Невольно протягиваю руку вперед и касаюсь сжатых в кулак пальцев Эштона.

- Там было пусто. Ни наших вещей, ни матери я не обнаружил. На следующий день в снимаемые нами комнаты въехали новые жильцы. Поначалу я пытался ее найти, но потом понял, что это бесполезно. Да и пришлось быстро привыкать к правилам жизни на улицах трущоб…Когда мне было десять, мне очень повезло. Я умудрился украсть кошель у одного дворянина, но не успел обрадоваться и помечтать о том, как набью до отвала живот, как он быстро обнаружил пропажу и поймал меня. Тогда мне казалось, что это конец и моя короткая жизнь подойдет к концу. С ворами и попрошайками никто не будет церемониться. Я ошибся. Тот мужчина привел меня на порог сиротского дома, поговорил с его владельцами и отдал им все золото из этого самого кошеля. Приютов в столице мало и все они переполнены. Беспризорников же слишком много. Мне повезло. Впервые в жизни.

Сглатываю и глажу Эша по костяшкам пальцев. Он разжимает кулак и берет мою ладонь в свою. Его лицо по-прежнему выражает мало эмоций, но я каким-то образом понимаю, что он раньше не рассказывал никому эту историю.

- Ко мне были очень добры. Я не привык к такому. Мне более была понятная злоба и ярость. Дядя Юджин учил мальчишек искусству меча, и у меня хорошо получалось. Кровь не водица, я помнил, кем был мой отец. Если бы он не умер, был бы он рад, что я продолжаю его дело? Я больше не искал мать, и чем старше становился, тем больше ее ненавидел и не понимал. Деккера, друга и сослуживца отца я встретил совершенно случайно. Он тоже был порядком удивлен меня видеть. Оказалось, он перевелся в столицу и жил неплохо, уверенно продвигался по службе. От него я узнал, почему погиб отец…

Эш втягивает воздух, тема его исповеди приобретает более мрачные черты. Говорить дальше ему не хочется, но он пересиливает себя. Серые глаза ищут мой взгляд, в них мелькает множество эмоций.

- У него был роман. Годами он изменял моей матери с сестрой своего друга. Семья, по которой я так тосковал, никогда не была идеальной. Деккер не сказал прямо, но мне и так стало ясно, что он, возможно, в порыве гнева, оказался повинен в гибели моего родителя…Вероятно, какое-то чувство вины его не покидало и он подсуетился, помог мне, оставшемуся без отца и матери мальчишке, получить стипендию в академию…

Заглядываю снова за спину Эшу, туда, где прислонился к стене подаренный мною от имени Деккера ему клинок. На рукояти поблекшее украшение, сплетенное из нитей. Он не оборачивается, словно и без того зная, что находится в центре моего взора.

- Та красная кисточка…единственное, что мне от них осталось…Символ любви...Смехотворная вещица, которую я хранил долгие годы и от которой не мог избавиться..

Эш улыбнулся, легонько и медленно потянул к себе мою руку, накрыл ее второй своей ладонью. Его руки были такими тёплыми, мне почему-то стало очень тоскливо. И совсем немножко... совсем чуть-чуть, почему-то захотелось заплакать.

Одинокий ребёнок, который нуждался в том, чтобы ему протянули руку и обняли, когда он плачет...вырос. Того маленького Эштона, которому была необходима помощь... больше не было.

- У тебя холодные руки.

- Зато у тебя они горячие, - отвечаю я, глядя на наши переплетенные пальцы. Умом понимаю, что пора бы прервать этот контакт, чтобы не давать лишний раз ему надежду, но…так тепло.

- Не хмурься, а то лицо помнется.

После рассказа о собственном прошлом он еще и шутки шутить горазд.

Сглатываю, не зная, что сказать, как утешить, да и нужно ли это, ведь мои слова вряд ли смогут что-то исправить. Любые проявления сочувствия сейчас бы звучали блеклыми и бесполезными. Я предполагала, что детские годы главного героя выдались тяжелым испытанием на прочность, но такого точно не ждала.

Когда тебя предает тот, кому ты глубоко верил, это отличается от предательства незнакомца или врага.

Прошлого не изменить. Но будущее…вполне возможно.

