- Ты еще кто такая? Откуда взялась, паршивка? Что ты там болтаешь?!

- Хорошо, я повторю. Тот, кто без причины оскорбляет и словом притесняет других, заслуживает лишится языка.

- Что за бредни сумасшедшей? – мужчина оглядывает толпу, ища поддержки.

- Это изречения одного мудрого человека - основателя вашего змеиного логова. Какая непочтительность! Назвать заповеди собственного недо-ордена бреднями сумасшедшего! –поцокав, качаю, головой.

- Не лезь, девка, куда не просят, - шипит мужчина с кнутом на перевес. – Пока пацан не замолит о прощении, мы не уйдем.

- Он уже, не меньше десяти раз. Если бы только мог, то и вслух бы извинился.

Внимание всех присутствующих возвращается к несчастному торговцу яблоками, который за время моих изречений успел собрать половину урожая обратно в корзину. Маг земли? Иначе объяснить такие свежие плоды весной невозможно.

Движения рук юноши, которые можно было принять за конвульсии психически нестабильного человека, приобретают теперь для других смысл.

- Он – немой, - говорю очевидное. – Не в высокомерии дело.

Казалось бы, абсурдная ситуация должна теперь себя изжить, но после моих слов приобретает только более жестокий окрас.

- Дарргова тварь! – ревет вдруг яростно стражник.

Змееносец заносит шипастый хлыст, но целится он не в меня, а в сидящего на земле паренька. Когда обстановка начала приобретать ясность, он по-прежнему упрямо не собирался отказываться от злокозненного намерения навредить неповинному ни в чем и уступающему в силе и положении человеку, которое вероятно вынашивал с самого начала.

Вот как. Значит, просто предлог. Эти двое просто искали предлог притеснить жалкого, по их мнению, мага земли.

Из-за каких-то предубеждений и предрассудков магов-стихийников, особенно тех, что обладают даром выращивать растения и ухаживать за почвой, как не снилось простым людям, частенько продолжали называть темными, поклоняющимися мраку. Их осуждали, унижали, убивали словно скот при первой возможности.

После свержения тирана и наступления мирного времени люди не забыли о древе смерти, искусственно выращиваемом перешедшими на темную сторону магами земли. Ненависть к ним еще нескоро сотрется из людской памяти. Многие из них присягнули на верность тьме и стали темными. Но многие – это не все.

От остальных, тех, кто сохранил свою душу, люди избавлялись сами. И продолжают даже сейчас, когда уже минуло столько лет.

Рано или поздно такое не может не аукнуться.

Жаркое лето, неурожай, нехватка продовольствия, солдаты, которые гибнут на фронте вовсе не от меча врага, а от голода; бушующая в столице холера, гниющие трупы на улицах неблагополучных районов города, которые некому убрать…Злой ли рок это был или дело наших рук? Нашего молчания, когда на глазах продолжает происходить вопиющая несправедливость?

Будь в империи достаточное количество магов земли, будь людская ненависть менее категорична… удалось бы избежать кризиса?

Шипы вонзаются в плоть, боль поперек спины вспыхивает с такой силой, что затмевает все прочее. Стискиваю зубы, но подавить рык боли, рвущийся наружу из глотки невозможно. Какой бы мучительной не казалась эта пытка, о спасении чужой жизни я нисколько не жалею.

Форму академии на мне и Эштоне должны были уже давно заприметить, всем известно, что позволить себе обучение могут в этом заведении далеко не все. А значит, что…

- Уходим! Сейчас же! – стражники, судя по всему, пришедшие в себя из-за вида крови, наконец прозрели и испугались.

Жалкие трусы. Но возмездие не заставит себя долго ждать, помяните мое слово!

Поддавшись панике бравых охотников за правопорядком, толпа зевак тоже быстро рассасывается. Мало ли, вдруг детишки - аристократы, тогда беды не миновать, хех. Дело начало приобретать серьезный оборот, а очевидцем или свидетелем становится никто не желает, мало ли, сделают еще крайними. Кто их знает, этих дворянских выродков?

Размыкаю руки, которыми, прижав к себе торговца яблоками, закрыла от смертоносного удара кнутом телом.

- Ты в порядке? - спрашиваю у мальца и повторяю жестами.

