— Таша, доклад, прием, — торопливо пробормотал я.

Лисица перебросила голову, теперь склонив ее в сторону другого плеча. Кровожадная улыбка заплясала на любопытствующем лице:

— Та…ша? Таша? Нет, никакая Таша тебя не спасет. Никакая блохастая мразь не сможет учуять, где разбросаны твои останки.

Она нависала надо мною куда как величественнее, чем ей полагалось с ростом в метр семьдесят, плюс минус парочка сантиметров. Может, это переливающиеся разрядами хвосты помогали. А может, и легкое шипение — напоминавшее мне о том, как из моего собственного продырявленного легкого выходил воздух.

— Так и быть. Я раздену тебя сама, — сказала, практически прошептала она.

Направленные на меня хвосты будто бы в зенитки превратились. Начали хреначить… непонятно чем, да у меня и не было возможности понять. Но каждое попадание делало две вещи. Первое — это ослаблялись ремни, выскакивали клипсы, одежда сама собою сползала прочь с тела…

Ну а второе, конечно, было болью. Не такой уж и сильной, на самом-то деле — но ее вообще быть не должно, пока я под действием химии, так она еще оказалась назойливой, беспорядочной, раздражающей до зубовного скрежета и желания начать кататься по земле, чесаться, в надежде, что выйдет избавиться. Это как больной зуб. Вроде бы, лишь чутка побаливает, но сосредотачивает все внимание на себе… А тут будто все тело больными зубами поросло.

Хрена с два потерпишь.

Я начал дергаться, инстинктивно пытаясь почесать, или просто прикрыть больные места. Тем самым лишь помог чародейству лисицы меня раздеть — и разгрузка слетела, и куски брони отвалились по очереди, и даже обгорелая рубаха каким-то образом сползла, попутно еще в рот мне запихав угольки ткани.

Все прекратилось, когда я оказался полностью голым.

— Мы еще даже не начали, — прошептала лисица.

— Не, пробника мне достаточно, — сказал я. Чуть более высоким голосом, чем хотелось бы.

Шестеренки и процессоры в моей голове вспыхнули активностью. Я прекрасно понимал, что вот тут сдаваться никак нельзя. Никогда, в общем-то, нельзя, но тут особенно. Тут надо дрыгаться, дергаться и руками и ногами отбиваться от ебанутой, до последнего вздоха. Лучше б уж просто трахнуть хотела, с таким бороться я уже научился.

Первым делом — оглядеться. Я резко замотал головой, стараясь разглядеть, чего тут вокруг меня. Нагрудник. Смятые штаны. Мокасин. Темная груда хрен пойми чего — которая могла бы оказаться разгрузкой. А в разгрузке уже есть кое-чего. Еще граната. Магазины к автомату — пойдут вместо камня.

Нож. Там был нож, о котором я умолчал, когда меня утащили. Рукоять темная, лезвие вставлено в специальный кармашек, и держаться он должен крепко. Пойдет. Более чем.

Не скажу, что у меня прямо-таки вспыхнула надежда. Скорее, понимание, что снова самого себя из задницы вытаскивать. Небольшая контузия — совсем не причина вот так вот падать и дрожать от страха из-за одной мелкой самовлюбленной мрази с четырьмя хвостами и каким-то лисьим чародейством.

Небольшой несвоевременный сеанс самокопания — и вот я снова готов зубами вгрызаться в жизнь. Проблема в том, что, пока я этим занимался — лисица тоже на месте не стояла.

Например, у нее теперь ногти едва-едва светились зеленым. Как ногти — когти уж, скорее. Сантиметров десять в них будет. И на вид острые.

А еще она успела встать на колени, аккурат над моим пахом. С такой улыбочкой, такими глазами, что они выглядели как перенесенный в реальность рисунок какой-нибудь сумасшедшей любовницы…

А. Точно.

— Ты вроде бы говорила, что секса не будет, — выдал я на одном дыхании, глядя куда-то в район ее живота.

И, попутно, нащупывал руками все, что нащупывалось. Благо, я распластался на земле в позе морской звезды, так что сильно тянуться не приходилось. Лишь бы лисица внимания не обращала. А она не обращала — потому как нихрена полезного пока не попадалось. Удар наколенником какого-то урона не нанесет, и трусами ее задушить не выйдет.

— Должно быть, ты великолепный самец для своих блохастых тварей, — она оскалила зубы еще сильнее. — Даже сейчас только об этом и думаешь. Думаешь… Но все-таки не готов.

