— А ты думал.

Рома разлил виски по бокалам, кинул льда. Дима сделал глоток и прицокнул. Брат всегда пил алкоголь только отличного качества. Как он говорил: «Раз мало пьешь — пей лучшее».

— Что нового? — спросил Рома, откидываясь на кресло с бокалом в руке. — Сонечку свою видел? — кривая ухмылка и горящие весельем глаза украсили его смуглое лицо.

— Нет, Ром, я там сам себе лысого гонял, — съязвил Дима. — Ну конечно видел! — не удержался и улыбнулся.

— Рассказывай.

— Тебе что, все подробности рассказать? Может, еще фотки показать?

— А ты че, еще и нафотать успел? Ну-ка, засвети, — вздёрнул бровь Рома, и Дима засмеялся. Он не разозлился за столь фамильярное обращение, потому что, во-первых, знал, что Роман шутит, а во-вторых, Дима сам себе напоминал довольного кота, отведавшего сметаны. Именно отведавшего, потому что объесться Соней он не сможет никогда.

— Ага, а видео тебе не засветить?

— А чего нет? Давай и видео.

Они посидели несколько минут. Пили виски, заедали рыбой, перебрасывались ничего не значащими фразами.

— Что нового? — спросил Дима, когда Рома подлил ему и себе виски. Роман тут же уловил, что Дима не спрашивает у него, какие повороты произошли в его личной жизни и не терзают ли душу Романа какие-либо переживания. Дима спрашивал про Елагина, и это было видно по тому, как окаменело лицо брата, и как он сильнее стиснул бокал в пальцах.

— Завтра будет передача доков.

Дима кивнул и спросил:

— Значит, я с этим мудилой лично не встречусь?

— А оно тебе надо? — Роман закрутил крышку бутылки и отложил в сторону.

— Надо, Ром, ой как надо-о-о. Как бы хотел взять за зад этого урода, — Дима помолчал и поморщился. — Бля, звучит-то как, по-пидорски.

Они с Ромой захохотали.

Дима взялся за сигареты и вздернул бровь, глядя на Рому.

— Разрешаю, — усмехнулся Роман уголком губ. Курить в его квартире мог только он сам, либо родной брат. Дима протянул пачку и тот качнул головой.

— Так что на счет дружеской встречи с бывшим тестем? — оскалился Дима и крепко затянулся сигаретой.

— Боюсь, такой возможности не будет. Елагина берут ребята с десятой, и сразу пакуют в секретное место. Все-таки, он не картошку на чужом огороде воровал, а государственные бумаги нехорошим людям раздавал за свои долги.

— Ясно, — вздохнул Дима с сожалением и выдул дым к потолку. И понял, что кроме легкого сожаления, у него в душе больше ничего нет.

До этого, когда он не видел Соню, Дима саморучно готов был кастрировать Вилория. Но сейчас, после долгожданной встречи, после того, как он сделал предложение Соне, то есть решил все за нее, у Димы отбило всякое желание начинать совместную жизнь с любимой женщиной с такого темного грязного пятна.

Дима знал, что простым сроком Елагин не отделается, и там, за решеткой, хватает тех, до кого дошли слухи о его подвигах, и кто встретит Вилория с распростёртыми объятиями.

Не лучше ли подумать о том, как они с Соней и Сергеем будут выбирать новую квартиру тут, в столице, куда Дима собирался перенести основной офис. Этим переездом он был занят последнее время, и только это хоть немного отвлекало его.

Не лучше ли подумать о том, в какую школу устроить Сергея, и как они поедут выбирать костюмы на свадьбу Димы и Сони.

А лучше всего подумать, где они с Соней проведут медовый месяц. Наверно, лучше выбрать отдаленный от цивилизации бело-песчаный пляж на берегу моря, где их никто не увидит, и они смогут загорать нагишом. Будут купаться в теплой воде, где Дима сможет любить свою жену, пока мягкие волны моря ласкают их тела, раскачиваясь в такт их ритмичным движениям…

— Эй, Алексеич, ты если не прекратишь, я подумаю о тебе самое нехорошее, — услышал он голос Ромы и очнулся.

— А? Чего?

— Я говорю — хватить летать в пошлых фантазиях, а то тебя могут обвинить в братском инцесте, — объявил Роман. Дима посмотрел, как стояк выделяется под брюками и поерзал на диване. Услышал громовой смех Ромы.

