Следующим моим действием был полет вдоль коридора, и я его не планировал – удар кулаком от Гримфельда ощущался так, будто меня сбил поезд. Ни сил, ни дыхания приземляться нормально у меня не было, так что я полностью расслабил сознание. Освободившееся пространство с радостью занял Кот, и я мог безмолвным наблюдателем видеть, как мое тело само разворачивается в воздухе и приземляется на три конечности. Четвертая сжимала рукоять ревущего меча.

Гримфельд переступил окровавленного Сэрона и сделал пару шагов по направлению ко мне. По пути он с громким щелчком отсоединил изуродованную пушку и, отбросив ее в сторону, продемонстрировал мне латную перчатку. Следующим действием он плавным движением из-за пояса достал нож. Ну, для доспеха это выглядело как армейский нож, на самом деле это был широкий и достаточно длинный одноручный меч.

Гримфельд перехватил нож обратным хватом и поманил меня освободившейся рукой.

— Иди сюда, звереныш. Я убью тебя так быстро, что ты даже ничего не заметишь.

Я хотел бы кинуть ему остроту, но вот моё превращение в галгара-нар вообще не способствовало внятной речи. Скорее я на него просто нарычал.

На моей стороне скорость и меч. Может, какие-то отдельные эффекты. Что тут может пригодиться? Коготь, речное железо, испепеление…

На его стороне размер и прочность. Учитывая, что мы в совсем небольшом коридоре, мне даже со своей скоростью будет не развернуться. А знаете, попробуем.

И я на пробу бесхитростно выпустил в него очередь раскаленных искр. Безотказный эффект, благодаря которому я не носил с собой револьвера, просто отразился в стороны от его доспеха. Раскаленные кусочки стали выбивали каменную крошку и пыль из стен, но на броне Гримфельда остались лишь зарубки.

Да и сам он тоже не тренировочный манекен. Спокойно выдержав короткую очередь, вермиалист просто воткнул латную перчатку в стену, выдрал оттуда неровный кусок кирпичной кладки и швырнул его в меня с такой скоростью, что я едва успел упасть на живот.

Повезло, что я не выпустил его из вида, так как Гримфельд ринулся в атаку сразу же после броска. Да, топанье его брони сразу же отдалось во всем донжоне, но толку-то, если нас разделяют какие-то жалкие пятнадцать метров?

Я не стал отступать, и прямо из положения лёжа швырнул себя вперёд верхом на взрыве. Идея была тупая – залеченный не полностью живот вспыхнул острой болью. Тем не менее, с этим будем разбираться позже. Взрывной выброс метнул меня туда, куда я и целился – между его закованных в броню ног. Ухватить он меня не успел, пусть и постарался, а вот я сумел ударить его мечом по коленному сочленению. Все, чего я добился – визга стали и вороха искр.

Приземлившись и тут же встав, я едва успел оценить повреждения (глубокая царапина, в которой виднелись… шестерни?), мне пришлось тут же думать, что делать дальше, так как долбаный вермиалист уже разворачивал доспех. Да, он большой, и скорость не очень, но уж больно он верткий в этой махине…

Помощь пришла резко, и из-за спины – взвизг какофонии, брызги раскалившегося металла и утробный вой Гримфельда из-под шлема.

— Сволочь! Не мог дождаться! – заорал Эдвин.

— Задержу! Бегом к Сэрону! Он больше на фарш похож! – крикнул я в ответ и метнулся в прямую схватку, потому что Гримфельд как раз обернулся ко мне.

Вот где мне место. Планы? Оставьте себе. Хитрая тактика? Только иногда. Контактный бой? О да. Да и ещё раз да.

Ещё в прыжке я снова очистил разум, и его тут же затопили такие простые, мощные и эффективные мысли, принадлежащие моей кошачьей части. Спасибо тебе, Кот.

Удар мечом сверху вниз. Блок перчаткой. Отшатнуться, пропуская перед собой свистнувший нож-меч. Сколько силы в тебе, гад? Тычок кончиком меча в шлем, Гримфельд откинул голову. Рывком приблизиться, накопить взрыв на сжатом левом кулаке и молиться на собственную чешую.

Черт! Взрыв заставил эту гниду лишь сделать шаг назад. Я чуть не оглох, на мгновение все смешалось – взрыв, вспышка, боль в левой руке (походу сломал пару пальцев), а он всего лишь шагнул от меня. Взрывами не пользуемся. Зато он сбил рисунок боя, что позволило мне приложить уже раскрытую руку прямо к животу, уж куда дотянулся, и применить плавление.

