— Вот чек, Климентий Ильич, обналичь и сегодня же выдай жалование, — распорядилась Дуня. — А это доверенность, согласно которой ежемесячно будешь получать на содержание особняка, питание и на жалование в пределах указанной вот тут внизу суммы у поверенного купцов Матвеевских в Коммерческом банке.

Дворецкий принял чек и доверенность и произнёс:

— Не сомневайтесь, Ваше сиятельство, в лучшем виде-с всё будет исполнено.

— Можешь меня называть Авдотьей Михайловной, — сказала Дуня. — Приготовь чистые листы и новую папку. После обеда проведёшь нас с Глафирой Васильевной по всему особняку и внутреннему двору. Мы проведём магическую проверку основного здания и хозяйственных построек на скрытые повреждения. Ну и явные запишем. Так мы значительно сэкономим. Вызывать из канцелярии специалистов не три копейки стоит и даже не три рублика. Можешь идти, Климентий Ильич. Платоша, подойди-ка, мой свет.

Платон, со скукой изучающий вид за окном, чуть не подпрыгнул от неожиданности. Он подошёл, присаживаясь на стул, только освобождённый дворецким.

Последний же выходил с чувством, что просто обожает новую хозяйку. Спустя пару часов Дуню обожала вся прислуга в особняке, получившая, наконец, положенные деньги. Те, кто уже замыслил уходить, в поисках лучшего места, резко передумали.

Об этом всеобщем обожании Дуня и не подозревала. Они с Платоном, наняв извозчика — собственный экипаж Лыковых и впрямь оказался не на ходу — отправились в Имперский банк, где находилась закладная на особняк и в ломбард, где хранились фамильные украшения. Везде рассчитывался Платон. Дуня заблаговременно выписала и отдала ему чеки, чтобы не уронить в глазах окружающих его мужское достоинство. По Дуниным понятиям главой в их семье должен быть муж, а то, что она его направляет да подталкивает, посторонним знать не обязательно.

— Ну что, домой, душенька? — спросил Платон, когда они вышли из ломбарда.

— Нет, Платоша, заедем к папенькиному поверенному в Коммерческий банк. Нужно драгоценности в банковский сейф поместить. Мы уезжаем, маменька и тётушки одни останутся. Вдруг какие лиходеи об украшениях пронюхают. Оно, конечно, можно и в особняк новый сейф прикупить, да нам пока лишние траты ни к чему, — сказала Дуня.

— Да, да, маменькина безопасность превыше всего, — согласно закивал Платон.

Вернулись они к обеду, после которого Дуня и объявила, что в имение они втроём поедут, сдобрив эту новость тем, что скоро прибудет коляска для выезда, и что маменьке с тётушкой она оставит средства на беззаботную жизнь и новые наряды.

Маменька Платона и без того недовольная, что украшения в банковский сейф поместили, ещё насупилась. Но сёстры так просительно на неё уставились, что она нашла в себе силы промолчать. К тому же, положа руку на сердце, имение Платонова маменька никогда особо не любила. Выезжала туда на лето лишь потому, что в это время в столице активно шло строительство мостов, домов, храмов. По улицам непрерывно ездили гружёные лесом и кирпичами телеги и даже сквозь плотно закрытые окна доносились стук топора и визжание пилы.

После обеда Платон, наконец, отправился отдыхать. Дуня с Глашей, которой стала понятна просьба подруги, прочесть главу о повреждениях, вместе с дворецким и ещё парочкой слуг принялись обходить особняк. Правда, перед этим Дуня тоже переоделась в домашнее платье, ведь им предстояло посетить чердак, подвал и хозяйственные постройки во внутреннем дворе.

Результаты проверки Дуню успокоили. Во-первых, срочного ремонта ничего не требовало, кроме, пожалуй, экипажа. Но Дуня велела его продать, не видя смысла тратить не маленькие средства на его починку. Во-вторых, предполагаемая сумма на ремонт оказалась куда меньше, чем она ожидала.

— Когда из имения возвратимся, тогда и будем работников нанимать, — сказала Дуня дворецкому. — Если какие непредвиденные траты во время нашего отсутствия образуются, ты, Климентий Ильич к поверенному обратись. Скажешь, на непредвиденные траты. Я его сегодня предупредила.

