— Софья Антоновна, я сам могу рассказать вам во всех подробностях, что такое публичный дом, — хмыкнул Дима.

— Дмитрий Алексеевич, поверьте на слово, мои познания о публичных домах намного шире моих познании в языках.

— Не в моих правилах верить в пустые слова оппонента. Я всегда требую доказательств.

Они смотрели друг на друга, и тонкие искорки загорелись в воздухе от прямых взглядов.

На кухню, стуча каблуками, вошла Алёнка. Искры с шипением затухли и пеплом рассыпались в полете. Дима откашлялся и сказал Соне, которая тут же отвернулась к раковине:

— Завтра приедет Стас и отвезет вас, куда надо.

— Стас? — спросила Алёна и нервно поправила сережку. — А Астах? Что-то его не видно.

— Он уволен.

Дима встал из-за стола.

— Уволен? Но почему? — не удержалась Алёна и чуть не прикусила себе язык.

— В этом доме не должно быть того, кто не может обеспечить моему сыну полную безопасность.

Алена хотела возразить, но Дима поднял тяжёлую руку, бросил:

— Это не обсуждается, — и вышел из комнаты.

«Ну и ладно», подумала Алёна, выйдя следом. Не сказать, чтобы Астах ей так нравился. До мастерства Димы еще никто не допрыгивал, а Алёна многих попробовала и знала, о чем говорит. Но искать кого-то на замену Астаху — муторное дело. Слишком уж многие боялись ее супруга, чтобы рисковать головой и за его спиной ублажать Алену. Но ничего, она найдет кого-нибудь. Алена отлично умела уговаривать.

Тем временем Соня замерла возле мойки. Ее щеки горели, словно Дима прикоснулся пальцами к нежной коже. Ей ведь не показались эти искры в мужских глазах? Уф, немного прохладной воды на щеки и на шею, чтобы остудить жар. Но жар спал сам, когда Соня вспомнила слова Димы о безопасности Сергея. Он говорил так, словно обращался напрямую к Соне. Можно ли считать диагноз Сони прямой угрозой для Серёжи?

Соня принимала АРВ-терапию, и уровень вируса в организме был неопределяемым. Получается, что угроза заражения была на минимуме даже при прямом контакте с ее кровью. Но в большинстве своем люди не разбирались в подобных тонкостях, уверенные, что ВИЧ — вирус, передающийся через рукопожатие или воздушно-капельным путем. Хотя при правильном приеме таблеток развитие вируса можно остановить, купировать рост и жить полноценной жизнью.

Но вспоминая ледяной тон Димы, Соне казалось, что он прокричал роковые слова ей в лицо. А это означало, что диагноз Сони — угроза для Серёжи, а значит, если Дима узнает…

Правая ягодица дёрнулась, и Соня мысленно помолиться всем богам, которых она знала.

Поход в музей прошел отлично. Шумная группа мальчиков и девочек в сопровождении таких же гувернанток, что и Соня, остались в восторге от костей динозавра, пеларгониса с размахом крыльев до семи метров, огромного замороженного мамонта, в желудке которого сохранились остатки пищи. Был тут и макет саблезубого тигра, с хищно распахнутой пастью. Ребята с восхищением трогали острые торчащие клыки. Соня тоже притронулась пальцами к зубу и восхитилась, насколько макет похож на живого тигра. Глаза животного были светло-золотистые, и Соня не могла не вспомнить о своем хозяине. Что уж скрывать, о нем Соня думала слишком часто в последнее время.

Застывшую Соню отвлек голос Мелинды, которая присматривала за Олегом, одноклассником Серёжи.

— Гляди-ка, твоего босса напоминает, — хмыкнула темнокожая девушка, обнажив до неприличия белые зубы.

— Почему же? Вовсе не похож, — Соня любовно погладила колючую шерсть. — Этот зверь всех подряд жрал, да и клыки смотри какие.

— Ой, да ладно. Не заливай. Тут хозяев нет, можно открыто говорить, — перебила Мелинда и прошла вперед. Соня ее догнала и пошла рядом.

— Дмитрий Алексеевич — порядочный мужчина. Любит сына. И жену. Это не твой озабоченный папашка, который ковыряет в носу, словно ищет залежи золота и никак не может найти. Уже который год ищет, кстати.

— Видела я твоего Дэймона, — на английский лад выговорила Мелинда имя Дмитрия Алексеевича. — Тот еще монстр. От одного взгляда на него прям бр-р-р! От своего папика я слышала, что твой босс один из безжалостных людей. Так что прости, подруга, не могу представить твоего тигра домашним котенком.

