Алима задумалась.

— Нравиться, — улыбнулась она.

— Вот, а что бы муж любил, надо, что бы ты к нему пришла нетронутой, чистой. И имя тебе надо придумать христианское. — Михаил задумался. — Нашел! Алима значит, мудрая, тогда будешь Софией. Это тоже значит мудрость. Нравится?

— Непривычно, но у нас есть имя Сафия, похоже, правда? А вы моего брата не обидите?

— Не обижу. Если глупостей делать не станет. Значит так, пока одежду, подходящую для плавания не купили, ты из каюты не выходи. Я поговорю с капитаном, может, зайдем в порт на Греческих островах, а то до Венеции далеко плыть! Так что пока заворачивайся в одеяло и спи. Это первое правило против морской болезни. А я пойду, поговорю с твоим братом.

Михаил вышел, закрыл каюту на ключ, все-таки слишком много кругом матросов молодых, от греха подальше! Прошел к чулану, куда заперли парня. Открыл. Мальчишка сидел на бухте каната, сжавшись в комок, и, видно не ждал ничего хорошего. Увидев Михаила вздрогнул, и, кажется, сжался еще сильнее.

— Тебя Ахмет зовут? — спросил Михаил, что бы начать с чего-то разговор.

— Мальчишка молча кивнул.

— По-русски понимаешь, значит, как и сестра?

Опять кивок.

— Говорить-то можешь, или тебе отрезать части тела начали с языка?

— Могу, но зачем?

— Вроде нормальные люди друг с другом говорят.

— Мне нормальные с тех пор, как на отцовский аул напали не встречались.

— Верю. Одежды, как я понимаю, у тебя кроме этой тряпки на бедрах нет.

— Нет.

— А лет тебе сколько?

— 10, через месяц исполнится.

— Ты сказал, что аул отцовский, значит, он там главным был?

— Да, он был князем. У него еще два аула было. Только болезнь у нас приключилась. В нашем ауле уже стихла, а в соседних самый разгар. Отец туда поехал, мать повез. Она лечить травами умела, многим помогла. А на нас сосед напал. Он к сестре сватался, не к Алиме, самой старшей, отец отказал. Очень злой характер у того был. Сосед обиду затаил, и напал. А сестра его любила. Она ему дверь башни и открыла. Он ее увез, башню разграбил, нас захватил. Алима успела двух младших братьев на чердаке спрятать. У Сауле ума хватило про тайник не говорить. Наоборот, попросила башню не жечь, наследство прадедов. Он, видно ее любил, согласился, только сакли пожег. И нас увез. Потом обоих вместе продал. Туркам.

Мальчишка замолчал. Видно, вспоминал весь прошлый ужас. Потом поднял взгляд на Михаила. Расхрабрился.

— А я вам зачем?

— В общем-то, незачем, сестра твоя попросила, сказала, тебя оскопить хотят. Пожалел. Давай договоримся. Ты глупостей не делаешь, бежать не пытаешься, обещание даешь. Тогда я с тебя все железо сниму, и к сестре жить на время плавания пристрою. Там у меня две комнаты, сам в одной помещусь, вы в другой.

— А что, вам Алима не нравится? Вы разве не с ней спать будете?

— Я, как ты понял, русский. У нас не принято с детьми спать и больше одной жены сразу иметь. А моя жена меня дома ждет. Так что интереса к твоей сестре у меня нет. Доберемся до России, в учение отдам, письму, чтению, арифметике, потом к делу приставлю, сам выберешь, что понравится.

— И воином можно?

— Можно и воином. Только креститься придется. Не испугаешься веру сменить?

— У меня мать православная! И отец не настаивал, что бы она веру сменила! Она всегда говорила, бог един, а как его называют — Аллах, или Христос, то только от людей зависит и сущности его божественной не меняет!

— Вот и молодец. Ахмет как я помню, означает благословленный. Значит, будешь Венедиктом, Веней. То же значение. Пойду, поговорю с капитаном. Есть ли возможность цепи сбить. Но сначала поклянись мне ну, хоть именем Аллаха, что бежать пытаться не будешь. Все равно до дома не доберешься. Поймают. Без семьи, без защиты снова рабом станешь. А что с красивыми мальчиками в рабстве делают, уже понял. Лучший выход — это в янычары. Так как?

— Обещаю. Клянусь не сбегать, — вздохнув обещал мальчишка.

— Вот и молодец.

Михаил был спокоен. Он просканировал парня. Он обещал честно. Очень устал, сил сопротивляться судьбе у него уже не было. Так что обещание дал от чистого сердца.

Через два часа накормленные, успокоенные брат с сестрой уже крепко спали под одним одеялом, «валетиком», во второй комнате каюты Михаила. Самому ему пришлось довольствоваться койкой своего слуги, а самому Антошке, сыну десятника Дениса Федосьева, — одеялом и ковриком на полу. Голландский корабль продолжал свое плавание.

