Хочу спрятать.
Хочу спрятать его где-нибудь далеко-далеко, где никто нас не найдет.
Во время учебы Эштона всегда ставили в пример другим ученикам. Когда он повзрослел, своими силами смог добиться высокого звания и положения, заслужить всеобщее уважение, заткнув всех тех, кто смел когда-то роптать на его низкое происхождение.
Вся его жизнь – результат упорного труда и работы над собой. Несмотря на то, что его предавали и бросали, отворачивались от него и презирали, он продолжал идти вперед, был справедливым и честным человеком, и не держал ни на кого зла. Даже на меня.
В груди неприятно защемило, сердце кольнуло болью. Я мну пальцами ткань пледа на своих коленях, замутненным из-за очередной порции слез взглядом упираясь в деревянный пол.
- Ты замечательный. Ты нравишься мне. Не хочу никого, кроме тебя. Никто не сможет заменить тебя. Можешь делать со мной все, что хочешь, как хочешь, мне все нравится, лишь бы ты только…
У перелетной птицы есть два дома, один для зимы и один для лета. У зверя есть место, куда он возвращается после охоты. Мне всегда казалось, что я одна такая в своем роде – бездомная. Несмотря на наличие особняка в столице и резиденции загородом, мне некуда было возвращаться. У меня было жилье, но не было крова.
Некоторые бабочки живут пару часов, некоторые – пару недель. Прочитав об этом в детстве, повзрослев, почему-то я часто вспоминала об этих красивых, но обреченных на короткую жизнь существах. Такие маленькие и беззащитные. Без клыков и жал, без яда и когтей. У них тоже нет дома. Они просто ищут новый цветок, очередную ветку, куда могут приземлиться и с которой так же легко упорхнуть. Эта земля огромна и любит все сущее. Пока бабочка чувствует, что она дома, она дома.
- В течение тех полутора с лишним лет разлуки, я все время думала о тебе. Благодаря тебе я узнала, что любить кого-то может быть так тяжело для моего сердца. Целоваться, ссориться, скучать по тебе, даже просто смотреть на тебя...так много всего. Просыпайся скорее…
Эштон стал моим цветочным лугом, моим пшеничным полем, гаванью, горной вершиной, цветком, где я могу приземлиться, когда устану. Он мой дом, мое место.
- Ну все, все. Хватит плакать, - вытянутая рука смахивает с щеки слезы, когда я резко в неверии вскидываю голову. – Какая же ты страшненькая, когда ревешь. Ужас какой.
Хриплый насмешливый тон открывшего на пятый день глаза Эштона наконец пробуждает меня от самого жуткого моего кошмара.
27
Восстанавливается Эш быстро. После пяти дней непробудного сна, он практически все время бодрствует. Раны на его спине затянулись, многочисленные синяки и ушибы на его теле тоже успели хорошенько зажить.
Вопреки моим беспокойствам, Адэр сообщает, что Эштон вполне может отказаться от постельного режима. И это значит, что нам пора решать, что делать дальше и куда держать путь.
На третий после пробуждения главного героя день, я как обычно после пробуждения – меня заставили возвращаться на ночь в собственную временную постель в соседнем доме – поспешила к Эшу, только чтобы застать его за внимательным разглядыванием «подарочка» от принца Йозефа.
По телу сразу же пробежала невольная дрожь, но я смогла сдержать рвущееся на волю недовольство.
Еще немного припухшие пальцы главного героя осторожно пробежались по темному как мгла лезвию. В памяти тут же воскресли слова его высочества. «Благодарю ему я смог увидеть. Я прозрел….Я видел…»
- Эш…
Мужчина сидит на постели и заворожено разглядывает меч на своих коленях. В его глазах мелькают сложные эмоции.
Во мне растет страх. А если…если клинок вдруг покажет прошлое и ему?
- Слушай… - начинает вдруг Эш, подняв на меня свои серые глаза. Он моргает, и остатки заставивших меня на мгновение заколебаться чувств пропадают.
- А?
- Тот меч, который я тебе вернул…он еще у тебя?
Хмурю брови, запоздало осмысливая вопрос.
- Да.
- Можешь мне его отдать?
- Зачем?
Эйдж неловко улыбается. Люблю эту его мальчишескую улыбку.
- Обещаю, отныне я буду им пользоваться.
-…Хорошо.
