Во времена правления тирана многие святыни, посвященные богине Алетее, были разгромлены или переделаны под алтари бога тьмы. Одержимые Эребом маги поклонялись своему божеству, проводя жуткие ритуалы и жертвоприношения там, где когда-то люди возносили молитвы свету и истине.

Смахиваю с лица упавшие волосы, и сажусь рядом с Сойером, прислоняясь к толстому стволу возвышающегося над нашими головами древа, вытягивая ноги вперед. Сильно устав за день, сонливости я, удивительно, не испытывала. Теперь, когда тело не занято изнурительной физической нагрузкой и движением вверх, и нет смысла прокручивать в голове план действий - информации для уверенных шагов не было с самого начала - я снова и снова возвращаюсь в прошлое.

Каждое слово, каждый его взгляд, каждое выражение лица постоянно повторялось в моей голове. Черная дыра в моем сердце становится все больше и больше, поглощая мое терпение и жизненную силу.

- Интересно, написал ли Данте той девушке… - вдруг ни с того ни с сего тянет Сойер, пока я сижу рядом и бесцельно наблюдаю за тем, как разминают напряженные мышцы и ставят палатки мои подчиненные.

Хватаюсь за эту тему как за спасительную соломинку:

- Он тебе рассказал? Этот дурак по ней с академии сохнет. С самого первого раза, как увидел. Представляешь? Любовь с первого взгляда, ну что за ерунда! Разве такое бывает?

Сойер усмехается и задевает мою лодыжку ступней.

- Пока не испытаешь, не поймешь. Это как с чувством, что скоро умрешь. Я никогда не забуду тех тревожных часов, когда армия Аргоны готовилась к штурму и в конце концов прорвала крепостную стену…Все же, я думаю, он не осмелился отправить письмо, даже если и написал его. Тот, кто любит больше, всегда уязвимее. Иногда лучше, чтобы было пространство. Находиться с подвешенном состоянии приятнее, чем получить жесткий отказ. Пока есть надежда, не так больно.

Давлю смешок:

- Много раз тебя отвергали?

- Я не хочу отвечать на этот вопрос.

Тихо смеюсь и легонько пинаю ступней ногу Сойера.

На гору опускается ночь. Мы не зажигаем огни, поэтому становится холодно. В темноте я с трудом могу разглядеть силуэты сослуживцев. Кто-то вкладывает мне в руки сухой паек, и без аппетита я быстро отправляю его в желудок, запивая холодной водой.

Жесткий отказ…Его не было. Только полная вежливости и учтивости благодарность.

Сблизиться с Эйджем, вступиться за него, встречаться с ним…Все, что я делала до сих пор - это просто завоевывала его расположение и пыталась извлечь выгоду для себя.

После его признания в тот дождливый день, я сказала правду.

Мне действительно страшно. Было страшно.

Но раз за разом он сметает мои границы, ломает возведенные стены и мне остается только сдаться на волю победителю. Тот поцелуй был…было очень приятно. Я могу только воображать, что не только его губы могут дарить такое удовольствие.

Но потом Эш узнал про яд и все снова вернулось на свои места, и мои стены вмиг встали на свои места и оказались даже выше. Чем уязвимее я становлюсь, тем сильнее моя защита.

Я попросила у него дать мне время. А потом мы говорили и пили вместе фруктовое вино. Эш был гораздо откровеннее меня. Он обнажил все свою душу и протянул мне на ладони все свои слабости, все свое отчаяние и боль, зная, что я не могу их принять.

Кто из нас кому отказывал? Снова и снова, и снова…

Мне вдруг ужасно захотелось его увидеть. Хотя бы издалека. Его прямую спину и уверенный профиль, услышать его сбивающееся дыхание после глубокого поцелуя, расширенные зрачки, окруженные тонким серебряным кольцом радужки, едва заметный на щеках румянец. Все его эмоции и реакции были вызваны мной, и его глаза были наполнены мной…

Что он делает? Спит ли он сейчас? Думает обо мне?

Мне претила его благодарность, потому что я не его «герой». Если его чувства основываются лишь на помощи, которую я когда-то оказала…Я не бескорыстна, и не храбра, и не всегда внимательна к другим людям. Те эмоции, которые я игнорировала и подавляла много лет лезут наружу.

