Поток мурашей схлынул, и мы с Эльзой остались вдвоем. В не слишком-то широком, зато высоком, коридоре, не очень освещенном — островки мха с светлячками располагались поодаль друг от друга, и куча сторонних ходов и лазов вели хрен его знает куда.

Я почесал затылок. Затем спросил:

— Может, ее след как-нибудь возьмешь?

— Да тут все так ими провоняло, что в одну вонючую смесь сливается! — ответила Эльза. — Я тут и кролика-то не учую, даже если он за соседним углом будет трястись!

— Ну, тогда постоим и подождем. А то блуждать можно до посинения, накопали ж, гадины.

Стоять и ждать мы принялись у вентиляционной шахты в десятке метров. Воздух тут совсем спертый был, а так хоть какая-никакая тяга, можно дышать.

Но прождать удалось минут пять, прежде чем Эльза вскинулась и стала водить ушками, прислушиваясь к окружению.

— Кто-то идет. Один, быстро, — прошептала она.

Очевидно, что это наша сопровождающая, кто ж еще. Так что я спокойно продолжил ждать, пока мураш не объявится и не доведет нас все-таки до казарм. Ждем, ждем — а та все не объявляется. Еще и ушки-локаторы у волчицы растерянно как-то глядели туда-сюда:

— Не пойму чего-то. То там, то тут, то вон там… Вроде, звучит одинаково, но почему-то из разных мест доносится, будто перепрыгивает беззвучно.

Кровожадная часть моей головы отработала быстрее миролюбивой. Многострадальный кухонный нож с немного помятым лезвием оказался вдруг в руке, тушка приняла оборонительную позу, не обращая внимания на недовольное нытье всей, собственно, тушки.

Затем и вся остальная голова заработала. Уперся спиной в стену, положил руку на плечо Эльзе и потянул ее на себя, намереваясь вообще за себя затолкать и заслонить. Только она не далась. Хвостом махнула, рыкнула грозно:

— Никому тебя не отдам!

И руки выставила словно боксер. Ну, ладно — думаю, за себя постоять сможет.

Теперь и я слышал цоканье тоненьких ножек по камню. Цок-цок, цок-цок. Прерывистое, слабое, с эхом — и правда доносилось постоянно с разных сторон.

— Двинули отсюда, — приказал я. — Бочком, откуда пришли.

Приставным шагом и двинули. Неторопливо и осторожно. Только там, справа, метрах в трех, виднелся темный проход в очередное ответвление, и там уже прижавшись к стене не пройдешь.

Пришлось сперва мне заглянуть, краем глаза. К полумраку уже привык, так что и проход рассмотрел достаточно хорошо — ну, практически копия нашего. Высокий, не слишком широкий, куча ответвлений и полумрак. Такое ощущение, что это мы в общежитии для рабочих остались. Ну, а чего — спят же они где-то. Как раз и объясняет, почему здесь сейчас никого не видно. Работают все.

И кто-то цок-цок делает с разных сторон, ага.

Рывком перебрались на ту сторону. И снова бочком. Эльза вовсю сквозь зубы порыкивать начала, недоумевая, откуда же эти звуки доносятся, я крепко сжимал нож и волей-неволей представлял, где и сколько будет потом болеть моя незадачливая тушка, которая и так вся в ссадинах, мелких ранках, да еще и пустившая ресурсы на восстановление срезанного куска руки. Которая, скотина, все ж побаливала при нагрузках.

Вот вроде оба честно следили за окружением, вслушивались, всматривались. А все равно пропустили нападение. Сверху.

Брякс!

И на меня обрушилась, погребая под собой, тяжеленная хитиновая туша. Разумеется, на ногах я не устоял и рухнул, хватаясь по пути за тонкие муравьиные лапки. Муравьиные ли? Нет. На них же обрывки паутины колыхались, так что…

— Ах ты гадина! — взревела Эльза.

— Он мне нужен! Ему лучше будет со мной! Нам ничего не придется делать, совсем ничего! — на удивление визгливо ответила нападавшая.

А я, тем временем, сумел перевернуться с пуза на спину, и обнаружить, что голова моя как-то неприятно близко к острым, чуть блестящим жвалам-ногам мимикрирующей паучихи.

Первым же делом попытался вспороть ножом ее паучье пузо. Только хрен там! Не пробил.

— Ты! Тварь! Вон! — буквально пролаяла Эльза.

