– Вообще-то этот блюстительтвойдруг, ведь ты так яро защищала его после гладиаторских выступлений, – припомнил Ноа свои старые обиды, – а кофе с ним почему-то должен пить я.

– Хочешь, чтобы я пошла вместо тебя? – подначила его Эви.

– Нет! – коротко ответил палач и, поцеловав возлюбленную сто первый раз за сегодняшнее утро, в сопровождении служанки, отправился в красную гостиную на встречу с давним другом.

Проводив мужа, Эвелин отыскала в гардеробной свое старое любимое платье, нежно голубого оттенка, так идущее к цвету ее глаз и, по-быстрому уложив волосы, спустилась в сад.

Ноги сами несли ее по узкой тропинке сквозь густые заросли цветущей вейгелы, а сердечко маленькой птичкой трепетало в груди в ожидании встречи. Завидев еще издали небольшую избушку, заросшую плющом по самую крышу, бывшая графиня остановилась на минуту, чтобы перевести дух, а потом, быстро преодолев остаток пути, бегом вбежала по деревянному скрипучему крылечку.

Коротко постучав и не дожидаясь ответа, Эви рванула на себя дверь и вихрем влетела в просторную гостиную.

У деревянного стола стоял крепкий очень молодой мужчина в простой холщовой рубахе. Копна рыжих кудряшек спадала ему на лоб и покрытую веснушками щеку. Время от времени, он, дуя на особо непослушный локон, пытался убрать его с лица, но тот снова и снова падал на прежнее место.

В одной руке парень держал раскрытую тетрадь с записями, а другой что-то мешал в небольшом котелке, стоявшем на самодельной горелке. В комнате витал запах заваренных лечебных трав. Он был настолько увлечен своим делом, что не сразу заметил гостью.

– Рыжик! – радостно закричала Эвелин и со всех ног бросилась к нему.

Зельевар посмотрел в ее сторону, и краска спала с его лица. Он испуганно шарахнулся назад, но уперся бедрами в стол. Как раз в этот момент Эви настигла его и крепко обняла за спину, прижавшись щекой к его широкой груди. Рыжик так и остался стоять, обомлев и раскинув руки в стороны. Деревянная лопатка и тетрадь выпали из его рук, но он все равно не смел прикоснуться к девушке, словно она была воплощением чего-то мистического.

– Э…Э…Эвелин… – наконец выдавил он из себя. – Ты пришла забрать свой долг…?

– Какой долг? – отстранившись, но не отпуская объятий, спросила Эвелин и недоуменно подняла взгляд на своего, как она думала, старого друга.

– Ты спасла мне жизнь, когда я был совсем маленьким… – невнятно бормотал рыжик, все еще боясь пошевелиться. – Теперь ты вернулась, чтобы забрать мою душу…?

– Какая жизнь…? Какую душу…? О чем ты, Бонни?! – воскликнула бывшая графиня. – Я просто соскучилась по тебе и пришла повидаться!

Она ухватила ладонями его лицо и, поднявшись на цыпочках, чмокнула сначала в одну, потом в другую конопатую щеку.

– Но я не Бонни… – буквально простонал, в конец, растерявшийся паренек.

– Как не Бонни? – Эви, словно ошпаренная отскочила от незнакомца и не мигая уставилась на него. – А кто же ты?!

– Я Лиам.

– Лиам…? – озадаченно переспросила светлая душа. – Тот самый малыш, которого я нянчила на руках…? Внук Бонни…? – она внимательно вгляделась в его лицо, подмечая каждую черточку. Молодой зельевар громко глотнул скопившуюся во рту слюну и кивнул головой. Его ярко-золотые кудряшки, будто пружинки, взметнулись вверх и тут же вернулись на место. – О, боги! Как же ты похож на своего деда! Ну просто одно лицо! Поставь вас рядом, я бы не различила. А где он, кстати, пропадает? Снова возится с лошадьми?

– Нет… – чуть слышно ответил Лиам. – Он умер… Несколько лет назад. И бабушка Уна тоже…

– Как же так…? – ее ноги подкосились и, расстроенная, она опустилась на стоящий рядом стул. – Что с ними случилось?

– Старость, – печально ответил внук Бонни, пожав плечами. – Они прожили долгую, спокойную, счастливую жизнь и умерли в один день, потому что не хотели расставаться. Я думаю, они и на небесах сейчас вместе.

– Да… Я уверена, этот плут и в межмирье не пропадет! А Уна, как всегда, за ним присмотрит, – пытаясь быть позитивной, пробормотала Эвелин, но две большие горячие слезинки все-таки выкатились из ее глаз. – При первой же возможности отыщу их там! – заверила она саму себя, растирая по щекам соленые капли.

