Сколько шли по тропе, Дуня не поняла. Время словно замерло в необычно тихом лесу. Исчезло всё: звуки, запахи. Солнечные лучи почти не проходили через сомкнувшиеся вверху ветви деревьев. Только когда приблизились к цели — большой круглой поляне, окопанной неглубоким рвом — чувства разом вернулись, ошеломив запахом гари, треском разведённых во рве костров и солнечным светом, рассеянным из-за дымовых облаков, то ли пришедших издалека, то ли поднявшимся от огня на капище.

Через ров была переброшена широкая доска, Дуня вслед за Волхвами и Ворожеей перешла по ней и направилась к центру поляны. Там лежал большой плоский, отливающим синевой камень, с вырезанным в центре глазом змеи — древний алтарь. По краям поляны стояли восемь деревянных столбов, гладко отшлифованных руками мастеров и временем. На каждом проступали лики древних богов. Около некоторых столбов белели кости и коровьи и лошадиные черепа.

Ворожея достала мёртвого ворона из клетки и опустила в центр камня, на змеиный глаз. По знаку старшего из Волхвов, он сам и двое остальных достали из-за поясов небольшие кинжалы и резанули по ладоням, затем приложили к боку камня окровавленные руки.

— Подойди, — позвал Дуню старший Волхв, — поделись с Велесовым Алатырь-камнем частицей дара.

Дуня подошла, и приложив ладони к прохладному боку камня, почувствовала, как тот тянет магию, напитываясь ей, как ткань водой. Дуня уже начинала опасаться, не заберёт ли древний алтарь слишком много, как отток магии прекратился. Камень засветился ровным синим светом, не обжигающим и не замораживающим. Волхв заговорил, не отрывая взгляда от лежащей в центре птицы:

— Вернись из царства Велесова, стань глазами нашими. Лети к полю брани, осени крылом доблестных ратников.

Ворон шевельнулся, вмиг оказался на лапах, расправляя крылья. Глаза засветились синим огнём, птица, увеличившаяся в размерах в два раза, взмыла в небо. Ворон удалялся с невероятной для птиц скоростью, быстро уменьшаясь в размерах, превращаясь в чёрную точку. Взмах ресниц, и точки в небе не осталось.

Волхвы отняли руки от камня, отошли от него на шаг и принялись смотреть в воздух между двумя столбами, стоящими в той стороне, куда улетел ворон. Дуня последовала их примеру. Ворожея встала рядом с ней.

Вскоре воздух между столбами подёрнулся рябью, преодолевая расстояние и прорезая пространство. У Дуни захватило дух от открывшейся картины. С высоты птичьего полёта можно было оценить, насколько огромно число воинов, бьющихся с обеих сторон. Волнами накатывались французские части на русские укрепления и откатывались под огнём пушек и ружей, шли в штыковую атаку пехотинцы, сшибались в ближнем бою всадники. Тела убитых и раненых устилали поле битвы кровавым ковром.

Неожиданно картинка замельтешила, закружила и пропала, потянуло невыносимым запахом палёных перьев. Дуня обернулась на запах, и вздрогнула: в клетке лежал лапами кверху мёртвый ворон, с обгорелыми крыльями, от которых ещё поднимался дымок.

— Колдун вражий заметил и сбил, — произнёс старший Волхв и добавил: — Сильный колдун.

Дуня, знавшая одного такого, отправила на его голову очередное проклятье. Один из волхвов, встречавших Дуню на Перуновой поляне, вновь подошёл к камню и разместил ладони по обе стороны от выбитого в центре змеиного глаза.

— Время предсказаний, — шепнула Дуне Ворожея.

Волхв-предсказатель принялся раскачиваться, по его рукам пробегали синие искорки. Когда он остановился и открыл закрытые до того глаза, в них отразился свет древнего алтаря.

— Битва закончится к ночи, — глухо произнёс он. — Враг вернётся туда, откуда утром наступал. Наши ратники в полночь отойдут, чтобы сберечь дружину. Каждая сторона признает себя победившей. Но враг с этого поля брани ступил на путь к поражению.

— Москву враги займут? — спросила Дуня, успев до того, как Ворожея дёрнула её за рукав, чтобы не перебивала во время видения.

Предсказатель ответил, так же глухо:

— Займут, но святое для русичей место станет для них проклятьем.