Паучиха в ответ неуклюже махнула ржавой киркой. Не задела, но волчице пришлось отскочить. Та вновь зарычала, слегка пригнувшись для броска. Снизу вверх и вверх ногами вообще-то сложно было понять, чего она на самом деле задумала.

Паучихе деваться некуда, это понятно. Слезет с меня — вскочу и присоединюсь к схватке, и отнюдь не на ее стороне. Так что она оставалась на месте, прижимая меня к земле — и не сказать, что вид на жвалы и «сокровище» между ними был чем-то приятным.

Идейка пришла быстро. Что может быть лучше для волчицы, чем сбить ее противника с баланса и позволить ей вгрызться в шею? Да ничего. Вот я и стал здоровой левой колотить паучиху по лапкам, и затем и ногами подключился. Ногами даже проще. Хрясь! Лапка проскользила по камню, ее владелица заметно покачнулась.

— Что ты?.. — успела сказать она.

И Эльза ринулась в атаку. Одним прыжком, расставив руки-ноги, с глухим рычанием, рвущимся сквозь боевой оскал.

И — да, метила она явно в горло. Но все же не добралась и повисла на теле паучихи. После чего без каких-либо размышлений взяла, да и врезала лбом по носу. Затем еще раз. И еще разок. Нападавшую закачало, она обиженно взвизгнула, затопала туда-сюда, пытаясь сбросить захватившую ее ногами волчицу.

— Мое! Мое! Не твое! — визжала она, пытаясь отмахаться.

А затем, увы, вспомнила про кирку в своей руке.

— Сзади! — успел крикнуть я.

Только вот Эльза не успела отреагировать. И затупленный, рыжий от ржавчины конец кирки с чавканьем вошел в спину волчицы, в район груди. Та заскулила.

А я? Ну, я очень обиделся. Хотелось взять, сбросить с себя паучиху и потом поотрывать ей к херам все конечности. А получилось только ужиком выползти из-под нее, проклиная грубо обработанный камень, царапавший меня даже через одежду. Но выполз. Резко поднялся, не чувствуя боли. Весь злой, разгоряченный и с крепким таким желанием «поиграть» с паучихой так, как это делают скучающие дети.

Не потребовалось. Завидев меня, нападавшая отпустила кирку, которая так и осталась висеть в спине Эльзы, недоуменно вскрикнула:

— Куда ты?!

Только вот сделала она это так, что оголила шею по самое. И раненая Эльза, уж не знаю, по инстинкту ли, или по разумному решению, вгрызлась в горло и принялась его рвать. Буквально, зубами. Не пытаясь задушить, а именно что отрывая куски плоти, сплевывая их и хватаясь вновь.

Вот такого паучиха не пережила. Сложилась разом, булькая что-то с широко раскрытыми глазами и стремительно темневшей одежкой.

Я бросился к Эльзе. Успел раньше, чем она свалилась на пол. Подхватил, осторожно усадил — не трогая при этом кирки, все так же торчавшей в спине. Хер его знает, куда именно удар пришелся, да и вообще, это как сперва проткнуть наполненный жидкостью мешочек ножом, а затем этот нож выдернуть — пока нож внутри, жидкость тоже. Вытащи — и случится фонтан. Которого надо было избежать. Тут уж не до всяких заражений.

— Сиди, не шевелись. Как дышится? Кивни два раза если легко, один раз если тяжело, — приказал я, сев напротив, поддерживая ее в равновесии и глядя прямо в глубокие, широко раскрытые глаза.

Она была напугана. Ну и, конечно, больно ей. Зато стоило промелькнуть узнаванию, как сразу там и любовь нарисовалась, и даже рот в слабой улыбке растянулся.

Эльза кивнула два раза. Изо рта крови тоже, вроде бы, не шло — хотя как тут поймешь, какая у нее своя, а какая чужая?

— Все будет хорошо, — на удивление отчетливо пробормотала она. — Залижем, буду как новенькая…

— Не трать силы. Если почувствуешь ухудшение — сразу дай мне знать. А теперь давай-ка помогу тебе встать, попробуем разыскать нам помощь.

Впрочем, идею заставить ее идти самой я отбросил, едва успел сказать. И, несмотря на слабые возражения, взял, и аккуратно закинул ее себе на плечо. Не слишком-то она тяжелая, терпимо, это не те мои громадины. Устроил получше, понес ее туда, откуда мы в этот сраный коридор вообще пришли. Пушистый хвост все норовил в нос залезть — но это уж хрен с ним, честное слово.