Будешь тут готов, ага. Мои мысли сейчас занимал только поиск оружия. И расчеты траектории, по которой это самое оружие должно было прилететь ей в рожу.

— Ох, да ты был ранен, — буквально промурчала рожа ушастая.

Она при этом водила пальцами по пулевым на моей груди. Длинные когти скреблись о кожу, и, судя по режущей боли, оставляли там глубокие следы.

— Неплохо они поработали язычками, верно? — лисица перешла на шипение. — Его язык был еще лучше!

Она принялась ковырять не успевшие толком зажить раны. Медленно и неторопливо. Разумеется, обезбол тут спасовал. А может, успел уже выветриться — плевать на причины, тут скоро до легких доковыряются, и, сдается мне — второго такого захода я не переживу.

А руки все так же предательски не могли найти разгрузку. Вот же она, совсем где-то рядом. Нужно было просто голову повернуть, чтобы увидеть и взять. А нельзя. Заметит. Сейчас-то тварь была поглощена тем, что делала мне бо-о-оль-бля!

Я выгнулся, когда она провернула коготь. Выгнулся, сместился влево. Дрожащие пальцы коснулись чего-то шершавого, чего-то знакомого.

— Они тебя найдут, — прохрипел я с кривой усмешкой. — Найдут и выпотрошат. Начнут с горла. Они любят вырывать горла. Хотят конину, но твое мясо тоже сойдет.

У нее чуть дернулось ухо, но это была вся реакция, которую я добился. А, нет, не вся — очередной проворот когтя.

В глазах у меня потемнело. Не очень-то приятное ощущение. Но какое-то подозрительно постоянное в последние дни.

— Они тебя выследят, — теперь я уже откровенно рычал. — Охотничьи породы. Всегда гоняли лисиц, когда заползали не в тот курятник…

Нож в руках. Чуть-чуть выполз из ножен. Осталось только…

Удар!

Меня что-то выдало. Может, в лице поменялся. Она сумела поймать мою левую руку за локоть, не дать ножу долететь до головы. Порезал ей предплечье — и она отвлеклась, чуть повернула голову в сторону.

С волками жить — по волчьи выть, а?

Я весь подался верх. Правая рука взлетела изо всех сил, потянула лисицу за плечо. Ближе ко мне, ближе к моей голове, ближе к… зубам.

Я вгрызся в ее шею словно в кусок мяса. Оно ведь так и было, всего-то кусок мяса, который нужно порвать — сжать челюсть, дать зубам поработать и резко дернуть на себя.

Она вжарила по мне каким-то чародейством, от которого по всему телу пробежала режущая боль. Но — я лишь крепче сжал челюсть. Прокусил. Металлический привкус крови капнул на язык, распаляя меня еще сильнее.

Она попыталась оттолкнуть меня — ага, конечно. Только хуже себе сделала. Я даже не видел толком нихрена, зато прекрасно чувствовал напряжение ее мышц под моими зубами. Затем почувствовал короткое мгновение падения.

Снова на «лесной тропе». И снова обратно. И снова. И снова.

Она паниковала. А я наоборот, собрался с мыслями. Кровь уже вовсю стекала по моему рту, и я позволил себя на секунду разжать челюсть — лишь чтобы вгрызться в горло вновь, еще глубже. Я уже практически обнимал эту тварь с четырьмя хвостами, а она даже кричать толком не могла.

Дикий, нахуй, зверь. Может, склонность девчат к такому имеет под собой не только лишь происхождение…

Мысль о волчицах отрезвила меня. Но я не отпустил лисицу, о нет — я дернул, рванул, цепляясь зубами за рвущуюся под напором плоть, за вкус кров и сырого мяса, за выходящую вместе с этим жизнь. Мясо поддалось. Порвалось.

От инерции я запрокинул голову назад. Наверно, еще и кровавую радугу в процессе нарисовал, но этого не видел и видеть не мог.

На коротенькое мгновение я будто бы отключился, глядя в черное небо. Едва ли это было наслаждение — у вырванного из горла куска был, мягко говоря, не тот вкус, чтобы им наслаждаться. Скорее, приступ усталости.

Ну и вопроса «А как я вообще дошел до жизни такой?».

Я опустил взгляд и выплюнул мясо. Лисица еще была жива. Разноцветные разряды беспорядочно носились по вставшим дыбом хвостам, тело обмякло и она полностью уселась мне на пах, из раны стекала на грудь кровь — и еще тоненькая струйка вроде бы била в сторону, словно у побитого использованием душа.