После этих слов волхв-предсказатель ненадолго замер, затем оторвал ладони от камня и открыл ставшие обычными глаза.

— Пойдём, Волхвы молитву будут Богам возносить, мы тут лишние, — сказала Ворожея, клетку с вороном она обратно не взяла.

Когда они отошли до половины тропинки, ведущей к городищу, Дуня обратилась к спутнице:

— Ты же говорила, меня зовут в молении участвовать.

— Ты и участвовала. Благодаря твоему дару Волхвы увидели место битвы. Боги, конечно же, сами всё знают, но молитва вернее будет, если указать, где именно помощь более всего надобна, — ответила Ворожея.

Судя по положению солнца, дело шло к вечеру. Следовательно, пробыли на капище дольше, чем Дуне представлялось. С той стороны калитки их встретила помощница Ворожеи и рвущийся в лес Демьян. Они уже вернулись и, не обнаружив хозяйку в поселении, верный ординарец кинулся на её поиски.

Чуть подальше от калитки обнаружились Глаша и Оська с ватагой. Хоть над Демьяном они и подшучивали, но сами тоже переживали.

— Как прошло? Что-то троих не вижу, — спросила Дуня.

— Караульные оказались не трусы, — сказал Оська даже с некоторым уважением, — без боя не обошлось. Наших троих легко ранили, они здесь, в лазарете. Французы в леднике. Глафира Васильевна постаралась, ни следа их пребывания в имении не осталось.

— Ох ты, совсем забыла, — спохватилась Дуня, поворачиваясь к Ворожее. — Не спросила, как там Алексей. Не проснулся?

Алексей Соколкин, отбитый у французов, лежал в лазарете, устроенном в одной из самых просторных изб. Ухаживали за ним обученные врачеванию язычники, а Дуня с Глашей раз в день навещали. Раненый гусар спокойно спал, вид его с каждым днём становился всё лучше: уходила бледность, затягивались раны.

— Завтра к обеду из сна его выведу, — пообещала Ворожея. — Как проснётся, пошлю за тобой, Матушка барыня.

После ужина Дуня с Глашей ушли на вторую половину избы-штаба, где находились их покои. Сначала Дуня расспросила Глашу, как в имении управились. Глаша рассказала, в конце добавив:

— Я, как раньше, перенастроила и разрядила все амулеты, чтоб супостатам жизнь мёдом не казалась. Дуня, ты-то как? Я так поняла, на капище ходили? Или тебе не велели рассказывать об увиденном?

Дуня подумала, припоминая. Нет, о подобном Волхвы не просили. Она и сама понимала, что болтать лишнего не стоит. Но как не поделиться с верной подруженькой, почти сестрой?

Ночью Дуне приснился сон, как летят они с подругой над полем боя огромными белыми птицами, закрывая крыльями от смерти воинство русское.

Утром поселение и лес вокруг окутало маревом, словно сероватым туманом. В воздухе отчётливо чувствовался запах гари и пороха. После молебна за упокой павших воинов и за скорое выздоровление раненых Глаша обратила внимание, как осунулся за сутки отец Иона. Старый священник даже стоял, сгорбившись, как будто на плечи навалился весь груз прожитых лет.

Глаша поделилась наблюдением с подругой.

— Надо бы чем-то порадовать старика, — задумчиво протянула Дуня.

— Есть у меня одна задумка, — сказала Глаша. — Позволь мне с ватагой Кузьмы в имение наведаться. Что надумала, не скажу, чтобы не сглазить.

— Хорошо, наведайся, только Демьяна с собой возьми, — разрешила Дуня. Она не стала расспрашивать о том, что придумала подруга, но подавила любопытство с трудом. Тем более, что перед отъездом видела, как Глаша о чём-то шепчется со звонарём.

Сама Дуня занялась хозяйственными делами: расспросила старосту, какие нужды у крестьян имеются. Обговорила с Тихоном и Аграфеной походы в Покровку за остатками имущества, пока французов нет. Проверила съестные припасы, в кузню заглянула. По пути разняла двух мальчишек, с облегчением отметив, что свои друг с дружкой дерутся, а не с детьми язычников. Отвесила драчунам два лёгких подзатыльника, а староста их в спину подтолкнул, чтоб кланялись.