Вермиалист ласково прикоснулся к полированному не-камню оболочки Орхидеи. Он ощутил ее радостный голод, ее ласковую жестокость. Вечноголодный камень самой своей поверхностью вытянул из пальцев Освальда несколько капель крови. Но для активации этого не хватит, нет. Чтобы разбудить Орхидею…

Из пальца двуххвостого волшебника вылетела капелька жидкого металла, моментально застывшая в форме кривого лезвия, напоминающего коготь. Лезвие, закончив формирование, метнулось и широко порезало ладонь Освальда. Кровь закапала на пол, и вермиалист приложил руку к Орхидее. Ни одна капля более не стекла не то что на пол, а даже по поверхности Орхидеи. Разумный артефакт жадно пил кровь, напитываясь силой Освальда.

Наконец, волшебник понял, что Орхидея… Нет, не насытилась. Просто стала достаточно не-голодной для того, чтобы, наконец, раскрыться.

Освальд прижался лбом к Орхидее, закрыв глаза. Потом он скользнул по гладкой поверхности кончиком носа и, наконец, прижался губами к ледяной поверхности цвета выбеленной кости.

Стоящий поодаль Силестин поморщился.

Наконец, Освальд завершил поцелуй. Как только он оторвался, по гладкой поверхности пирамиды пошли трещины, слабо сочившиеся прозрачной жидкостью. Пирамида трескалась все сильнее и сильнее, будто что-то раздвигало ее изнутри. В самой широкой трещине, буквально отделившей основание пирамиды от кончика, на котором она стояла, блеснула красная плоть. Мгновение – и вся верхушка пирамиды начала двигаться вверх, вытягиваясь на длинной ножке, состоящей из серовато-красного, подрагивающего и перетекающего, словно оно было полужидким, мяса. Основная масса пирамиды продолжала трескаться, отдельные осколки начали отодвигаться от центрального тяжа, вытягиваясь на ложноножках.

Наконец, с тихим хлюпаньем Каменная орхидея закончила преобразование. Перед двумя волшебниками возвышалась пятиметровая полуживая скульптура. Цветок из сероватой жидкой плоти, отчаянно цепляющийся за свою скорлупу. Сам цветок отдаленно напоминал паучью лилию.

На трёх нижних ветвях-тычинках Каменной орхидеи висели по одному приросшему сердцу, когда-то принадлежавшему человеку. Каждое сердце спазматически сокращалось, но перекачать могло лишь воздух. Ещё на двух ветвях висели какие-то странные, почерневшие кусочки высушенного мяса. Освальд сорвал их и небрежно отбросил в сторону. Использованные сердца.

Освальд почувствовал внимание Орхидеи. У нее не было глаз, ушей, в общем, ничего, но волшебник знал, что Орхидея с лёгкостью отслеживает все, что происходит в комнате. Странное чувство скольнуло по нему, а потом метнулось к Силестину, надолго задержавшись на нем. Тот начал ежиться и озираться, чувствуя что-то не то.

Возле основания Каменной орхидеи жидкая плоть расступилась, подставляя солнечным лучам небольшой белый шарик, покрытый синими разводами. Каменная орхидея приготовилась принимать дар.

Проснулся я так же, как и в последние две недели – резко. Бах – и сна ни в одном глазу. Не самое приятное пробуждение, мне куда как больше нравятся ленивые кошачьи потягивания по полчаса. Но если уж начал отказываться от кошачьих привычек, надо идти до конца. В последнее время я так выматывался, что засыпал практически мгновенно. Дел было просто невпроворот – слежка за обнаруженными Белыми Сердцами, составление списка их уязвимостей и слабых мест обороны, расспросы, захваты, допросы, короткие, но злобные стычки с культистами, и, как будто и без того мало проблем, выполнение просьб-поручений Стальных Рогов и почти слившихся с ними Зеленоголовых. В общем, забот полон рот. Работал кулаками и ногами, постоянно рискуя жизнью. Тем не менее, иногда бывали и выходные. Вот как вчера.

Видимо, почувствовав мое пробуждение, проснулась и Лира. Ей повезло – процесс пробуждения занял где-то пару минут. Окончательно проснувшись, девушка сладко потянулась, поправила подушку выше и, бодро подпрыгнув, села, совершенно не стесняясь упавшего на бедра одеяла. Ночнушку, к слову, она тоже давно не носила.

