Черви-водоросли хватают руку Эдвина, тот орет, а его плоть слезает с костей, шипя и чернея.

Гибкое водяное щупальце толщиной с три пальца обхватывает Гримфельда, тут же наполняется до объема человеческого бедра, и доспех вместе с ревущим от бешенства вермиалистом просто швыряет в сторону как котенка. Тот пробивает собой стену того убежища, в которое я залетел. Гримфельду надо время, чтобы встать. Нельзя дать ему это время.

Краем глаза замечаю, как орущий от боли Эдвин своим мечом отрубает по плечо свою же изуродованную руку. Падает на пол, прижимает уцелевшую ладонь к страшной ране и начинает ее залечивать.

Замечаю и нового персонажа. В коридоре, метрах в десяти от нас, стоит мужчина. Кожаный камзол, темно-синяя треуголка, открытое злое лицо, ворох ярко-рыжих буйных кудрей. Я его впервые вижу, но мне он кажется знакомым.

А мерзкая червивая дрянь успела встать. Он уже облокотился на остатки стен. Радует, что ворох синих червей сильно пострадал.

Волшебник в синей треуголке выбрасывает перед собой руки, и прямо из ладоней меньше чем за секунду формируется шар воды, порядка двух метров в поперечнике. За миг вода сжимается до размеров головы, приобретая зловещее зелёное свечение. Волшебник посылает сжатую воду в Гримфельда, и того сносит куда-то ещё глубже, и ещё секунд пять слышится лишь грохот рушащихся стен.

— Сможете его задержать? – голос волшебника безмятежен, будто с такими он каждый день спаррингуется. Хотя лицо выдает ярость. Да кто он вообще?

Стоп. Мелькает мысль.

— Если ты его обольешь. Качественно. Или в водяной кокон обернешь, – говорю я.

— Без проблем, – хмыкает глубинщик.

Гримфельд, неубиваемая мразь, появляется уже через десяток секунд. Синие черви-водоросли потеряны, в нагруднике солидная вмятина с трещинами, откуда сочится алая кровь. Вермиалист явно хочет прыгнуть, но ему не даёт глубинщик.

Та вода, что тут была разлита после его фокусов, собирается на массивной фигуре доспеха, оборачивая его в тонкий кокон. Вермиалист силится перебороть путы, но вода сковывает, не даёт двинуть даже рукой. Словно чужеродный мышечный слой.

— Больше, – командую я.

Рыжий волшебник только кивает. С его рук срываются гладкие водяные потоки, которые питают кокон, сдерживающий доспех. Толщина в палец. В ладонь. Теперь по запястье.

— Хватит, – говорю я и выставляю вперёд руку.

Фокус, на самом деле, прост. Не тяни волшебство из Инферно. Возьми огонь, тепло, энергию, все это – отсюда. Из Солнца и Лун.

Энергии хватает лишь на короткую вспышку огня на моих руках. Я такие выдавал через пару недель после попадания сюда. А вот Гримфельд замёрз. Вода мгновенно потеряла всю энергию, слилась воедино, стала прочным льдом. Как камень.

Зацепило и Гримфельда. Хитин на его нечеловеческой челюсти треснул, единственный видимый глаз полностью белый, на лице корка наста. Но он жив. Он морщится. Из горла доносится хрип.

До нас дотянулся холод. Страшный. Промораживающий до костей.

Вот тебе и Инферно.

Волшебник в синей треуголке сформировал из воды копьё длиной порядка трёх метров, и тут же сжал его в кулак. Выставил в сторону вермиалиста руку странным образом, будто указывая на него несуществующим мечом. Из кулака стрельнула тонкая леска, сделанная из воды. И эта леска шумела как водопад.

Тончайшая струна прошила Гримфельда наискосок. Его правая рука и часть груди с головой с грохотом свалилась на пол, а остальное осталось стоять постаментом самому себе.

Бой окончен.

Я тут же кинулся к Эду. Сонитист был в порядке, насколько это можно сказать про человека без левой руки. По крайней мере, кровь уже не шла.

— Спасибо за помощь, – прошамкал я. Чешую я терял уже с радостью, но челюсть мне это не срастило. Говорить было больно.

Эдвин вдруг посмотрел на меня, грубо выдернул из меня остаток живого хлыста Гримфельда, чтоб его переродило в жабу, и прижал ко мне руку. Гармония потекла по телу, заращивая кровеносные сосуды.

— Я вовремя подоспел, – кивнул волшебник, снимая треуголку, – позвольте представиться, меня зовут Ансельм Фольди.