На удар наотмашь я отреагировать не успел. Снова поцелуй с поездом и краткий полет. Боль в челюсти. Мразь, рот не закрывается. Зато его живот полностью красный, что-то внутри шипит, а Гримфельд воет от боли. Термозащиту не предусмотрел?

Гримфельд отбросил бесполезный нож, которым махнул едва ли пару раз, и сорвал с себя перчатку. Его человеческая рука, белая как мел, полностью покрытая шрамами и без двух пальцев, среднего и безымянного, смотрелась чужеродно маленькой на таком доспехе.

Из громадного багрового рубца на месте отсутствующих пальцев полезло… что-то. Вылезло через пару секунд. Полутораметровый живой кнут, развернувшийся и превратившийся в низшего варага, с гибким сегментированным телом цвета жёлтой кости и тремя острыми даже на вид лапками, растущими из каждого сегмента.

Гримфельд не стал применять его сразу – он выставил на меня ладонь, всю кровоточащую из-за спазматически дергающихся лапок, и из нее в меня вырвались три белых росчерка, которые я встретил простым потоком ревущего багрового огня.

А дальше мне пришлось отключить мозг.

Увернуться, рубануть мечом хлыст-варага. Пластины выдержали это лезвие, что за срань. Заорал, когда действительно острые лапки играючи вскрыли мне всю руку, будто проигнорировав броню. Моя конечность тут же потеряла в ловкости и подвижности, на пол начала литься моя кровь. Испепеление издалека. Шипение усилилось, рев бешенства превратился в вой настоящего безумия. Кот даже немного струхнул.

Уворот, уворот, подпрыгнуть на взрыве. Тварь ловкая, тварь быстрая. Не время жалеть себя. Делаю взрывы прямо на себе. Реактивные двигатели, которые буквально швыряют меня из стороны в сторону, чему мои кости и суставы не благодарны. Зато уворачиваюсь от лапок.

К хренам меч, мне тут не развернуться. Просто отбрасываю в сторону. Когти, вперёд.

Уворот, удар, подпрыгнуть, извернуться в воздухе, швырнуть себя взрывом прямо на его броню и КРЕСТ-НАКРЕСТ зачарованными гарой когтями по шлему. Режу металл, крошу линзу, обнажаю перекошенное от боли уродливое лицо с… с пересаженным от варага ртом. Нижняя челюсть делится на три, вермиалист хватает прямыми острыми зубами меня за средний палец и ТВАААААРЬ, отрывает его.

Отпрыгиваю ему за спину, два испепеления на спину и очередь искр в затылок. Гримфельд пригнулся, и вдруг резко развернулся, буквально выстрелив хлыстом, который, оказалось, растягивается метров на четыре. Пять или шесть лапок пробили то место, где у меня желудок. Кровь наполняет рот. Эта хрень меня ещё и подтягивает.

Рублю когтями наотмашь белесую натянутую связку, соединяющую сегменты панциря хлыста, и тот, оставив во мне кусок себя, сжимается.

Гримфельд ухмыляется. Я вижу это сквозь рваный шлем, вижу его оскал, вижу в его глазу торжество. Вижу, как эта тварь с хрустом жуёт мой палец.

В бой резко вступает Эдвин. Он возникает из-за спины, его поющий гимн чистому разрушению струнный меч легко втыкается в броню, чем вызывает новый рев боли от вермиалиста.

Мы вдвоем наседаем на него. Мне плохо, мутит, мир потерял краски, хотя их тут и так немного. Я наседаю сверху, кидая себя взрывами в воздух, посылая испепеления как открытки, Эдвин скользит противоестественно гибкой тенью у пояса гиганта, все всаживая и всаживая свой меч в броню. Та не поддается, хрустит, визжат от перегрузки внутренние системы, но ублюдок не потерял ни в ловкости, ни в прочности. Хлыст мечется туда-сюда, теряя сегменты, ножки-ножи дёргаются, будто в агонии. Но каждому сегменту находится замена – хлыст бесконечно вылезает сквозь страшную рану на руке вермиалиста.

Три вещи происходят одновременно.

С левой руки Гримфельд слетает доспех – буквально разлетается от внутреннего давления, обнажая ворох ярко-синих плоских червей, похожих на колышущиеся водоросли.