— Разворачивай, мы возвращаемся, — твёрдо сказала Дуня, в ней больше не осталось сомнений, о том, как правильно поступить.

— Дуня, душенька, ты что выдумала? — возмущённо спросил Платон. — Немедленно поехали дальше!

— Нет, мы обязаны защитить своих людей, — ответила Дуня.

— Я твой муж, ты обязана меня слушать! — воскликнул Платон.

— Нет, мы остаёмся, — ответила Дуня спокойно.

Это спокойствие взбесило Платона.

— Ах так? Ну и оставайся! — крикнул он и, пришпорив Грома, понёсся прочь по дороге.

— Он уехал, — потрясённо прошептала Глаша.

Дуня в этот момент мерялась взглядами с Демьяном.

— Даже не думай, — сказала она, наконец, кучеру. — Если решишь помимо воли моей дальше ехать, мы с Глашей выскочим и пешком в имение вернёмся.

Демьян, не выдержав поединка взглядами, кивнул, захлопнул дверцу и отправился на своё место. Карета развернулась и поехала обратно.

— Платон, он… — начала, было, Глаша, так и не пришедшая в себя от поступка мужа подруги. Дуня отрицательно помотала головой, молчаливо призывая не говорить на эту тему. Но сама же и не выдержала, прошептав:

— А я ведь его почти полюбила.

После этих слов села, выпрямив спину и прищурив глаза. Глаша опустила свою руку на Дунину и слегка пожала.

Демьян правил лошадьми и ругал себя последними словами. Оправдываясь перед хозяином, доверившим ему охрану своих «сударушек», бормотал:

— Михайла Петрович, ведь они и впрямь пешком бы пошли. Вот ей богу, пошли бы. Я уж лучше сам обратно доставлю, да там присмотрю.

Платон, проскакав несколько вёрст, опомнился. Он ослабил поводья, замедляя бег коня. Затем остановился. Осознание огромной ошибки, которую совершил, накрыло его с головой.

— Нужно было уговорить, не слушать, силой увезти! — воскликнул он. — Но и сейчас не поздно.

После этих слов Платон развернул Грома и поехал обратно. Правда долго проехать не удалось. На дорогу с одной из троп выезжали несколько всадников в мундирах французских драгун. Офицер крикнул на своём языке:

— Стой, кто таков?

С неожиданной для себя силой Платон сформировал огненный шар и швырнул в французов. Лошади шарахнулись, сбрасывая всадников, раздался треск, запах палёного и ругань, в кого-то магический снаряд попал. Но Платон не стал наблюдать за впервые получившимся применением дара. Он подгонял Грома, пригнувшись и умоляя «аспида» мчаться быстрее. Сзади раздались выстрелы, но конь не подвёл. Он летел чёрной молнией, унося Платона всё дальше и от врагов, и от имения, где осталась его жена.

Чем ближе подъезжали к имению, тем тревожнее становилось Дуне.

— Что с тобой? — спросила Глаша, заметившая состояние подруги.

— Сердце не на месте, неладное чует, — ответила Дуня.

— Ой, не накликай, подруженька, — со вздохом произнесла Глаша. — Надеюсь, обойдётся.

Но не зря сердце-вещун беду чуяло. Как только карета во дворе остановилась, Дуне хватило в окно её глянуть, чтобы выскочить, не дожидаясь, пока Демьян дверку отворит.

Около парадной лестницы особняка стояли, держа в поводу коней несколько французов в форме рядовых. У входной двери столпились дворецкий, кучер Кузьма, Тихон и ещё несколько мужиков. С видом решительным, словно собирались с голыми руками против сабель с пистолями выступить.

Чуть поодаль от лестницы на коленях стоял Оська, с ненавистью глядевший на французского поручика, уткнувшего кончик сабли в его шею. Завидев карету, Оська попытался вскочить, пользуясь тем, что пленивший его француз отвлёкся. Но поручик чуть сильнее прижал саблю. По шее Оськи потекла тонкая струйка крови.

— Что здесь происходит? Я хозяйка этого имения графиня Долли Лыкова. Извольте объясниться, кто таковы и что вам нужно? — на чистом французском языке произнесла Дуня. Произнесла громко, властно, как никогда до того не говаривала.