— Привет, – солнечно улыбнулась она и чмокнула меня в щеку.

Я же только улыбнулся в ответ, обхватил ее за затылок и поцеловал в лоб. Лира с блаженством на лице потянулась еще раз, после чего плавным движением оказалась у меня под бочком, а ее рука обвила мою шею. Я же приобнял ее, положив руку на бедро.

В таком положении мы провели минут пять, просто наслаждаясь уже даже немного жарковатым утром в Санго. В конце концов, мы не могли каждый день позволить такую роскошь, как проснуться вместе и просто поваляться. Да что уж там, мы не всегда спали в одном помещении. Или в одном городе… Так что вчерашний день отдыха был очень кстати.

— Какие планы на сегодня? – спросила моя девушка. Моя ведьмочка.

— Утро целиком наше. Думаю позавтракать вдвоем. А вот днем мы выдвигаемся на позиции. Берем Гримфельда.

— Давно пора. А кто остался?

— Майрон, Веласса Уэр и сам Гримфельд.

— Совсем немного. И мы свободны…

— Ага…

Лира еще раз улыбнулась мне и сразу же выскочила из-под одеяла. Она тут же начала суетиться, искать разбросанную по комнате одежду, рыться в своей сумке, в общем, делать милые моему сердцу вещи. Кроме того, в свете тонкого лучика солнца, проникавшего из щели между плотными шторами, она выглядела просто чарующе. Наконец, она заметила, что я вовсю ее разглядываю, остановилась, уперла руки в боки и шутливо нахмурилась:

— Чего это ты тут лежишь и пялишься на меня?

— А что, уже нельзя? – искренне удивился я.

Внезапно Лира совершила грациозный прыжок на кровать, исхитрившись попасть точно мне на колени.

— Можно, – со всей серьезностью ответила она. В ее глазах плясала целая толпа бесенят, – Но мне больше нравится, когда ты действуешь.

— Лира, мы пропустим завтрак! – попытался я к ней воззвать. Это, правда, было совершенно по-идиотски, так как мне самому уже было плевать на завтрак. Вот совсем.

— В бездну завтрак, – заявила Лира и, положив одну мою руку себе на плечо, впилась в меня поцелуем.

***

— Ты одновременно сонный и довольный. Как это может сочетаться? – усмехнулся Эдвин на очередной мой зевок.

Я только пожал плечами. До завтрака мы с ведьмочкой добрались ближе к полудню. Да, я не успел пройтись по магазинчикам и купить нам с Лирой продуктов для готовки, но уличная еда на то и существовала. Слава духам, что Освальд был не стереотипным злодеем, который против всего хорошего и за все плохое. По крайней мере, он практически не тронул обычную жизнь жителя Белой Долины, и мы смогли уделить внимание сосискам в булочке и свежему апельсиновому соку.

Потом я вдруг словно очнулся и внимательно посмотрел на Эдвина. На его лице блуждала странная, всепонимающая улыбка, а сам он как-то медленно моргал.

— Чего, вчера выходной был? – с пониманием спросил я. Эд только прикрыл глаза в знак подтверждения.

— Да хоро́ш уже, ну! – с толикой возмущения попросил Ральф. Молчун Сэрон только закивал вслед за товарищем, — Мы поняли, что у вас все хорошо. Давайте ждать, он должен вот-вот появиться.

И мы снова затихли.

Ближе к трем часам дня прошелся небольшой грибной дождик, после чего снова вышло солнце. Потому я при всем желании не мог сказать, что мы сидели в сырой подворотне. В этой самой подворотне уже было вполне сухо, только влажно и душно. А ведь сюда даже солнце не добиралось. Закуток был образован стенами двух домов, которые разве что крышами не соприкасались; коридор шел метров пятьдесят, после чего оканчивался глухой стеной третьего дома. В закуточке в изобилии было три вещи – старые деревянные ящики, полные грязи и пыли, пустые бутылки и крысы. И снова мы были тут, вчетвером, ударный отряд – три сонитиста и один инферналист. И мы сидели тут уже второй час, ожидая…

— О! – наконец улыбнулся Ральф, продемонстрировал нам сигналку – кусок зеленого бутылочного стекла, который сейчас приобрел насыщенный синий цвет, – Пора!