Тот, ошарашенно взирая на меня снизу вверх, быстро кивает головой. Рот его открывается и закрывается, но паренек не издает ни звука.

Должно быть, я сейчас выгляжу не шибко хорошо. Втянув сквозь зубы побольше воздуха, собираюсь с силами и встаю с колен, уперевшись левой рукой о собственное бедро в качестве опоры, протягиваю руки молодому магу, но подняться ему помогает подоспевший к нам Эш.

В нос ударяет запах крови. На спине под рубашкой и серым мундиром расползается влажное пятно. В десять, нет, в сто раз больнее пореза на шее от клинка Руди, но не смертельно.

Эйдж молча смотрит, как мы с пареньком обмениваемся жестами. Мальчишка поднимает с земли корзину и убегает прочь.

- Ай-ай! Может поможешь? – смотрю на мрачного главного героя.

Я едва стою.

Эш мрачнеет еще больше, глядит неодобрительно, но все же подходит ближе и закидывает с неожиданной осторожностью мою руку себе на плечо.

- Если знаешь, что в итоге будет больно, может, перестанешь вести себя столь безрассудно?

- А что оставалось? Думаешь, мне очень хотелось огрести? Кто ж знал, что этот дарргов подонок недо-патрульный совсем лишен человечности? А ведь Джонни еще мелкий, притом симпатичный. Он мог бы в придачу к немоте еще и ослепнуть. Или потерять глаз. Или получить шрам поперек лица на всю жизнь, в худшем случае вовсе лишился бы жизни…- втягиваю рвано воздух, когда кончаются аргументы, и перевожу дух. Кровь отлила от лица, но я, страшась предстать слабачкой, продолжаю храбрится.

Эштон ведет меня обратно по улице, по которой мы шли, вероятно, назад в академию, где раной займется лекарь, в этом квартале лечебницы или другого варианта получить помощь нет.

- Но теперь шрам на всю жизнь будет у тебя.

Кусаю губы, и, когда очередная вспышка боли немного затихает, возражаю:

- Но не на лице. Это разные вещи. И я же рыцарь, одним больше, одним меньше, работа такая.

- Ты еще не рыцарь.

В другой ситуации я бы посмеялась. Но сейчас просто качаю головой, продолжая волочить ноги, сильнее наваливаясь на Эйджа, который практически тащит на себе мое бренное тело.

- Ну, без пары месяцев рыцарь, подумаешь! Тем более, пусть и шрам, но ведь он значит, что я защитила невиновного человека. И этот человек наверняка запомнит меня на всю свою жизнь. Он до конца своих дней не сможет меня забыть. А это, так подумать, стоит того…Ай!

Эштон дергает плечом, на которое я упираюсь, из-за этого я теряю равновесие и в ране раздается эхом вспышка боли.

- Ты специально!

Сжатые в ниточку губы брюнета подтверждают догадку.

Мы уже на крыльце здания альма-матер. Пара петляний по длинному коридору, и место назначения достигнуто.

- Героиней, значит, решила заделаться?

- Чего ты так злишься?! – недоумеваю я.

Тон голоса Эйджа холоднее обычного, он не показывает видимого раздражения, но время, которое мы провели вместе, меня не подводит: определить, что парень в не лучшем расположении духа не составляет большого труда.

Проходит несколько минут, никто из нас голоса не подает.

Кошу глаза в сторону, щурясь от текущего со лба по лицу холодного пота.

Да что не так?! Не он же поранился, так чего так бесится? Я вот не бешусь. Ну, без вины огребла, но жива же. И органы никакие не задеты, калекой не останусь. А месть - блюдо, которое подается остывшим.

Эйдж одной рукой открывает дверь лазарета, где нас круглыми от удивления глазами встречает лекарь по имени Барт.

Меня усаживают на кушетку, ножницами разрезают одежду, чтобы лишний раз не двигала руками и не бередила рану, ткань местами пропиталась запекшейся кровью и прилипла, то еще удовольствие, когда ее сдирают с кожи.

Сижу голой спиной к Барту и Эштону, если он не ушел, что под вопросом, глаза у меня на затылке нет, прижимаю к груди остатки того, что было рубашкой.