— Благодарю за службу! — произнёс полковник.

Награждённые, которых заранее подучил один из поручиков, ответили в один голос:

— Служим царю и Отечеству.

Слившиеся низкий мужской и высокие женские голоса заставили звякнуть стёкла в гостиной. Полковник посмотрел одобрительно. В первый раз довелось ему награждать гражданских, более того, впервые за всю историю награду получил язычник. Вернее, язычница. То, что Ворожея присоединилась к остальным не только в битве с врагами, но и в ответе на награждение, лучше всяких слов убеждало о лояльности язычников к властям и новой вере. Полковник решил, что по прибытии обязательно стоит доложить об этом императору.

Посланцы царя покинули имение сразу после награждения. На предложение остаться, отдохнуть перед дальней дорожкой, полковник с сожалением отказался, сославшись на службу. Все обитатели имения наблюдали, как уезжают по расчищенной от выпавшего снега аллее всадники, как поднимается в воздух пар от дыхания людей и коней. Морозы и впрямь ударили необычно рано.

Когда всадники скрылись из глаз, Аграфена поманила Ворожею и утащила на кухню. Туда же собрались и кучера, и конюхи, и служанки, и освоившиеся в особняке Ванятка с Васяткой. Всем хотелось посмотреть и потрогать царёву награду. Нет, хозяйка с её подружкой и папенькой, тоже не отказались бы медали показать, но неудобно бы было в руках вертеть или, как Ванятка, на зуб пробовать, настоящая или нет. Правда, он за то получил тумак от Стешки и насмешку от брата.

— Золото на зуб нужно пробовать, — сказал Васятка и вопросительно посмотрел на Ворожею. О золотых рубликах они тоже знали. Зря что ли вместе с тёткой Аграфеной под дверью во время награждения подслушивали. Ворожея улыбнулась и золотой червонец посмотреть дала.

— Смотри-смотри, когда ещё такой в руки попадёт, — подшутил над мальчишкой Кузьма.

— А нас дядька Михайла на купцов выучит, мы много-много денежек заработаем, — серьёзно ответил Васятка, а Ванятка добавил:

— Обещаем, с первой прибыли купить тебе, тётка Аграфена, и Стешке по полушалку.

— Евсейка тоже обещал по платку подарить, как вырастет. Будем с тобой, Стеша, как барыни, кажный день наряды менять, — сказала Аграфена и, вздохнув, продолжила: — Жаль, крестничек мой отказался на учёбу ехать, когда Михайла Петрович звал. Но оно и понятно, он в семье своей один кормилец, дедка-то совсем старый. Ох, совсем забыла сказать, нашу-то Авдотью Михайловну сам император на бал пригласил.

Старший конюх, который тоже на кухню пришёл, торжествующе обвёл всех взглядом и воскликнул:

— Вот! А я, как только хозяйка здесь появилась, сразу сказал: таким кралечкам на царёвых балах танцевать надобно.

— Наши ярославские девицы такие, хороши и в боях, и на балах! — поддержал конюха Демьян.

Пока слуги рассматривали медаль Ворожеи, Михайла Петрович велел дворецкому позвать Николая Николаевича и Захара в серебряную гостиную. Кабинет хозяина имения, по мнению Михайлы Петровича, был маловат и тесноват. Выслушав искренние поздравления от друга и управляющего, Михайла Петрович произнёс:

— Планы наши, как вы догадались, поменялись. Мы с Глашей сразу с Дуней в столицу отправимся. Без нас в Ярославль поедете. Николай, Ванятку с Васяткой с тобой отправляю, пусть обживаются, привыкают.

— Твои лазутчики и мои юные магички вместе — взрывоопасная смесь, — сказал Николай Николаевич, покачивая головой. — Как бы они тебе, Михайла, особняк не разнесли.

— Отстроим, — невозмутимо ответил Михайла Петрович и повернулся к управляющему. — Захар, обоз с зерном, как договорено, сюда вышли. Сам оставайся, с семьёй побудь. Когда у братьев моих о делах на фабрике и в лавках справляться будешь, узнай, сколько они собираются на гуляния народные выделить. От меня столько же добавь.