— И вовсе он не мой, — сумела только пробормотать Соня, задумавшись.

— Ну это я так, образно. Хотя наверно и правда нормальный мужик твой Дэймон. Слыхала я, что он не из тех, кто лезет под юбку прислуге.

— Да, таких тварей везде по паре, — ответила понимающе Соня. — Но Дмитрий Алексеевич не такой.

— Эх, — мечтательно вздохнула мулатка. — Уж такому мужику я бы позволила залезть мне под юбку. А то противно ощущать щипки толстыми сардельками моего папика. Уже вся попа в синяках.

— Мелинда, хорошая моя, — перебила Соня похабные речи темнокожей красотки. — Если бы ты носила юбки хотя бы прикрывающие твою аппетитную черную попку, то и желающих ее ущипнуть было бы меньше.

Мелинда округлила глаза, хотела возмутиться, затем махнула рукой.

— Не назови ты мою попку аппетитной, я бы тебя за белые патлы потаскала бы.

— Ты еще не знаешь, с кем связалась, — отбила Соня с ухмылкой. Девушки засмеялись и пошли дальше.

Такие открытые разговоры были распространены между прислугой. На подобных прогулках открывались семейные тайны, передавались шепотом сплетни и обсуждались скелеты в дорогущих шкафах хозяев. А их там было достаточно напрятано. Именно прислуга являлась первоисточником информации, свежей и достоверной. Не раз разговоры между богатенькими миссис и мадам в верхних залах начинались со слов: «Дочь моей Аманды работает няней у Хаммитов. Так вот, поговаривают, что бокал дорогой миссис Хаммит наполнен с утра вовсе не вишневым соком…»

Но Соня была далека от этого сборища и обмена свежаком, как тут называли свежую сплетню. В интернате Соня была главарём девочек. Она руководила сплетнями, о чем-то заставляла умолчать, а о чем-то высказать громко вслух. Но то были девичьи невинные забавы, не выходившие за неприступные стены интерната. А тут — целая ячейка общества, много реальных судеб, сложных и порой поломанных. Семейные проблемы, измены, наркозависимость, тесты на отцовство, тщательно скрываемое банкротство, тайные махинации, романы с прислугой и прочее прочее прочее, в чем Соня не желала пачкать руки и язык. Поэтому она позвала Серёжу, и они покинули музея раньше остальных.

Машина с Вовой за рулем выехала с парковки и поехала вдоль океана. Следом ехал еще один тонированный джип со Стасом. Соня открыла окно и запах воды, смешанный с запахом близлежащих кафе, ворвался в салон.

— Софья Арнольдовна, вам лучше закрыть окно, пока мы не выедем из города, — водитель глянул на Соню через зеркало заднего вида.

— Господи, Вова, у вас кажется мания преследования.

— Это в целях безопасности, ведь никто не знает, как …

Вова не успел договорить, потому что его слова проглотил мощнейший удар в машину. Следуя внутреннему инстинкту, в доли секунды Соня притянула Серёжу к себе, прижала к сидению и закрыла своим телом.

Соня слышала скрежет металла, грохот, пронзительный крик. Не сразу она поняла, что кричит сама. Неужели она умеет так визжать, остро и болезненно?

Серёжа молчаливым кулем лежал под ней и не двигался.

— Серёжа, Серёжа, очнись, маленький мой, — хрипела Соня, пока салон наполнялся пыльным туманом из подушек безопасности, в которую уткнулся Вова. — Серёжа, миленький мой, Серёжа.

Сережа, открыл глаза и из них полились слезы, прозрачные и соленые. Их вкус Соня почувствовала, пока целовала мальчика в горячие щеки и шептала:

— Тише, Серёжа, тише. Мы живы и здоровы. Тише. Давай, надо выйти из машины.

— А Вова… — сипло прошептал Серёжа.

— Он тоже выйдет, только придет в себя. Давай, милый, выходи.

Дверь со стороны Серёжи распахнулась, и Соня увидела вечно хмурого и встревоженного Стаса. Он подхватили мальчика и вытащили из машины, затем выдернул и Соню из салона на улицу. Сейчас Стас еще больше хмурился и даже выматерился, пока нес слабого Сережу на руках в другую машину. Соню тоже подхватил какой-то мужчина и вскоре они оказались в безопасном салоне тонированного джипа, который через секунду уже несся по улицам, нарушая все мыслимые правила, игнорируя сигналы светофоров и превышая скорость до немыслимых пределов.