И Николай Николаевич рассказал о француженке, выводившей из Москвы русских девочек.

— Вот, а ты говоришь все, — произнёс Андрейка, толкнув дядю в бок.

— Ну, я и впрямь, того, погорячился, — нехотя признал тот.

— Сударь маг! — раздался вопль дозорного, затем появился он сам. — Ловушка ваша сработала, двое попались!

Выпалив это, дозорный, дюжий детина, с детским восторгом продемонстрировал всем круглый камушек с продёрнутым через отверстие в центре ремешком. Самодельный амулет мигал красным огоньком. Два раза мигнёт, потухнет.

— Ай да Николай Николаевич! — воскликнул Михайла Петрович. — Идём-ка, глянем, как твои магические ловушки работают. А вы куда всей толпой? — шикнул он на потянувшихся следом крестьян. — Захар, дозорный с нами, остальным ждать.

Послушались все, кроме Андрейки, в котором желание увидеть диковинку превысило страх перед неминуемым наказанием.

Идея установить магические ловушки на подходах к стоянке отряда принадлежала Захару. Не нравилось деятельному помощнику Михайлы Петровича, что приходится нескольких дозорных ставить. Это ж столько рабочей силы простаивает, когда землянки рыть надо, лагерь обустраивать. Вот и уговорил Захар Николая Николаевича придумать такие ловушки, чтоб следил за ними один дозорный.

На лесной тропе обнаружились два перепуганных мальчишки, оборванных, босых, которые рукой и ногой двинуть не могли. Магическая ловушка обездвиживала и голоса лишала.

— Отпускай, — приказал Михайла Петрович дозорному, дождался, пока тот нажмёт на амулет и спросил: — Кто такие? Зачем по лесу без дела шастаете?

— Алексеевские мы, — ответил один из мальчишек, быстрее приятеля отошедший от действия ловушки. — Чего это без дела? В отряд хотим, французов бить.

— Ишь ты, французов бить. А батька с мамкой не заругают, что сбежали? — ехидно спросил Захар.

— Некому ругать. Сироты мы, — ответил второй мальчишка и добавил бесхитростно: — Мы хотели к Матушке барыне, точно бы взяла. Бабы, они жалостливее. Но сколько в лесу не искали, пути не нашли. Язычники глаза отводят.

— После вспомнили, что ещё об одном отряде сказывали, — добавил первый и обратился к Михайле Петровичу: — Дядька, возьми к себе, не пожалеешь!

— Ещё племяннички выискались! — воскликнул Захар, всплеснув руками.

—Так и быть, оставайтесь, — ответил Михайла Петрович и повернулся к Андрейке, которого ещё раньше заметил, да прогонять не стал. — Андрейка, бери под своё начало. Накормить, отмыть, одеть, обуть. Будут у нас лазутчиками.

Андрейка, довольный поручением, повёл мальчишек в сторону лагеря. Взрослые какое-то время, молча, смотрели им вслед. До них долетали обрывки вопросов, которыми новенькие забросали Андрейку:

— … а оружие дадут?

— … сколь врагов ты упокоил?

— … с кормёжкой нормально?

Михайла Петрович протянул задумчиво:

— Вернусь, приют для сирот открою. Заводик кирпичный, опять же, приобрету. После войны сколько городов отстраивать придётся.

— Да когда она, та война, закончится, — со вздохом отозвался дозорный. — Конца и края не видать.

— Скоро. Уже скоро, коли весь народ от мала до велика поднялся на защиту Отечества своего, — произнёс Николай Николаевич.

С лёгкой руки Андрейки и мальчишек-сирот, отряд получил новое название: «Отряд дядьки Михайлы». Да и командира стали называть дядькой Михайлой даже те, кто в отцы ему годился. Как Захар не противился, поделать ничего с этим не мог. Михайла Петрович лишь в усы посмеивался, глядя на своего помощника, приговаривая: «Хоть горшком назови, только в печь не ставь».

Затишье, наступившее в окрестностях, стало для отряда Матушки барыни неожиданным. Не рыскали по деревням фуражиры в поисках снабжения, не проходили по дорогам французские части. Словно вся вражеская армия выдвинулась вперёд, собирая силы для решающего удара. Следы от стоянок и караульные в имении — всё, что напоминало о недавнем присутствии захватчиков.