Я отпускаю руки Эша и медленно встаю. Вино ударило в ноги, моя походка сделалась нетвердой, и все же. На ногах я пока могу стоять. Подхожу к мечу и легким движением рук снимаю эту алую кисточку.

Мужчина пристально следит. Возвращаюсь на свое место, открываю один из ящиков стола и достаю ножницы. Распарываю узелки и давно уже отвыкшими от такой мелкой работы руками начинаю плести. Свет от лампы мерцает, за окном подвывает ветер, в кабинете слышится только мое и Эштона мерное дыхание.

Срезаю с манжета рубашки пару пуговиц, поддавшись вдохновению, и вплетаю их в получившуюся поделку в качестве глаз.

- Готово.

Вся возня заняла меньше пяти минут. Правду говорят, есть в мире вещи, которым один раз стоит научиться и не забудешь уже никогда. Даже если пройдут года, руки будут все равно помнить. В детстве я не отличалась усидчивостью, но плести из нитей мне нравилось. Хотя, у Далии получалось лучше моего.

Эш неуверенно берет у меня из рук то, что еще некогда было кисточкой на рукояти меча и внимательно разглядывает.

Неловко чешу нос:

- Хотела сделать бабочку, но не рассчитала длину, вот и получилась стрекоза.

Так тоже вышло ничего. Не идеальная работа, но лучше того, что было. К счастью, полковник Эйдж не стал ругаться на мое самовольство, просто убрал в карман наспех сплетенную алую стрекозу с белыми пуговками вместо глаз, собрал посуду на поднос - мы не стали допивать вино - и вскоре я и он разошлись по своим комнатам. Завтра предстоит непростой день.

Поскольку приказы уже были отданы, оставалось только начать их исполнять. Я и выделенные под мое командование люди отправимся вместе с дивизиями Эйджа и Райли к Теллерийскому ущелью, параллельно получая сводки о перемещениях принца Йозефа. После мы разделимся, и, если наследник Аргоны не сменит местоположения, как и было задумано, Эш и остальные отправятся на север, а я и мой отряд на юг.

Весь следующий день был занят приготовлениями, а вечером мы покинули крепость и отправились в путь. Прощания не заняли много времени, я наказала Данте быть осторожным и все же сжалилась над парнем, намекнув, что неплохо бы ему написать Селесте и остальным, раз уж он задержится на какое-то время в Гаскилле. Сойер же оказался офицером под моим командованием, с ним прощаться не пришлось, о чем я не знала радоваться или же жалеть.

Генерал Вальтер отдал распоряжения разделить дивизии таким образом, что большая часть людей и орудий под командованием полковника Райли – худощавого статного мужчины средних лет – должна была идти в своем темпе, а кавалерия, не отягченная грузом, под руководством Эша отправилась бы вперед.

Я и выделенные мне тридцать человек присоединились к дивизиону полковника Эйджа. Так было во многом удобнее. И не только потому, что мы с Эшем были давно знакомы, но и еще потому, что он уже несколько раз сталкивался с принцем и отслеживал его перемещения за все время с начала военных действий Аргона на территории империи.

Непривычно было вот так вот после почти двух лет жизни на одном месте и изоляции в глухих землях этого края, теперь мирно ехать на уносящейся прочь в неизвестность лошадке и рассуждать о том, что будет дальше.

- Его передвижения во многом хаотичны. Порой доклады о перемещениях приходили регулярно, а иногда мы по много месяцев не могли отследить его местоположение, - скачущий по левую от Эштона руку капитан Тобиас Маллет объясняет с улыбкой.

Ерзаю в седле, давненько я не проводила столько времени верхом. Меж тем, становилось темнее, а остановки в ближайшее время не предвещалось. Двигаться в ночь было незаметнее, но гораздо неудобнее.

- Замерзла?

Качаю головой на вопрос Эштона. Весенние апрельские ночи несмотря на жару днем, скорее похожи на зимние, температура опускается до таких значений, что изо рта вырывается пар.

Звезд на небе мало, но одна, самая яркая над нашими головами, указывает, что мы держим путь на запад. Если пересечь или обогнуть ущелье с востока, а затем сплавиться по реке Мид вниз по течению, я окажусь в родной долине Мидвел.