— Так что тебе успела рассказать Сонечка? Если ты вообще дал ей хоть что-то сказать, — Рома слегка улыбнулся. Но при этом острый взгляд уперся в Диму и тот понял, что брат настроен серьезно.

Дима пересказал историю Сони, опуская ненужные моменты, и Роман удовлетворенно кивнул.

— Все так, как я и думал.

Елагин думал, что держит под колпаком семью Львовых. На самом деле, Вилорий сидел под колпаком у самого Романа Львова, который держал под колпаком Елагина, пока тот думал, что держит под колпаком семью Львовых. Вот такая сюрреалистичная, но при этом вполне реалистичная картина вырисовывалась. А все так сложилось потому, что Елагин мыслил мелко и местечково, постоянно отвлекаясь на эмоции, размениваясь на несущественные моменты и путаясь в них, как жеребенок в своих ногах. В то время, как Роман смотрел на картину более расширенно, как бы отходя в сторону и беря больший обзор на происходящее. Также Роман умел отделять эмоции от фактов. И как бы он ни был зол и какая бы ярость не клокотала у него в груди, когда он узнал, что Елагин копает под его мать, брата и, возможно, даже готов был пожертвовать Сергеем, к которому Рома относился, как к сыну, он все же взял себя в руки и раздумывал хладнокровно и безэмоционально.

Именно умение думать глобальнее, смотреть на ситуацию отстраненно и как бы со стороны, помогали Роману все годы службы, благодаря чему он и дослужился до капитана первого ранга в свой тридцать семь лет. А для такой должности, которая соответствовала званию полковника в сухопутке, возраст был очень молодой.

Роман очень редко терял самоконтроль, ведь не зря этому самовоспитанию он уделил почти всю сознательную жизнь. И, конечно, родной брат оказал очень большое на влияние. Хотя Дима был старше всего на один год, Роман всегда проявлял к нему уважение, восхищался его деловой хваткой и умением идти до конца в любом деле. Как, например, в ситуации с Софьей.

— Кстати, — вставил Дима, допивая второй бокал и осоловело моргая глазами. — У Елагина на руках было досье на твою невесту.

Рома замер, так и не сделав глоток, который собирался сделать.

— Что?

— Я говорю, когда Елагин пришел к Соньке с папками, там была инфа и на Диану. Ее фамилия, кажется, Алданова?

— Асланова, — на автомате поправил Роман, осторожно ставя бокал на столик. Так будет лучше, ведь он запросто может сжатием кулака раскрошить бокал на осколки. Что он и захотел сделать, когда услышал слова брата.

— Слушай, — пробормотал Дима, закуривая очередную сигарету. — У батяни, кажется, был то ли друг, то ли сокурсник…

— Друг. Михаил Асланов. Диана — его дочь, — разложил Роман сухим голосом факты. Дима присвистнул.

— Да ты что? Вот ведь земля круглая. И где ты нашел свою Диану?

— Нигде не нашел, потому что не искал, — отрезал Рома. Схватил бокал и сделал глоток.

— Как так? Она что же, сама тебя нашла? — усмехнулся Дима, глядя на Рому прищуренными глазами.

— Никто никого не искал. Это только вы с Сонечкой такие, всю землю перерыли, чтобы воссоединиться, — пропел Рома. Но его отвлекающая попытка провалилась, потому что Дима уловил какое-то напряжение в голосе брата.

— Роман, ты если говорить не можешь или не хочешь, так и скажи. Я просто беспокоюсь. Ты как-то странно отзывался о…своей невесте.

— Дима, а вот тут уже почти военная тайна, — уголок губ Ромы дернулся. — Кроме тебя никто не должен знать, — проговорил он, хотя прекрасно знал, что сказанное Диме никогда не покинет стен этой квартиры. В любом случае, рано или поздно, Дима заподозрил бы неладное, уж лучше сейчас дать ему самую необходимую информацию. — Мы с Дианой должны пожениться. Так надо для дела. Никаких…романтических, — усмешка, — чувств у нас с ней нет. Можно сказать наоборот.

— Ясно, — Дима сделал глоток и спросил: — А причину этого наоборот ты тоже не можешь сказать? — затянулся сигаретой и выдул дым к потолку. Дима не хотел давить на брата. Он понимал, что даже это откровение может стоить Роме карьеры и ценил оказанное доверие, и никогда не собирался его предавать.