Пожимаю плечами, поглядывая на полковника. Как-то уж больно он рад. Изначально, этот клинок был ему и предназначен, мне сие орудие не подходит ни по каким своим характеристикам.
- Пора принимать лекарство! Вам обоим!
Приход Адэра исправляет странную атмосферу. Лекарь забирает из рук пациента опасное оружие и без всяких пиететов швыряет его в угол.
После смены повязок брат Селесты манит меня за собой наружу. Удивленно оставляю главного героя и выхожу следом за лекарем, строя догадки о том, что ему вдруг от меня понадобилось.
А колечко-то до сих пор у лекаря на пальце! Видимо, понравилось. Интересно, а храмовник в курсе, что это одна из тех реликвий, о которых он мне все уши прожужжал? Представляю его реакцию на эти известия.
- Прогуляемся?
Подстраиваюсь под шаг Адэра и мы неспешно выходим на пустую деревенскую улочку. Шея моя почти пришла в норму, разумеется, к уже имеющимся прибавится новый шрам, но жить я пока что буду, голос тоже успел восстановиться. Время лечит, как говориться.
- Послушай…
- Вивиан. Это очень важно, - перебивает меня необычайно серьезным голосом целитель. - Кто дал тебе тот кинжал?
- Что?!
- Кто принес тебе кинжал? Откуда он у тебя взялся? Кинжал с тремя аметистами в рукояти.
Да уж, такого я точно не ожидала.
- Как ты…? Адэр, ты…- невероятная мысль слишком ужасает, чтобы произносить ее вслух.
Храмовник ухмыляется, словно знает, о чем я думаю.
- Думала, одна такая особенная?
Намек более чем ясен. Да уж, какой изощренный способ он выбрал, чтобы открыться! Уж молчал бы до конца, раз на то пошло.
Любопытство во мне сильнее:
- Но как?
- Как ни крути, а я самый молодой и талантливый послушник храма…
Облизываю губы, во мне растет раздражение. Без предупреждения хватаю старшего брата подруги за воротник и приподнимаю. Как же меня это достало. Боги, религия, артефакты…я просто хочу немного определенности в своей жизни.
- Значит, вторую жизнь живешь? Может, прямо сейчас помочь тебе начать третью, а?
Над нашими головами пролетает косяк каркающих птиц. Если я здесь и сейчас прибью этого служителя богини, никто кроме них и не узнает.
- П-послушай, Вивиан…
- За дуру меня держишь?! Какого даррга ты проворачиваешь? Что задумал? Строил из себя святую простоту…
- Скажу, я все скажу! – сипит Адэр и я, еще раз заглянув в его глаза, наконец отпускаю воротник.
Храмовнику требуется время, чтобы отдышаться. Озираюсь по сторонам и замечаю неподалеку покосившуюся деревянную беседку. Иду вперед, присаживаюсь на скамью и требовательно приказываю:
- Говори.
Адэр робко заходит внутрь и садится напротив.
- Хорошо…Но, сначала ты скажи, после смерти, как ты узнала о том, что…ладно-ладно, я первый, - ежится под моим пристальным, не терпящим возражений взглядом лекарь.
– Я…После случившегося в горах, моя сестра, Селеста… она была не в себе. Я находился при храме на границе, но как только узнал, сразу же бросился домой. Однако, как не старались, мы ничем не могли ей помочь… Это страшно. Очень страшно. Смотреть, как человек, который тебе дорог, находится в таком состоянии. Она не узнавала ни родителей, ни меня. Впадала в припадки, и не было никакой надежды, что ей станет лучше…Я не мог смириться. Не мог верить нелепым отговоркам следователей, неспособных дать ответ, что произошло. Решил взять все в свои руки. Начал с этого самого храма на вершине горы, который отныне является просто кучей камней, хех.
Я замираю, способная только дышать и молча слушать.
- Он был пуст. Те, кто сотворил ужасное с девочками, спешно его покинули и исчезли в неизвестном направлении. Я чувствовал странную энергетику внутри, и не мог понять, в чем было дело. Провел в этом месте долгое время. А потом мне приснился странный сон. Когда я проснулся, решил действовать так, как в своих грезах. Пришлось постараться, но я все же опрокинул статую. А внутри среди обломков нашелся замурованный веками в камне уникальный в своем роде артефакт… Я, несмотря ни на что, верю. Продолжаю верить. Все, что происходит, не случайно. Во всем есть ее замысел. Алетея присматривает за всеми нами. И особенно в отчаянные времена.