Аграфена двинулась к дальнему сараю.

— Тихон, — окликнула Дуня. — Бери любого коня, скачи в деревню, пусть пока самое нужное собирают. За остальным вторым разом вернёмся. Главное: ребятишек и стариков увести.

— Куда пойдём-то, матушка барыня? — спросил Тихон.

— К язычникам, — ответила Дуня.

Тихон кивнул, вскочил на коня одного из фуражиров и унёсся прочь.

— А ежели не примут язычники? — спросил Демьян.

— Лагерем в лесу станем, другого выбора нет, — решила Дуня.

— Может, в набат ударить? — предложил дворецкий.

— Нельзя, привлечём внимание, раньше времени гости незваные пожалуют. Ты, вот что, вместе со Стешей, сбегайте, позовите отца Иону со звонарём. Как вернулись, я их не видела, — распорядилась Дуня.

Дворецкий со Стешей спустились с крыльца, чтобы обогнуть дом снаружи, внутрь и тот, и другая войти побоялись.

— Следы зачистить нужно, — произнесла Глаша, направляясь к потухшему во время битвы костру.

Мужики, ухватив покойников за плечи и ноги, стаскивали за сарай. Там спускали в ледник — глубокий погреб с вырубленными ещё зимой на реке кусками льда в нём.

Глаша при помощи магии земли зачищала следы. Вскоре на месте бивуака земля стала обычной, даже травка выпрямилась.

— Ну вот, а кто-то говорил, что дар у неё слабый, — сказала Дуня, подойдя к подруге.

Аграфена, тем временем, вернувшись на кухню и дождавшись, пока Оська с Демьяном унесут тело, замыла всё от крови по старинке, тряпкой. Из-за угла появились Стеша с дворецким, вместе с ними торопливо шли отец Иона и звонарь. Выяснилось, что, как только увидели французов, они заперлись в церкви и принялись прятать в заранее приготовленный в подвале тайник иконы и церковную утварь.

— Авдотья Михайловна, голубушка, нельзя мне, по сану моему, к язычникам, — сказал старый священник, упрямо поджимая губы.

Глаша, которая с отцом Ионой общалась чаше подруги, изредка присоединяясь к певчим, подошла к нему и тихонько произнесла:

— Никак нам без тебя нельзя, батюшка. Сам знаешь, куда направляемся. А вдруг, кто в вере православной пошатнётся, к старым богам потянется? Кто таковых на путь истинный наставлять будет?

Отец Иона посмотрел удивлённо, подумал и ответил:

— Истину глаголешь, дочь моя, иной раз надобно через помыслы свои переступить ради благого дела.

— Авдотья Михайловна, а нам чего делать прикажете-с? — спросила Тася. Горничные, увидев, что опасности нет, тоже спустились во двор.

— Перекладывайте вещи в коляску, карету оставим, в лесу на ней не проехать. Затем берите Аграфену со Стешей и в Покровку на той же коляске отправляйтесь. Мы верхом с Глафирой Васильевной поедем. Демьян, седлай Ветра и Воронка, раз уж Грома нет, — распорядилась Дуня и повернулась к подруге: — Как хорошо, Глашенька, что мы костюмы для верховой езды надумали здесь оставить, теперь в сумках искать не нужно. Идём, переоденемся.

— Помочь, хозяйка? — спросил Оська, который принёс ключ от ледника Аграфене.

— Плетей захотелось? — вызверился на него Демьян.

— Да шучу я, — примиряюще улыбнулся Оська, разводя руками.

— Вот что, шутник, — начала Дуня и все замерли, настроившись на то, что нахального парня обругают. Но продолжение оказалось не тем, что ожидали. — Скачи к мельнице. Там все мешки с мукой, что остались, на телегу сгрузи, с собой возьмём. Да посмотри, как можно работу мельницы застопорить, чтоб враги на ней молоть не могли.

— Сей момент, матушка барыня! — воскликнул Оська, опрометью кидаясь к конюшне.

— Это я тоже, того, провизию соберу, — засуетилась Аграфена и позвала конюхов: — Айда в подвал, припасы доставать, а ты, Кузьма телегу ближе подгони!

В свои покои Дуня с Глашей направились через кухню. Глаша немного отстала, задержавшись около печей. Нагнала подругу у лестницы. На вопросительный взгляд Дуни, пояснила:

— Амулеты перенастроила. Теперь, когда печи затопят, дым вовнутрь пойдёт, а не наружу.