Спустя два дня сборов из имения Лыково-Покровское выехали карета и коляска и небольшой отряд конников, людей Михайлы Петровича, что вместе с ним отправлялись в спасательную операцию, а попали на войну. Ну да хозяин не обидел, обещанную оплату вдвое увеличил. Экипажи утеплили согревающими амулетами, а коляску так и вовсе на полозья поставили. Уже по погоде было ясно, что выпавший снег таять не будет. После второй остановки на ямской станции разъехались: карета направилась в сторону столицы, а коляска и конники поехали в Ярославль.

Ярославль заметно изменился с того времени, как Михайла Петрович выехал отсюда за своими сударушками. Город огораживала насыпь, рядом стояли несколько новых сторожевых вышек. Хотя ярославцы были уверены, что дальше Москвы враг не пройдёт, оборонительные сооружения возвели по всем правилам военной науки.

В особняке приехавших встретили шумно и весело. Слуги немного огорчились, что хозяин приедет позже, но бурно радовались при известии о его женитьбе на Глаше. Юные магички с восторженным визгом повисли на Николае Николаевиче, облепив со всех сторон.

— Девочки, ведите себя прилично, — тщетно взывала к ним мадемуазель Бонне, но у самой глаза сияли от счастья.

Остаться наедине у Николая Николаевича и мадемуазель Бонне получилось только ближе к вечеру, когда их подопечные немного угомонились и разошлись по своим покоям, а новые воспитанники Михайлы Петровича разместились в приготовленной для них комнате.

Смелости у Николая Николаевича хватило лишь на то, чтобы пригласить мадемуазель Бонне для разговора в Чайную гостиную. Войдя же туда, он остановился напротив француженки, которую мысленно давно уже называл своей и замер, растеряв куда-то заготовленные заранее слова. Он смотрел, не отрываясь, на прекрасное лицо, манящие губы, сияющие карие глаза.

— Ты что-то хотел сказать мне, Николя? — спросила мадемуазель Бонне, обращением на «ты» стирая грань между ними.

— Всё не так, нет цветов, кольца, но… — начал Николай Николаевич, запнулся и уже решительно продолжил: — Мари-Луиз Бонне согласна ли ты стать моей женой.

— Пока тебя не было, Николя, я приняла православие. При крещении мне дано имя Мария, — сказала француженка.

— Мария, Машенька, — произнёс Николай Николаевич, словно пробуя её новое имя на вкус, затем неуверенно спросил: — Это значит: да?

— Это значит — да, — последовал ответ.

Николай Николаевич встал на колени перед возлюбленной, взял её руки в свои и сказал:

— Как же я люблю тебя! — И, не удержав эмоции, произнёс слова из любимого сонета: — Как в зеркало глядясь в твои черты, я самому себе кажусь моложе. Мне молодое сердце даришь ты, и я тебе своё вручаю тоже.

В коридоре за дверью чайной гостиной к этому разговору прислушивались юные магички и быстро сдружившиеся с ними братья-лазутчики. Это только взрослые были уверены, что дети сидят у себя. А как усидишь, когда происходят такие интересные вещи?

— Хорошо дядька Николай сказал, красиво, — тихо произнёс Васятка.

— Это Шекспир, — поправила девочка с пенсне, заметив непонимающие взгляды мальчишек, добавила, — потом расскажу, кто это.

— Тише, — шикнула на них подружка серьёзной девочки, та, что когда-то придумала романтическую историю о замужестве Дуни. — Ой, кажется, они сейчас целоваться будут.

Все остальные рванулись к приоткрытой двери. В этой суматохе кто-то свалил большую напольную вазу, упавшую с громким стуком. Лазутчики и юные магички переглянулись и кинулись прочь, с грациозностью и топотом табуна жеребят.

— Даже гадать не нужно, кто подслушивал, — сказала француженка, улыбаясь.

— Пусть, зато ничего рассказывать не придётся, — ответил Николай Николаевич.

Он поднялся с колен, обнял, и, наконец-то, поцеловал любимую, такую хрупкую и такую сильную женщину.

По дороге в столицу путники, по предложению Михайлы Петровича, заехали в Москву. Михайла Петрович решил посмотреть, как там особняк и склады брата. Ещё на подъезде к Первопрестольной в морозном воздухе почувствовался еле уловимый запах гари.