Плыли спокойно. Турков останавливал турецкий вымпел, Итальянских и французских пиратов — два военных турецких корабля. Капитан проникся проблемой пассажира и согласился сделать незапланированную остановку на одном из греческих островов. Там купили более приличную одежду для Алимы-Софии и ее брата, который, по размышлению, попросил звать его не Венедиктом, а Ярославом. Так его иногда называла мать. Михаил ничего против не имел. Но ему казалось, что воинственный мальчишка просто предпочел более воинственное имя.

Там же, на греческом острове разжились и служанкой для девицы. Изнеженная Алима совсем не умела ни стирать, ни убирать. Ее сразу наметили в фаворитки, и в отличие от других девушек учили в основном танцам, музыке и темам для возвышенных бесед. Поэтому за пять дней в каюте образовался порядочный беспорядок, а ее ночную вазу кривясь и ругаясь выносил ее брат, сообразив, что выпускать девицу на палубу, где сновали соскучившиеся по семьям матросы, было неразумно. Так что Михаил присмотрел более взрослую, но совсем некрасивую девицу, которую продавал ее отец, явление у греков нередкое. Девушка напомнила ему чем-то Агафью. Такая же атлетически сложенная, с резкими чертами лица, но грустная и покорная своей участи. Михаил выяснил, что она старшая в семье из 4-х дочерей, и родители, отчаявшись выдать ее замуж не придумали ничего лучшего, чем продать дочь, и тем самым найти деньги на приданое младшим. Но просчитались. Никто за здоровенную девицу цены не давал. Поэтому ее радостно уступили Михаилу. Тот, выяснив, что девица православная, крещеная, и последнее время тянула на себе все домашнее хозяйство родителей, отдал папаше требуемую сумму не торгуясь, тут же, на рынке, у какого-то законника освободил девицу и заключил с ней договор найма на пять лет, положив жалование в пол деньги в месяц на всем готовом.

Девушка была неглупа, сразу сообразила свою выгоду, а, главное избавление от угрозы быть снова проданной, как грозился чадолюбивый папаша, в портовый бордель, так как, по его словам, только моряк мог клюнуть на такую уродину. Сама она была набожна и мечтала о монастырской келье. Узнав, что она едет в православную страну, ожила, и с рвением приступила к своим обязанностям. Через день каюта блистала чистотой, белье путешественников, и самого Михаила сияло белизной, короче, все бытовые проблемы были решены. И имя менять не пришлось. Звалась гречанка Агриппиной. Подходящее имя для православной.

Так что в Венецию заходили при полном порядке. И матросики быстро потеряли к девице интерес, получив пару раз и по шее, и по местам похуже, здоровенной девичьей ручищей за невинный шлепок по заду. В Венеции загрузили драгоценный груз — три зеркала в пол. В подарок. Царице, жене и дочери на радость. И еще Михаил купил всем по ручному зеркальцу, они достались не только семье, но и двум девицам, плывущим вместе с ним. И набор стекол для очередных палат в Кремле, для Михаила. Тем более, что перевозка до Новгорода ничего не стоила и была оплачена из султанской казны. После того, как судно обогнуло Сицилию, Михаил имел серьезную беседу со всеми тремя. Особенно с двумя молодыми мусульманами. Предупредил, что ближайшую неделю они поплывут в зоне действия испанского флота. Слава испанской инквизиции была известна далеко за пределами страны. Поэтому им следовало принять меры. И при возможной проверки судна четко говорить, что они русские, дети князя Прозоровского (первая фамилия, пришедшая на ум Михаилу), крещеные, были увезены в Турцию после набега татар на их имение, а русский посол их нашел по просьбе отца, и выкупил. И выдал им два православных крестика, наказав носить не снимая. Показал крестное знамение, кстати, им известное, видели, как мать крестилась. И не зря. На траверзе Гибралтара к ним подошла испанская галера. Проверили документы у капитана, узнали, что он везет очень высокопоставленную персону, посла Московии к Турецкому султану, возвращающегося после выполнения своей миссии на родину. Испанский офицер высказал пожелание переговорить с господином послом. Господин посол подумал и согласился. Принял испанца в своей каюте, сидя, на напыщенное приветствие еле кивнул, объяснялись на французском. Офицера сначала поразило обращение к послу «ваша светлость», применительно к герцогскому титулу. А добило указание на действительный титул посла — князь. То есть, в переводе — принц. Но господин посол скромно пояснил, что его семья очень дальние родичи московских царей, хотя и восходят корнями к одному общему предку. Так что они скорее должны в Европе именоваться герцогами. На вопрос о вымпеле султана на мачте просто объяснил, что это означает, что судно под его личной защитой, и, если господин офицер уверит его, что дальнейшее плавание абсолютно безопасно от танжерских пиратов, то он тут же прикажет его спустить. А если не может, тогда, извините. Полагаться на волю провидения он не намерен, так как везет важное послание для своего правителя. Почему он выбрал судно с протестантским капитаном, то, простите, для православного человека, коим он является, и протестанты и католики равно числятся басурманами, то есть еретиками. Может, чуть лучше магометан.