Я потерял дар речи и тупо воззрился на него. Мне было нечего сказать, даже если бы я мог.

Ансельм Фольди. Так зовут отца Лиры.

Ситуация снова повторялась. Не думал, что скажу это, но я снова участвовал в самом странном чаепитии.

За столом сидели: я, Лира, Эдвин, Ранф с Фелицией и Ансельм. Я был довольно сильно перемотан бинтами и сверху донизу обмазан обезболивающими и регенераторами, а вместо чая я пил подслащенный армейский эликсир пятой категории токсичности. На что не пойдешь, чтобы у тебя отрос начисто откушенный и съеденный одним уродом палец. Ну и еще по мелочи, вроде сращивания сухожилий на руке, залечивание массивного ожога на животе, дырки там же, точно, еще же сотрясение, которое просто чудесно сочеталось с токсичностью армейских эликсиров. Тем не менее, мне было лучше, чем Эдвину – сонитист пил те же препараты, только не пятой ступени, а аж второй. Эффект был налицо: буквально за три дня, прошедшие с той битвы с Белым сердцем Гримфельдом, земля ему бетоном, потерянная в бою рука отросла сантиметров на десять. Еще неделя, и Эдвин вернет себе плечо, и перейдет к предплечью. Хотя хорошего настроения он лишился надолго в любом случае – Ральф и Сэрон вдвоем погибли в той переделке. Лысый молчун с духовой перчаткой не пережил избиения от боевого доспеха Гримфельда.

Лира и Фелиция в том бою не участвовали, чему я был несказанно рад. В тот день они были вообще в другом городе, контролировали, по сути, побег остатков мелкого наемничьего отряда Красная Стрела. Осталось их человек десять, и все изъявили желание влиться в состав безымянного объединения, в котором состояли мы, Трехлапая ворона, Стальные Рога и Зеленоголовые. Отряд Красной Стрелы был молодой, но сильно злобный и многообещающий, так что приобретение было полезное и взаимовыгодное. И вот их отход из города и обеспечивали Лира, Фелиция и Орел. Естественно, моя ведьмочка была в шоке как от моего состояния, так и от состояния Эда. Собственно, сильнодействующими препаратами обеспечивала нас именно она.

Ранф был в той же заварушке, что и мы, но с другой стороны – он изображал осаду, чтобы выманить Гримфельда из донжона. К слову, это почти сработало – Белое Сердце даже сел в свой доспех, чтобы сразиться с великим и ужасным Отшельником, который десятками лет активно портил жизнь Тысяче Глаз, просто сначала решил разобраться с мелочевкой в виде нас. И нельзя сказать, что не разобрался. Тем не менее, тут можно вспомнить местную присказку: «но орешек оказался тверже, чем думала белочка».

А вот Ансельм… Отец Лиры, казалось, был единственным, кому за столом было комфортно. Персонаж, так сказать, был интересный.

Оказалось, Лира много что мне не говорила. Я прекрасно был в курсе ситуации с ее семьей – Лира с детства на попечении у бабушки, так как родители у нее являются прирожденными исследователями и ценными специалистами, которые чуть ли не безвылазно живут на Флоте, единственном поселении в Последнем Океане, которое не принадлежит одним роккулу. Вот только Лира запамятовала уточнить, что отец стал исследователем сравнительно недавно и исключительно благодаря протекции Марлин – матери Лиры. До этого, внимание, Ансельм состоял в какой-то банде, был силовиком, а сейчас совмещает исследовательскую деятельность с должностью главы службы безопасности фрегата «Грозовое облако», на котором и располагается лаборатория. Причем сам он, внимание, лингвист. Неслабо, да? Вот и я был, если выражаться прилично, порядком обескуражен.

Хотя по Ансельму было заметно, что его работа заключается отнюдь не только в написании отчетов и чтении литературы другой культуры. Сейчас он был без своего кожаного камзола, лишь в простой синей рубахе с короткими рукавами, которая выставляла напоказ его мускулистые руки, почти сплошь покрытые черными наколками в виде узоров, простых ритуальных кругов и слов на языке роккулу. На его шее был тонкий, почти незаметный шрам, как будто его как-то раз душили гарротой. А вот лицо Ансельма представляло собой разительный контраст с его мускулами – тонкие благородные черты интеллигента, позолоченное пенсне с цепочкой, прикрепленной к вороту рубахи, и целый каскад огненно-рыжих волос, буйными кудрями спускавшихся до плеч.