, потом его разбудил уже не Ванька, а Микки, принес нарядный кафтан, парчовый, отделанный соболями, по европейским меркам, цены неописуемой, к нему шапку из той же материи, панталоны бархатные. Как пояснил Микки на Руси порты, как здесь назывались и панталоны и бриджи, из парчи не любили — сидеть неудобно. Фред понял, вспомнив недавнюю моду в Европе на пышные, буфами именно парчовые штаны. Хвала создателю, с началом войны эта мода ушла в прошлое. И опять сапоги, в этот раз красные, и на каблучке. В Европе на каблуке были мужские туфли, так что это в новинку Фреду не было. Опоясали поясом с саблей, которой он так и не научился пользоваться. На плечи в этот раз ничего не накинули. Микки объяснил, что кафтан теплый, на собольем меху, а не на горностае, который считался «летним мехом» и не грел. А королевские мантии шили из него только из-за легкости и белизны, так как горностай очень быстро стирался, и вообще в России считался бросовым мехом, вроде кролика. Его и добывали только для продажи с Европу, на мантии. И остатками, или браком подшивали летние кафтаны. То, что кролик, это бросовый мех, Фреда удивило, в Европе им подбивали и плащи, и утепленные дублеты.

— Что вы, Фред, какой русский дворянин наденет кролика, Им даже купцы приличные брезгуют. Только совсем уж голытьба. Заяц и то приличнее, его используют для детей. Все равно быстро вырастают, рвут, пачкают, особенно мальчишки. Вот им и шьют с заячьей подкладкой, или нагольные, когда сверху шкура. И еще, небогатые дворяне заячью шубу покрывают дорогой тканью и пришивают соболий воротник, манжеты и опушку, как будто шуба вся на соболях. Крестьяне зайца тоже уважают, что побогаче. Я все удивлялся, почему хозяин высмеивал польских панов, у которых заячьи шубы покрыты дорогой парчой, пока не увидел его настоящие шубы, полностью на соболях. Тогда и понял отличие.

Фред задумался, вспомнив свою одежду, купленную Джоном по пути из Архангельска. Он-то считал ее богатой и роскошной, она была на зайцах! А оказалось, над такой здесь камердинеры смеются! Так, рассуждая о сословных различиях в России, он и вошел в трапезную. Народу поубавилось, но их с Микки передвинули дальше, ближе к молодежи, чем Микки был почему-то крайне недоволен. Фред же оценил. В результате смены места он оказался прямо напротив Насти, просто глаза в глаза, к крайнему неудовольствию молодого Прозоровского, который раньше на этом месте сидел. Даже пытался протестовать, но его успокоили слуги. Микки перевел, что Прозоровскому пригрозили отсылкой домой — его отца царь выгнал, так что пусть скажет спасибо, что за стол пустили. Поэтому и отсадили подальше, что бы глаза государю не мозолил!

Обед в этот раз был роскошен, но не так обилен, как прошлый. Много рыбы, много заедок, основное блюдо — птица, те гуси и утки, что набили на соколиной охоте. И два жидких блюда — уха, тройная, царская, густая и насыщенная, в которой плавали куски осетра, и его разновидности — стерляди, ценимой при русском дворе больше, за утонченный вкус. Хотя Для Фреда разницы большой не было. Но уха была красивой, прозрачной, с янтарными блестками жира. И странный суп ярко-красного цвета, вроде уже попробованных им щей, только, как Микки объяснил, с добавлением свеклы, или бурака по Южно-Русски, которая придавала супу цвет и кисло-сладкий привкус. Как всегда, до пирогов добрались только единичные гости. Вообще, кухня русская была проще, чем европейская, без замысловатых блюд, соусов и обилия приправ, но вкуснее. Видимо, из-за свежести продуктов. Свежими продукты позволяли сохранять ледники, погреба, забитые зимой льдом, который не таял до конца лета. А Европе лед сохранялся в лучшем случае до марта. В этот раз Фред с нетерпением дожидался конца обеда, предвкушая обещанный урок чародейства. Наконец, отзвучали все положенные здравицы. Государь поднялся, его проводили в покои, отдыхать. Фред вышел из трапезной, и стал ждать Настю. Она вышла быстро, и повела его на второй этаж, а потом по коридорам терема с многочисленными поворотами.

— И почему не сделать коридор прямым? — пробормотал Фред, вроде про себя, но Настя услышала.

— Из-за сквозняков. Они выдувают тепло, а потом, сквозняк может раздуть пламя, и огонь быстро охватит все строение. А так, если загорится в одной комнате, жильцы других могут успеть выйти, и постараться потушить пожар! Все последний поворот, пришли.