– Я заварю чай с мятой, – предложил Лиам и засуетился над горелкой. – Он успокоит… Кстати, ничего, что я обращаюсь к тебе на «ты»? – осторожно поинтересовался он, покосившись на девушку. – Называть тебя бабушкой, как-то… странно.

Эви хихикнула сквозь выступающие слезы, шмыгнула носом и согласно кивнула головой.

– Расскажи мне, как вы тут жили? – попросила она, придвигаясь ближе к столу. – Я и представить не могла, что здесь прошло столько лет.

– Не знаю, как у вас там, – рыжик глазами указал в потолок, – а у нас на Земле время летит быстро… Расскажешь мне про себя. Кем ты стала? И как смогла вернуться? Ты же… – протянул он, внимательно заглядывая ей в лицо.

– Да. Я – ангел, – подтвердила его догадки светлая душа.

Лиам почти не удивился, узнав, что Эвелин стала ангелом, ведь он вырос в доме вампирши и бывшего Жнеца Смерти (ныне блюстителя). В няньках у него волк-оборотень ходил. А дед, в свое время, поведал уйму рассказов про благородного демона-Ноа, защищавшего простых смертных от нечисти всякой. К тому же бабку его Уну не раз ведьмой называли, которая свои знания и умения впоследствии ему передала. Так что, с необычным и сверхъестественным парень был знаком не понаслышке.

– Я так и подумал, что ты ангел, – улыбнулся он, протягивая горячую чашку с душистым напитком. – Вокруг тебя светлая аура.

– Ты что же ведьмаком стал? Видишь то, что другим не под силу?

– Я бы предпочел называться знахарем, – поправил ее Лиам. – Изучаю старые записи бабушки Уны, – он бережно погладил обложку исписанного старого дневника.

– Похвально, что ты так трепетно относишься к ее наследию. Развивай этот дар и используй на благо простых людей, – одобрила Эвелин его стремления. – А мне вот еще что интересно, – вдруг встрепенулась она. – Как ты смог узнать меня спустя столько лет? Ведь ты был совсем маленьким, когда я… погибла, да и постарше я была, чем сейчас, выглядела по-другому.

Лиам немного помедлил, раздумывая, о чем стоит поведать, а о чем лучше умолчать, и, наконец, решившись, заговорил:

– Ты знала, что мой дед хорошо рисовал? – начал он издалека.

– Да, конечно, – ответила Эви, – я часто дарила ему бумагу и грифельные мелки. Он любил изображать животных, особенно хорошо у него выходили лошади…

Лиам встал из-за стола и, подойдя к секретеру, нажал на секретную дощечку. Откуда-то сбоку выдвинулся неприметный глазу ящик, в котором лежал небольшой сверток, бережно завернутый в старую тряпицу. Рыжик взял его в руки, словно сокровище, и передал бывшей графине.

Аккуратно развернув ткань, Эвелин обнаружила там целую стопку рисунков, выполненных грифельным карандашом в разных техниках, но на каждом листке бумаги была запечатлена она, начиная с подросткового и заканчивая зрелым возрастом. Девушка застыла в изумлении, она никогда не видела, чтобы Бонни рисовал людей.

– Все эти годы он хранил это в тайнике. Я случайно натолкнулся на сверток, уже после его смерти. Знаешь, он очень трепетно к тебе относился.

– Я к нему тоже. Мы были, как брат и сестра, – задумчиво проговорила чистая душа, рассматривая свои многочисленные грифельные воплощения.

– Ты была для него больше, чем друг или сестра. Он восхищался тобой, как восхищаются чем-то прекрасным и в то же время недосягаемым, ну, например… как солнцем на небе… И мне кажется, бабушка ревновала его к тебе, хотя он никогда не давал ей повода и очень ее любил, – тут Лиам замолчал и посмотрел на Эви тем же взглядом, каким обычно смотрел на нее Бонни. – Теперь я понимаю почему она ревновала… В живую, ты еще красивее… – проговорил он и протянул бывшей графини портрет, который был удивительно похож на нее теперешнюю, даже выбор платья совпал. – Теперь ты понимаешь, почему я не мог тебя не узнать, когда увидел? – засмеявшись, спросил паренек. А потом забрал картинки из ее рук и, проделав все те же манипуляции, только в обратном направлении, убрал их в тайник. – Ты же не станешь возражать, если они побудут здесь? Это все что у меня осталось от деда.