— Тогда уж и подачу воды надо перекрыть, и магические светильники разрядить. Пошевеливайся, подруженька, дел невпроворот, — сказала Дуня, подхватывая подол и пускаясь бегом по ступенькам.

Когда подруги вернулись на задний двор, обнаружили там готовые телегу, заставленную корзинами, мешками, бочонками, и коляску. Демьян стоял у крыльца, держа в поводу трёх коней.

— С вами поеду, — уведомил он хозяйку.

— Можно уже двери забивать, матушка барыня? — спросил один из конюхов, держащий в руках доски.

Дуня окинула взглядом собравшихся во дворе, убедившись, что все здесь, внутри никого не осталось, ответила:

— Забивай.

В коляску Аграфена усадила вместо себя отца Иону, заявив:

— С телегой пойду, а то чуть недоглядишь, или опрокинут чего, или просыплют. Поворчи тут у меня!

Последнее она адресовала пытавшемуся возразить конюху, что правил запряженной в телегу лошадью.

Выезжали и выходили из имения его обитатели под стук молотка: конюхи заколачивали все двери, в доме и флигелях.

Въехав в Покровку, Дуня с Глашей удивились тому, как сосредоточенно, без причитаний собирались в дорогу крестьяне, даже ребятишки не путались без толку под ногами, а помогали взрослым. Староста и Тихон сумели подобрать нужные слова. Староста подъехал к хозяйке на пегой кобылке и, поклонившись, доложил:

— Почитай, все готовы, матушка барыня. Я к язычникам Евсейку послал, упредить. Его Ворожея любит, пару лет назад от смертушки верной отвела. Мальчонка у них в поселении всю зиму тогда провёл.

— Вели отправляться, а ты с нами оставайся. Ещё кое-какие дела завершить надобно, — сказала Дуня.

По команде старосты люди потянулись к дороге, возглавлял нестройную колонну Тихон. Дуня с Глашей, сопровождаемые Демьяном и старостой, поехали к мельнице. Оська ждал около мельницы рядом с телегой, нагруженной мешками и держал в поводу лошадь.

— Колесо застопорил, — доложил он и добавил: — Но лучше бы, матушка барыня, тебе жернова между собой сцепить. Тогда мельница напрочь встанет.

— Так и сделаю, езжай, — распорядилась Дуня, соскакивая с вороного коня. Не привыкший к седлу коренник её слушался, почувствовал твёрдую руку.

Глаше успел помочь спешившийся Демьян, попутно шикнувший на Оську:

— Сказано — езжай, чего стоишь рот раззявил.

— Н-но, родимая, — дёрнул поводья Оська и пошёл рядом с телегой, напевая: — Ах, зачем эта ночь так была хороша, не болела бы грудь, не страдала б душа.

Дуня с Глашей забрали амулет и сплавили между собой жернова, после чего направились в кузню. Там староста предложил просто отделить меха и забрать с собой. Выйдя из кузни и сев в седло, Дуня посмотрела в сторону засеянного пшеницей поля. По зелёным, ещё не набравшим силу колосьям гнал волны небольшой ветер, кое-где синели цветы василька.

— Никак, жечь будешь, матушка барыня? — спросил староста и перекрестился.

— Буду, — подтвердила Дуня. — Мы с Глашей заложим магические шары, завтра с утра полыхнёт. На дома огонь не перекинется. У меня тоже сердце кровью обливается, столько труда. Ну да ничего, прогонят наши французов, папенька поможет зерно в других губерниях закупить.

Успокоив старосту и себя саму, Дуня направила коня к полю. На то, чтобы заложить огненные шары, понадобилось время. Когда четверо всадников выехали из деревни, на дороге уже никого не было. Староста опередил остальных, выступая проводником. Проехав около половины версты, он свернул в лес. Последовавшие за ним Дуня, Глаша и Демьян были удивлены, обнаружив между деревьями достаточно широкую просеку.

— Странно, как такую с дороги не замечали, сколь раз ездили, — сказал Демьян.

— Так всё правильно, кто не знает, тот пути не увидит, — ответил староста. — Волхвы, это старейшины ихние, да Ворожея глаза всем отводят.

Глаша приотстала, прямо с коня затирая следы.

— Это на время, — объяснила она. — Когда уже всё добро и скот с птицей из деревни перевезут, мы с тобой, Дуня, хорошенько следы уничтожим и тут, и на дороге. Раз, говоришь, маг сильный у французов, лишними эти меры не будут.