Дуня приложила к первой бутылке ладонь, вино за прозрачным стеклом на миг заискрило красными искорками и стало обычным. Затем проделала то же ещё с двумя, после чего кивнула Аграфене.

— Отравить хотите? — шёпотом спросила кухарка, деловито укладывая бутылки в корзину.

— Пока нет, — ответила Дуня. — Это особое снотворное. Сначала расслабляет, делает вялым, а через час-полтора наступает сон, крепкий, но недолгий. А вечером видно будет.

Глаша задумчиво покивала. Отравляющему заклинанию их, разумеется не учили, а вот снотворному — другое дело. Правда, предупредили о строгом дозировании дара, иначе сон может превратиться в вечный. Правильно подруга придумала, сначала врагов ненадолго обезвредить, да так, что и не поймут, а после и совсем упокоить, ежели понадобится.

— Дворецкий идёт, — доложила Стеша и добавила: — Побегу стол накрывать. Как хорошо, что тётушка с утра готовить велела. Вдруг, говорит, барыня с подруженькой вернуться надумают. Вот и надумали.

В словах девчонки было столько искренней радости, что Дуня с Глашей невольно улыбнулись. Они почти бегом направились в свои покои, чтобы переодеться к обеду. Горничным тоже велели сидеть, как мышкам и не высовываться.

Во время обеда французский поручик разговорился. Немало поспособствовало развязыванию языка вино из виноделен Дуниного дядюшки. Это вино Дуня не заговаривала, посчитав, что с одним офицериком они справятся. Выглядел тот не особо сильным, можно, сказать, хлипковатым. Единственное, что не понравилось Дуне, как заблестели его глаза при виде Стеши. «У вражина, племяшка кухаркина дитё ведь ещё», — подумала Дуня. Но она понадеялась, что Стеша выполнит её указание и, убрав в столовой, на кухне затаится.

Из речи поручика, в основном бахвальства своими успехами, Дуня с Глашей уяснили, что его корпус будет здесь завтра утром. Фуражиров направили заранее, чтобы подобрать лучшее имение и всё приготовить. Поручик хвастался подробнейшей картой, составленной лучшими русскими картографами. Её выкрали тайные агенты по приказу самого императора.

— Мой дядя тому сильно поспособствовал, но тсс, государственная тайна, — вещал поручик.

После обеда он расцеловал ручки Дуне и Глаше и, слегка покачиваясь, отправился к себе. Дворецкий сопровождал незваного гостя на некотором расстоянии. Подруги тоже поднялись в свои покои. Из окон чайной гостиной второго этажа хорошо просматривался задний двор. Французы, разведя костёр, сидели вокруг, чокаясь глиняными кружками с вином. Кучера, конюхи, Тихон с Оськой возились с лошадьми и каретой около конюшни. Оська посмотрел вверх. Заметив Дуню, он кивнул на французов, и вскинул бровь, выражая безмолвный вопрос. Дуня отрицательно поводила головой. Оська потёр щёку.

— Вот зараза, — беззлобно ругнулась Дуня и улыбнулась, после чего они с Глашей отошли от окна и сели на диванчик, чтобы обсудить дальнейшие действия.

Тихон, переглядки Оськи с Дуней не заметил, но увидел, как тот трёт щёку.

— За что тебя приголубила матушка барыня? Уж точно не за то, что на офицерика кинулся.

— Не приголубила. Благословила на битву. Но нападать велела только, когда знак даст, остальным тоже скажи, чтоб пока тихо себя вели, — прошептал Оська.

Тихон пристально глянул, не шутит ли Оська, как обычно. Убедившись, что не шутит, направился к конюхам, захватив ведро. Пошептавшись, мужики незаметно вынесли вилы, лопаты, приставив к стенке конюшни, чтобы сразу при необходимости схватить.

— Мало у нас времени, чтобы решать, Дуня, — сказала Глаша. — От этих избавимся, а со следующими не сладим. Целый корпус, генерал — маг, похоже, сильный.

Дуня задумалась, посидев немного, сказала:

— Придётся уходить. В ужин упокоим гостей при помощи вина. Тела захватим, в лесу похороним, Демьяна с Кузьмой, горничных, кухарку со Стешей с собой возьмём. Укроемся у язычников. Дом заколотим. Деревенские скажут — господа уехали. А фуражиры? Да не было здесь никаких фуражиров, кто знает, куда их черти унесли. Будем тайно своим людям помогать. Хотя не по душе мне их оставлять.