Предчувствие чего-то страшного, неотвратимого витало в воздухе. Больше всего угнетали ожидание и неизвестность, заставляя напряжённо вглядываться в ту сторону, где находилась Москва. Небо на горизонте часто стало окрашиваться заревом, виднелись столбы серого дыма, успевшего развеяться в высоте.

В один из дней обитателей языческого поселения разбудили грохот и протяжный вой. Еле слышные, но разносившиеся далеко в тишине раннего утра. Не сговариваясь, люди высыпали на улицу.

— Кажись, началось, — вымолвил Тихон и перекрестился.

— Отец Иона, собирай народ на молебен, — попросила Дуня священника. — Вознесём молитвы за воинство русское, коли помочь ничем более не можем.

Около часовенки собрались все православные от мала до велика, повторяли за старым священником слова молитвы: «Спаси, Господи, и помилуй Богом хранимую страну нашу, власти и воинство ея», направляя все помыслы и чаяния туда, где сражалась с врагом русская армия.

После молебна отец Иона остался в часовне, чтобы самому весь день молиться, остальным велел приходить к вечеру. Ближе к полудню гул стих, но клубы дыма в небе стали темней и насыщенней.

— Матушка барыня, дозволь моему отряду в имение смотаться, караульных порешить, — попросил Оська, не находящий места от вынужденного безделья.

Дуня посмотрела на него строго, глазами сверкнула так, что Оська попятился, и произнесла:

— Мы с Глашей с тобой отправимся, следы заметать. Убитых французов опустим в тот же ледник. Да замок повесим, как в первый раз, — затем обратилась к находившемуся где-то там, в сражении, генералу: — Вернуться хочешь, Чёрный колдун? Что же, возвращайся, но не знать тебе здесь покоя!

Пока Оська собирал ватагу, Дуня с Глашей переоделись в костюмы для верховой езды, которые переделали для удобства, добавив штаны и укоротив спереди юбки. Всё же, в бою удобнее сидеть верхом по-мужски, а не боком. Демьян за это время оседлал трёх коней: себе и хозяйкам.

Если телеги язычники оставляли на Перуновой поляне, то коней держали в конюшнях внутри городища. На медведей и волков заклятие отвода глаз, может, и действовало, но вот нюх звериный не отбивало.

До ворот в частоколе коней вели в поводу. Только выходить собрались, как к Дуне подошла Ворожея.

— Матушка барыня, Волхвы просят тебя к ним в молении присоединиться, чтобы Боги лучше услышали просьбы смертных.

Дуня в растерянности посмотрела на Глашу, в первый раз Волхвы к себе её призывали, от такого не отказываются.

— Иди, подруженька, я одна справлюсь. Дар мой возрос, сама чувствую, — сказала Глаша.

На лице Демьяна отразилась внутренние раздумья: за какой из хозяек последовать, ведь обе Михайле Петровичу дороги. Кому охрана нужней будет?

— С Глашей езжай, Демьян, — распорядилась Дуня. — Я здесь в безопасности.

Демьян, после некоторого замешательства, послушался, признавая правоту хозяйки. Вместе с Глашей и Оськой с ватагой он вышел за ворота.

Дуню Ворожея повела к узкой калитке в другом конце поселения. Перед распахнутой дверцей, за которой виднелись лес и еле заметная в траве тропа, стояли три как лунь седых старика. Двух из них Дуня видела в день, когда со своими людьми пришла в городище, третьего — мельком в самом поселении. На старцах помимо длинных полотняных рубах были надеты расшитые диковинными узорами пояса, на шеях и запястьях имелось множество оберегов, плетёных из бисера и полосок кожи. Каждый в руках держал посох, украшенный резьбой в виде колосьев и искусно вырезанной головой змеи на навершии. На земле между ними стояла большая клетка с чёрным вороном внутри. Ворон лежал на спине неподвижно, лапы торчали вверх, глаза затянуло белой пеленой, птица была мертва.

Ворожея взяла клетку в руки. Старцы, один за другим, вышли за частокол и двинулись по тропе. Ворожея поспешила вслед за ними, кивком приглашая Дуню идти за собой. Неизвестно откуда появившаяся помощница Ворожеи закрыла за ними калитку.