Но за этим поворотом их ожидал неприятный сюрприз! Из-за очередного угла вывернулся молодой Прозоровский. Не обращая на Фреда внимания, он плотоядно улыбнулся при виде Насти, и протянул:

— Какая встреча, княжна! Вы так торопитесь прямо в мои объятия?

— Уйди с дороги, дурак — фыркнула Анастасия — мой отец, по-моему ясно, объяснил твоему, что надеяться на какой-то союз нечего. Ты мне не нравишься, ты почти не одарен, и совершенно мне не подходишь!

— А если я тебя сейчас зажму в угол, куда денешься? Или надеешься, что учителишка, нацепивший сабельку тебя защитит?

Фред понимал только отдельные слова, но общий смысл разговора ему был понятен. Насте этот тип неприятен, его он в расчет не принимает, и наглеет. Он шагнул вперед.

— Приставать к девушке в темном углу, после того, как она тебя отвергла, может либо дурак, либо подонок. Так что вам лучше уйти с дороги. Настя, переведи, пожалуйста!

Настя перевела автоматически, и только потом осознала, что по европейским меркам это был формальный вызов. Она попыталась что-то сказать, смягчить сказанное, но Прозоровский шагнул вперед и потянул саблю из ножен.

— Не тебе, щенок безродный меня манерам учить! — прорычал он.

Фред быстро прокручивал ситуацию в голове. Он прекрасно владел шпагой, и на его счету уже было две дуэли, тайные, так как в Провинциях они были под запретом. Так что убивать на них не убивали, но ранить было обязательно — они шли «до первой крови». Убивать было нельзя, это могло обернуться виселицей для участников. Но сейчас драться придется незнакомым оружием. Он, конечно, пару раз доставал саблю, прикидывал, как ей фехтовать, и понял, что ей в основном рубят. Хотя, колющий удар вполне можно нанести. Шпага тоже было колюще-рубящим оружием. Рапира — только колющим. Но рубящие удары шпагой наносились обычно в настоящем бою, в дуэлях считались подлыми. Но им учили. Смущала и изогнутая форма оружия. Но, в общем, он был вполне уверен. И тут, в голове у него неожиданно ясно появилось:

— «Вряд ли мальчишка владеет саблей, нацепил для красоты, но убивать нельзя, выгонят, и больше здесь не появиться. Надо опозорить, прогнать. Женщины любят победителей»!

Фред уверенно отодвинул Настю к стене, и шагнул вперед, тоже вытаскивая саблю.

Она как-то удобно лежала в руке. Прозоровский грозно замахнулся, пытаясь испугать соперника, но тот не отступил, и его грозный замах был встречен сталью, твердо лежащей в не менее твердой руке. Пришлось отступить. Вновь замах, и вновь столкновение клинков, только теперь Фред на просто отводил клинок, он по нему ударил. Судя по гримасе противника, удачно. Рука у того должна была порядочно онеметь. Финт, непривычный для боя на саблях, удар по оружию противника, и сабля Прозоровского полетела на пол. Фред наступил на нее ногой, приставив кончик лезвия к шее задиры.

— Извинись перед дамой, и тогда дам уйти, — на ломаном русском выговорил Фред.

В тот же момент раздались хлопки в ладоши. И в коридоре появилось новое действующее лицо. Даже лица. Князь Михаил с двумя сыновьями. Который наблюдал за короткой схваткой, готовый вмешаться в любой момент.

— Ну что, сударь, не на того напал? — с ехидством спросил он Прозоровского — это тебе не двенадцатилетних мальчишек гонять? Попал на умеющего фехтовать и сдулся. Фред, отпусти эту скотину — обратился он в победителю по английски, — конечно, хорошо бы его прирезать, что бы больше не мешался, но слишком много потом хлопот будет. Пусть к папочке катиться! А вы убедились в пользе умения фехтовать? Человек впервые в жизни саблю в руки взял, и вот, результат. А все потому, что в Европе дворян фехтовать учить начинают, раньше, чем на горшок ходить. Они еще в платьицах бегают, да, у нас в рубашонках, а у них в платьях, что бы штаны постоянно не мочили, а детскую шпагу уже в руках держат. Их там так и различают — в руках шпага, или меч — мальчик, кукла — девочка. Так что я попрошу Фреда вас учить еще и фехтованию. Он это сумеет лучше меня. Он-то лет четырнадцать этому учился, а я три месяца, на корабле и все! И вас, сударь забияка, что бы через полчаса в усадьбе не было, а через два часа на моей земле. Поймаю…