Рядовые вытянулись в струнку, их командир возвратил саблю в ножны. Поручик подошёл к Дуне, снял с головы кивер, щёлкнул каблуками так, что звякнули шпоры, и представился:

— Огюст Жюно, командир отделения фуражиров Вестфальского корпуса. Готовим места для размещения штаба, офицеров и рядового состава. Надеюсь, вы предоставите часть особняка, он прекрасно подходит для данной цели, мадемуазель Долли.

— Мадам, — поправила его Дуня, не выходя из роли надменной графини. — Мы с моей сестрой мадемуазель Глафирой всегда рады гостям, мсье Огюст. Что натворили мои люди?

После чего она кивнула на Оську, который так и стоял на коленях, прислушиваясь к чужой речи. Мужики у двери тоже слушали и переглядывались. Слов они не понимали, но уяснили, что барыня французского офицерика с солдатами строит, вон как слушают.

— Ваши люди не пускали в дом, а вон тот и вовсе в драку кинулся, — ответил поручик.

— Они выполняли мой приказ, никого не допускать в имение. В округе много разбойников развелось, — произнесла Дуня и добавила надменно: — Что взять с мужиков, разве они отличат благородных господ от лиходеев?

Глаша, которая при начале фразы напряглась, уж очень двусмысленно прозвучало, слегка успокоилась, подумав: «Не поскользнись только подруженька, по тонкому льду ходишь». Они с Демьяном стояли за спиной Дуни, готовые к любому развитию событий.

Поручик и его люди даже приосанились, у себя их не часто благородными называли, да и Огюст Жюно недавно в офицерское сословие вошёл, и то, благодаря дяде — генералу Вестфальского корпуса, а неофициально — главному магу императорской армии.

— Вон тому наглецу плетей не помешает всыпать, — посоветовал поручик, вновь кивая на Оську.

— Не утруждайте себя, мсье Огюст, я со своими людьми лично разберусь. Пройдите пока с Глафирой в дом. Ваши люди, когда отведут лошадей на конюшню… — Дуня сделала многозначительную паузу, намекая, что рядовым не место в господских покоях.

— Не беспокойтесь, мадам Долли, мои люди бивуак рядом с конюшнями устроят, им не впервой, — произнёс поручик и предложил руку Глафире и повёл «сестру» хозяйки к лестнице.

— Что же, распоряжусь, чтобы кухарка им провиант вынесла, — сказала Дуня и перешла на родной язык: — Кузьма! Тихон! Помогите нашим гостям коней на конюшне разместить. Демьян, распрягай карету и коляску.

Поручик тоже отдал приказ подчинённым, которых было семь человек, идти на задний двор к конюшням, и устраиваться там на отдых.

Дуня, перед тем, как последовать за Глашей и поручиком, быстро подошла к Оське, на ходу снимая перчатку. Дойдя, она ударила Оську по щеке. Пощёчина вышла не столько больной, сколько звонкой. Тем более, что Дуня звук слегка магией усилила. На этот звук все обернулись, а Дуня, склонившись к самому лицу Оськи и заглянув в ошалелые глаза, прошептала:

— Прости. Нападать только по моему знаку, всем передай, — и громко добавила: — Пошёл на конюшню, с глаз моих!

Наблюдавшие за происходившим во дворе из окон горничные, успевшие заскочить в дом, как только появились французы, кинулись на второй этаж, а кухарка Аграфена со Стешей — на кухню. Остальные слуги ещё утром ушли в Покровку, где у них имелись дома или жили родные.

Так что Дуня, Глаша, поручик и дворецкий вошли в пустой холл.

— Мсье Огюст, вас сейчас отведут в гостевые покои, достаточно ли будет четверти часа для приведения себя в порядок перед обедом? — спросила Дуня.

— Более чем, мадам, — ответил поручик.

Дворецкий повёл его в указанные Дуней покои, а она сама вместе с Глашей направилась на кухню.

— Всё видели? — спросила Дуня и, после дружного кивка Аграфены и Стеши, продолжила: — Ты, Аграфена, отнеси корзинку с провизией этим, к конюшне. Стеша пусть в столовой на три персоны накрывает. Ей лучше во дворе не показываться. Так, добавь в корзину вон те три бутылочки вина, но сначала дай сюда. А ты, Стеша, у входа на кухню покарауль.

Аграфена выставила перед Дуней бутылки, Стеша скользнула к двери и, почти полностью закрыв, стала смотреть в щелку на коридорчик, ведущий из холла.