Мне до ужаса противна мысль, что Эш откажется от меня, потому что устал, потому что я ему надоела, или потому что я не соответствую его идеалам.

Если ему грустно, я хочу быть причиной этой грусти. Если больно – то только потому, что это я источник его страданий. Хочу, чтобы он знал о всех моих бесконечных недостатках и все равно продолжал держать меня за руку.

Желать ему лучшего будущего? Отойти прочь и позволить какой-то девице занять мое место?

Нет.

Я хочу владеть им целиком и полностью. Как плетущая свою паутину паучиха хочу опутать ею его целиком и не дать выбраться.

Мне надоело думать, настоящие ли это чувства или просто отговорка, потому что такие отношения позволят мне ощутить себя прощенной за то, что было в прошлом. Пусть так. Плевать.

Мне хочется поглотить его словно я зыбучая топь, из которой не выбраться. Завладеть им без остатка.

Ты – мой. Тебе нельзя уходить, нельзя меня бросать, нельзя исчезать из виду и вести себя как ни в чем не бывало, прикрываясь словами извинений и благодарности.

Я не Данте, мне далеко до его невинной раболепной любви. Мне не хочется быть учтивой и вежливой. Это притворство, от которого я устала.

Я буду преследующей собственные низменные интересы эгоисткой, не дам ему сбежать, не дам освободится. Эш – не рояль из моего детства. Он не кусок искусно обработанной древесины, а живой человек из плоти и крови.

Отпустить? Отказаться? Дать ему уйти и покинуть меня? А если он меня забудет? Если пройдут года, и он не сможет вспомнить моего имени, если я останусь в его памяти мимолетным человеком, которого он повстречал на своем пути?

Я не могу его уничтожить, не могу сделать вид, что ненавижу, да и не хочу я так поступать. Отпускать из жизни то, что мне дорого и то, что я до помешательства люблю…совсем не хочется.

Больше не сбежишь.

Я хочу знать. Хочу знать о тебе все.

…как ни старайся, а от меня не уйдёшь. Всё равно тебе придётся меня полюбить.

Приподнимаю уголки губ.

Вот же подлец.

- Как-то мрачновато.

Сойер оглядывается, старый храм не выглядит как безопасное место. И уж точно он не походит на привлекающую паломников религиозную святыню. Отсюда хочется побыстрее унести ноги. У меня закрадывается нехорошее предчувствие.

Мы встали с рассветом, но добраться до вершины смогли только ближе к полудню. К счастью, солнце сегодня скрыто за пеленой пасмурных туч, одним делающим восхождение в гору на порядок труднее фактором меньше.

Здание, некогда служившее храмом богине, представляло собой каменные стены с покосившейся, а местами и вовсе прохудившейся до дыр крышей, разбитые ступеньки крыльца и испещренные трещинами мраморные плиты, сквозь которые успели прорости упрямые стебли травы.

Узоры и роспись внутри были едва различимы, в окнах, сквозь которые гулял ветер, не было и намека на витражи, кроме десятиметровой статуи богини, покрытой слоем пыли и паутины, мебели не было.

Сойер и остальные солдаты, составляющие мой небольшой отряд, не спешат входить глубже внутрь, и остаются рядом с выходом, проверяя ниши, где когда-то были статуи поменьше, и другие комнаты.

Я хмурюсь и медленно прохожу вперед, к подиуму, над которым возвышается застывшая в камне женская фигура с праведным лицом. Там, где, вероятно, должен был находится алтарь или кафедра для проведения службы, каменный пол покрыт какой-то грязью бурого цвета.

Приседаю и касаюсь кончиками пальцев отличающейся от остального пола плиты.

Это кровь.

Проглатываю поступивший к горлу ком и поднимаюсь на ноги.

Темные маги затаились, но не исчезли. После свержения тирана их мало, но это не значит, что они канули в лету. Затаились в глуши и тихих уголках империи, ожидая своего часа.

Возможно, что Хизер, Селеста и Элоди во время своего летнего путешествия по горам наткнулись на одну из таких сект и оказались жертвами их мерзких ритуалов.