Они с Глашей направились к себе.

— Устала, Дунюшка? — спросила Глаша.

— Есть немного, — ответила Дуня и воскликнула: — Стой, у тебя паутинка в волосах.

Она убрала замеченную паутинку с волос замершей подруги. Глаша пауков не то, чтобы не любила, опасалась. После Глаша осмотрела подругу, достав у той из волос крошечное пёрышко, курятник они тоже проверили. Да, во внутреннем дворе держали кур, уж очень маменька Платона любила омлеты на завтрак. Почистив друг друга подруги, смеясь, разошлись по комнатам. Они словно ненадолго вернулись в детство, когда вот так же отряхивались после очередного похождения.

Несмотря на усталость, Дуню переполняли удовлетворение от проделанной проверки и радость от результата. Она прошла в покои мужа. Платон сидел перед зеркалом, расчёсывая гребнем волнистые волосы — готовился к выходу в столовую на ужин. Дуня подбежала к нему, обняла сзади, устроила подбородок на его плече и сказала, глядя в глаза его отражению:

— Платоша, у меня хорошие новости. На ремонт особняка потратим меньше, чем мне думалось. Срочности нет. Вернёмся из имения, я тебе чек выпишу, чтобы мастеров нанимал.

Платон капризно усмехнулся и спросил:

— А почему после выпишешь? Не доверяешь, значит?

Дуня удивилась, ведь и в мыслях подобного не держала.

— Что ты, Платоша. Муж ведь ты мне. Как не доверять? Доверяю.

— Но чек, тем не менее, не даёшь, — капризно протянул Платон.

— Дался тебе этот чек! — в сердцах воскликнула Дуня, метнулась к себе в комнату, быстро вписала в чековую книжку нужную сумму, оторвала листок и вернулась к мужу. — Вот, держи. Так даже лучше, не нужно перепроверять будет, сколько платить, когда вернёмся.

Платон, получив чек, просиял, словно ребёнок, стащивший пряник с новогодней ёлки. Он развернулся вместе со стулом, усадил Дуню себе на колени и принялся горячо целовать. Это увлекательное занятие прервал стук в дверь. Молодых приглашали спуститься к ужину.

Маменька Платона и его тётушки весь вечер беседовали исключительно на французском языке. Смирившись с тем, что остаются пока в столице, оттачивали языковые навыки перед посещением салонов. Дуне труда не составило сообщить о результатах проверки особняка тоже по-французски. Она и по-немецки могла, но уже не с таким безукоризненным произношением.

Заметив, как вытянулось от удивления лицо свекрови, Дуня в очередной раз мысленно поблагодарила мадемуазель Бонне. К выпускному классу ученицы института разглядели не только умение научить, но и доброту, порядочность преподавательницы французского, прощая ей за это экзальтированность и напускное высокомерие.

В Санкт-Петербурге молодые и Глаша задержались ещё на день, съездили на Васильевский остров, навестить Дуниных братьев. Пётр с Павлом их ждали к обеду, накануне Дуня с нарочным отправила им записку.

Выстроив дома на Васильевском острове, купцы Матвеевские убили сразу двух зайцев. Во-первых, здесь находились порт, склады и множество рынков для торговли, а во-вторых, на острове располагались лучшие учебные заведения столицы, Академия наук и богатейшая библиотека. Следуя примеру старшего брата, Михайлы Петровича, Матвеевские имели намерение дать образование всем своим детям.

Дом, где жили на время учёбы Пётр и Павел, был большим, каменным, помимо двух верхних этажей, имел этаж цокольный и мезонин сверху. Мезонин Дунины братья приспособили для занятия черчением. Помещение, самое освещённое, благодаря множеству окон, чем-то напоминало мастерские художников. Хотя, мольберт тоже имелся, Павел увлёкся карандашными набросками. Он даже пообещал Дуне и Глаше нарисовать их портреты, позже, когда технику до конца освоит.

После пышного обеда — поесть братья любили, как и угостить, — вся компания отправилась на променад. Когда проходили мимо Кунсткамеры, Пётр предложил туда зайти.

— Говорят, там занятное пополнение анатомической экспозиции, — сказал он.