— Но по иному не получится, — сказала Глаша. — Пойдём на кухню, к Аграфене. Чтобы в вино достаточно для упокоения магии добавить, времени потребуется прилично, особенно мне.

Подруги спустились на первый этаж и вошли в коридорчик, ведущий к кухне. Из-за приоткрытой двери донеслись сдавленные всхлипывания. Дуня с Глашей, рванув дверь, ворвались на кухню.

На полу ничком лежал поручик, под разбитой головой растекалась густая красная лужа. Рядом валялась кочерга. К стене у двери жался бледный до синевы дворецкий. Аграфена прижимала к своей мощной груди растрёпанную, зарёванную Стешу, гладя по голове подрагивающей рукой.

Глаша наклонилась, прикладывая руку к спине француза, пытаясь уловить искру жизни.

— Готов, — произнесла Глаша, выпрямляясь. Дворецкий нервно вздохнул, а Дуня спросила:

— Кто?

— Я, матушка барыня, — ответила Аграфена. — Вышла на двор, этим пирогов вынести, а офицерик притащился, хотел Стешку сильничать. Хвала Богу, я успела. Как увидела, как он племяшку лапает, юбки задрать пытается, схватила, что под руку попало, и того.

— Что же, судьба, значит, по своему распорядилась, — произнесла Дуня и велела дворецкому: — Быстро закрой на защёлку парадный вход, а вы двое стойте здесь.

Аграфена кивнула, Стеша очередной раз всхлипнула. Дуня, а вслед за ней и Глаша, направились к двери, ведущей на задний двор. Остановились на крыльце, от которого вниз вели две ступеньки. Дуня отыскала глазами Оську. Тот накладывал вилами сено в тележку в сарае, прилегавшем к конюшне. Словно почувствовав взгляд, он обернулся. Дуня кивнула на французов, затем ещё раз кивнула и, сформировав огненный шарик, кинула на землю. Тот покатился в сторону костра, вокруг которого сидели французские солдаты, расслабленные и вялые от зачарованного вина. В нескольких шагах от бивуака шарик с треском рассыпался на искорки. Солдаты отвлеклись на него. В это время на них кинулись мужики, вооружённые лопатами и вилами, с криком:

— Робяты! Бей проклятых французов!

Французы попытались вскочить, достать сабли или пистоли, но ноги и руки не слушались. Не прошло и пяти минут, как всё было кончено. Дуня с Глашей стояли на крыльце, готовые в любой момент применить магию, но этого не понадобилось. Когда убедились, что враги перебиты, крепко обнялись. Глаша всхлипнула, а Дуня, как недавно Аграфена Стешу, погладила подругу по голове подрагивающей рукой. Дуне тоже хотелось заплакать, но она понимала, что не может и не должна себе позволить быть слабой. Слишком много жизней зависит сейчас от неё.

Убедившись, что с врагами покончено, к крыльцу подбежал Демьян. В руке он держал трофейную саблю.

— Офицерик где? — спросил он.

— Нету, — ответила Аграфена.

Они со Стешей стояли в дверях. Из-за них выглядывал дворецкий, по-прежнему бледный до синевы. Дворецкий мертвяков с детства боялся, вот и не захотел оставаться один на кухне с трупом поручика. Правда, во дворе мертвяков ещё больше оказалось. Но тут-то бедолага сильно не опасался. Ежели какой покойник вурдалаком восстанет, его быстро или мужики на вилы подымут, или барыня магией сожжёт.

— Как это нету? — уточнил Демьян.

— Так я его кочергой прибила. К Стешке лез, — пояснила Аграфена.

Стеша кивнула, подтверждая. Девчонка к тёте ещё жалась, но уже не всхлипывала. Мужики, разобрав оружие поверженного врага, тоже повернулись к крыльцу. Тихон засовывал за кушак пистоль, Оська и конюхи облюбовали сабли.

Дуня, осмотрев своё воинство, сказала:

— Поручик говорил, завтра с утра сюда прибудет целый корпус во главе с генералом, сильным колдуном. Нужно уходить. Вместе со всей Покровкой. Этих, — она кивнула головой на тела фуражиров, — нам не простят. А поручик и вовсе племянник генеральский. Плохо, что запрятать их хорошенько, времени нет.

— Так можно в старый ледник. Тот, что за дальним сараем. Когда вернёмся, схороним, — посоветовала Аграфена. Она достала из кармана фартука связку ключей. — Айда, мужики, покажу, куда французиков сгружать. Из дома тоже заберите, а я кровь замою.