— Чай сюда-с подавать?

— Сюда, голубчик, сюда, — ответил Михайла Петрович.

В гостиную сразу же вошли слуги с подносами. Помимо самовара, чайника и чашек на подносах красовались блюда с пирожками, кулебяками и булочками, сверху покрытыми глазурью и посыпанными маком — любимым лакомством братьев в детстве.

Когда братьям настала пора уходить, Павел сказал:

— Теперь не скоро в увольнительную выбраться доведётся, через месяц, а то и два.

— Так это вы нас не застанете, — разочарованно протянула Дуня. — Папенька с Глашей на днях в Ярославль собираются выехать, а мы в имение поедем, как только у Платоши рёбра срастутся.

— Не кручинься, сестричка, вот война закончится, мы сначала к тебе в отпуск приедем погостить, а после в Ярославль к папеньке с маменькой, — сказал Павел и братья вновь засмеялись, глядя на Глашу. Та укоризненно покачала головой и тоже рассмеялась.

Провожать гостей вышли все обитатели особняка, старшая тётушка уже успела вернуться с прогулки. Пётр и Павел с Платоном отношений выяснять не стали, просто попрощались сухо, не в пример тому, как при встрече. Зато с родными вновь очень тепло обнялись и лично выразили благодарность кухарке, вынесшей им в гостинец от сестры целую большую корзину снеди.

Туда, сюда, тут и время ужина подошло. Когда уселись за стол, неожиданно встала старшая тётушка Платона, привлекая к себе внимание.

— Позвольте сообщить вам радостную для меня новость. Я в следующую среду выхожу замуж за друга моего покойного мужа. Он тоже вдовец, потому венчание пройдёт скромно, только свои. Вы все приглашены.

Маменька Платона вскрикнула и не притворно упала в обморок. В чувства пришла быстро, и, надо отдать должное, нашла в себе силы сказать:

— Поздравляю, сестра.

После чего все присоединились к поздравлениям.

— Рад за тебя, сватья, — сказал Михайла Петрович старшей тётушке. — Раз такое дело, мы с Глашенькой задержимся. Приданое я тебе хорошее отпишу. И не вздумай отказываться! Не дело, чтоб родня купцов Матвеевских в бесприданницах числилась. Говоришь, жених твой не беден, но так оно и к лучшему: деньги к деньгам.

Так и получилось, что в Ярославль Михайла Петрович и Глаша отправились на неделю позже, чем думали. Сначала они отгуляли на свадьбе старшей тётушки Платона. Муж её всем понравился своею надёжностью и обстоятельностью. Он после торжественного обеда предложил средней сестре жены пожить в его особняке. После небольшого спора с маменькой Платона решили, что сестрица будет проживать то с ней, то с новобрачными. Средняя тётушка даже прослезилась, подумав, что зря она считала себя никому не нужной, сёстры-то, оказывается, её любят, заботу проявляют.

В Ярославле Михайлу Петровича и Глашу тоже поджидал сюрприз и не один. Особняк купеческий, вопреки опасениям Николая Николаевича стоял в целости и сохранности. Юные магички за время эвакуации из Москвы тоже раньше времени повзрослели.

Во время встречи и обмена новостями Николай Николаевич и его француженка сообщили о помолвке и назначенном после Рождественского поста венчании.

— У нас с Глашей настоящей свадебки не было, вот с вами вместе и справим, — сказал Михайла Петрович.

Ближе к вечеру в их с Глашей покои негромко постучали.

— Войдите, — крикнул Михайла Петрович.

В комнату вошли две девочки, остальные, судя по шуму, доносящемуся из коридора, ждали за дверью. Голоса были не только девчачьи, но и мальчишеские, лазутчики крепко сдружились с юными магичками.

— Михайла Петрович и Глафира Васильевна, позвольте выразить благодарность за то, что приютили нас и наших учителей. Своим опекунам мы, как оказалось, не нужны, — произнесла серьёзная девочка в пенсне и замолчала в нерешительности. Продолжила лишь после того, как подружка толкнула её в бок. — Христом Богом просим, возьмите нас под опеку!

— В-всех? — спросила Глаша, заикаясь от неожиданности.

— Нет, полных сирот нас всего пятеро, — радостно сообщила вторая девочка. — У остальных по одному родителю имеется, просто живут далеко.

— Возьмём, Михайла? — спросила Глаша, глядя просительно на мужа.

Михайла Петрович посмотрел на девочек и ответил:

— Там, где два воспитанника, да ещё из лазутчиков, пять магичек в тягость не станут. Так что, будет у нас с тобой, сударушка, семь деток.

— Восемь, — поправила его Глаша, приложив руку к своему пока плоскому животу.

— Глашенька, счастье моё! — воскликнул Михайла Петрович, подхватив её на руки.

Вбежавшие в комнату дети, Николай Николаевич с невестой, прислуга, не отрывая глаз, смотрели, как купец первой гильдии Михайла Петрович Матвеевский лихо отплясывает барыню с любимой женой на руках.

Весна выдалась жаркая, почти как пять лет назад. Дуня подошла к окну рабочего кабинета и полностью распахнула приоткрытую створку. Она улыбнулась, вспомнив свою свадьбу и то, как она вместо подготовки к ней увлечённо читала книгу Николая Николаевича. Книга, изрядно потрёпанная и зачитанная до дыр занимала почётное место в шкафу.

Дуня немного постояла, любуясь нежно-зелёной только распустившейся листвой на деревьях, после чего вернулась к столу с бумагами. Она любила заниматься делами, пока сыновья-погодки трёх и двух лет сладко спали после обеда. Мальчишки росли спокойными и послушными, не то, что маленькая Дунина сестричка. Та в свои неполные четыре года умудрялась ускользнуть от папеньки, маменьки и кучи нянек. «Вся в меня», — с гордостью подумала Дуня и, решительно сдвинув в сторону отчёты дворецкого и список работников, нанятых на время посевной, притянула на их место письмо от папеньки. Захотелось прочесть ещё раз. На половине страницы Михайла Петрович кратко сообщал обо всех последних новостях, а на оставшихся полутора они, по очереди с Глашей, описывали проказы дочки.

За прошедшие годы Михайла Петрович не только восстановил уменьшившийся за время войны достаток, но и знатно увеличил свой капитал. Как и намеревался, он построил в Смоленской и Могилёвской губерниях несколько кирпичных заводов и парочку лесопилен, установив на кирпичи и доски допустимо низкую цену. Владельцы подобных заводов не раз пытались высказать ему претензии, что цену сбивает, на что получали неизменный ответ:

— Когда беда случается, не по-Божески с людей три шкуры драть. Им отстраивать надобно, что французы порушили.

В Ярославле Михайла Петрович, при участии своих братьев, открыл приют для сирот и при нём начальную школу. Заведовать ими он поставил Николая Николаевича и его жену, которых уговорил остаться и не возвращаться в Москву.

Опеку над юными магичками Михайле Петровичу и Глаше помогла получить начальница института благородных девиц. Она считала себя виноватой за то, что в трудное время не смогла быть рядом с подопечными, пусть даже и не по своей воле, плюс о благе своего института пеклась. Иметь в опекунах учениц Михайлу Петровича было довольно выгодно, правда ему пришлось выслушать мягкий упрёк, что он лучших преподавателей сманивает…

Дверь кабинета открылась и вплыла Аграфена с подносом в руках. На подносе стояло блюдо с выпечкой, запотевший кувшин, покрытый капельками воды и фарфоровая чайная пара.

— Ох, Матушка барыня, всё-то ты в делах, в заботах, — почти пропела кухарка. — На-ка отведай расстегайчиков с пылу, с жару, да компотик попей, только с ледника достали.

— Аграфена, тут еды столько, взвод егерей накормить можно, — сказала Дуня, сдвигая бумаги, чтобы освободить край стола.

— Ты кушай, кушай, хозяюшка, — приговаривала Аграфена, водружая поднос на стол, — двух деток выносила, а всё такая же тонкая-звонкая. Вон Глафира Васильевна после одной доченьки — кровь с молоком!

Дуня порадовалась, что подружка этой похвалы кухарки не слышит. Глаша очень переживала, что после родов поправилась. Хотя Михайла Петрович заверял, что ещё больше жену стал любить, приговаривая: «Этакая пышечка, так бы и съел».

— Как там Стеша? — спросила Дуня.