— Жанат, вам лучше выйти… — начала было Соня, но Жанат подошел ближе. Прежняя бесстрастная маска легла на его каменное лицо, а глаза вновь приобрели непроницаемое выражение.

— Я помогу, — бросил он отрывисто, и Соня не решилась протестовать.

За прошедшие пять дней, что она ухаживала за Милой, находясь в палате круглые сутки, следила за дыханием и прислушивалась к слабому сердцебиению, Соня успела заметить, что Жанат поступает именно так, как он решил. Если он решил, что будет ночевать в палате — значит, так оно и будет, и плевать на мнение врачей и уговоры Сони немного отдохнуть. Если Жанат решил, что будет сам делать массаж Миле, аккуратно разминая суставы и мышцы, чтобы к ним прилила кровь, то значит так и будет, не смотря на удивление медсестер, которые приходили выполнять свою работу и уходили ни с чем.

И если Жанат решил, что будет помогать Соне — значит, так тому и быть. И никакие отговорки Сони на него не подействуют.

— Придержите ее руку, — попросила Соня, и Жанат аккуратным движением приподнял безвольную руку Милы. Обтирая худые предплечья, острые локти и тонкие пальцы, Соня с удивлением успела поймать потеплевший взор Жаната, которым он смотрел на Милу. Но стоило Жанату заметить внимание Сони, как лицо его тут же приобрело бесстрастное выражение, только движения сильных рук, которыми он помогал Соне, оставались осторожными и заботливыми.

— Это, чтобы не образовалось пролежней, — объяснила зачем-то Соня, хотя была уверена, что Жанат и сам знает, для чего какая процедура применяется. Соне просто хотелось чем-то заполнить тишину, что обычно устанавливалась между ними.

Потому что тишина пугала Соню. Потому что именно в этой тишине появлялась боль. Подходила со спины, обдавая студёным дыханием затылок, и заиндевевшими корявыми пальцами проводила по телу Сони, заставляя ее сердце стучать медленнее и слабее.

Прошло пять дней и скорее всего Дима уже…

«Не думать, не думать, не думать!», — приказала себе Соня, на автомате выполняя движения непослушными пальцами.

— Это от чего? — вдруг спросил Жанат, и Соня заметила его взгляд на своей перевязанной ладони.

— А, это так… Хлеб резала, — пробормотала Соня, непроизвольно сжимая ладонь, чтобы почувствовать ноющую пульсацию.

Чтобы проверить, может ли она еще чувствовать.

Оказалось, что может. Но легче от этого понимания не становилось.

— А лицом, наверно, мясо разделывала, — безразличным тоном произнес Жанат, и Соня вспыхнула.

— Может и разделывала! Придумала новый способ, знаете ли, прикладываться моськой к разделанной тушке, — прошипела она, наклоняя голову ниже, чтоб локоны прикрыли щеку, на которой красовался синяк, который оставил Елагин. — Видите, как мы с Милой оказались похожи, — продолжала язвить Соня, вымещая на Жанате усталость, страх, боль, отчаяние, беспокойство. За Милу, за Диму, за Сережу. Да за всех, кто ее окружает! — И Милка и я имеем способность вляпываться в ситуации, из которых без синяков не выйти. Видимо, связываемся не с теми людьми! — и вскинула полыхающий взор на мужчину. Как бы там ни было, именно Жанат был повинен в том, что Мила сейчас находится на грани жизни и смерти. Пусть и не прикладывал руку к избиению, все же косвенно был причастен к этому несчастью.

Но Жанат проигнорировал тираду Сони и спросил:

— Тебя кто-то ударил?

— Не важно, — бросила Соня, выжимая губку в тазике с теплой соленой водой.

Они молчали, пока Соня полностью не обтерла безвольное тело Милы. Вызвала медсестру, которая забрала тазик. Вымыла руки, стараясь не намочить повязку на ладони, и обработала руки антисептиком. Подошла к шкафчику с лекарствами и вытащила мазь. Затем обернулась к Жанату, который тоже вымыл руки и вытирал их полотенцем, стоя у койки Милы.

— Теперь вам точно придется выйти, — твердым тоном сказала Соня, разогревая здоровую руку, сжимая и разжимая пальцы. — Я уверена, Мила не захотела бы, чтобы кто-то пялился на ее грудь, как я обрабатываю ссадины на них.

Если она надеялась хоть как-то растормошить и вывести из себя Жаната, то ее попытка не удалась.

Жанат молча повесил полотенце на крючок у раковины. Посмотрел на Соню.

— Ну что? — не выдержала Соня под этим долгим бесстрастным взглядом карих глаз.

— Софья, — тихо поговорил Жанат. — Если тебя кто-нибудь обидел, или у тебя какие-то проблемы, ты можешь рассказать мне, и мы вместе их решим. Хорошо? — спросил он, вздернув темную бровь.

Соня растерялась, не зная, что сказать в ответ. Она не ожидала никакой поддержки или понимания от Жаната, потому что за прошедшие дни они не сказали друг другу и пару полных предложении, если не считать обсуждения состояния Милы.

Все это время они молча выполняли каждый свою функцию, находясь каждый в своей зоне ухода. Соня меняла Миле медицинскую рубашку, протирала губкой ее тело, те участки, к которым не допускала Жаната. Соня стригла ногти подруге, расчесывала и собирала кудрявые каштановые волосы в косичку, чтобы локоны не раздражали кожу. Соня сама меняла постель, и поддерживала чистоту после смены катетера. К подобным процедурам Жанат не был допущен, но зато он помогал передвигать Милу при необходимости, потому что никому из санитаров не было позволено трогать ее без его разрешения. Он массировал Миле мышцы голени и рук, выводя аккуратные мягкие круги на поврежденной коже. Между Жанатом и Соней установилась безмолвная договорённость, что он обрабатывает раны на открытых участках тела, а Соня наносит мазь на то, что скрыто под больничной пижамой. И, не смотря на полную слаженность процедур, Соня до сих пор не смогла понять и узнать Жаната, ни на сантиметр не приблизившись к разгадке его сущности.

И сейчас Жанат смотрит на Соню внимательным взором, и в его глазах нет усмешки, или бахвальства, а есть твердая решимость протянуть руку помощи Соне, хотя она об этом и не просила.

— Спасибо, — проговорила Соня и покачала головой. — У меня все нормально. Уже все нормально. Спасибо.

Жанат молча кивнул, принимая ее ответ. Затем подошел к Миле, и Соня отвернулась к шкафчику, якобы ища что-то внутри. Но она прекрасно знала, что каждый раз, выходя из палаты даже на несколько минут, Жанат прижимался губами сперва к волосам Милы, затем к щеке, потом к губам в легком прикосновении. Это походило на ритуал, который показывал яснее любых слов, как Жанат боится, что, не дай бог, в его отсутствии с Милой что-то случится, а он не успеет попрощаться.

Жанат выпрямился, и постоял несколько секунд у кровати, не сводя взгляда с Милы, затем направился к двери. И только он взялся за ручку, готовый выйти, как Соня окликнула его.

— Жанат.

Он обернулся и вздернул бровь в немом вопросе. Соня заметила, что Жанат не тратит слов впустую. Даже движения его были скупы и четко выверены.

— Я… Я хотела спросить… То, что я переходила границу, покидала штаты… Это как-то регистрируется, так ведь?

— Думаю, да.

— А можно, как-нибудь…Я не знаю…Удалить эти записи, что ли, — с придыханием спросила Соня.

Жанат задумался на несколько секунд, не выказывая удивления или любопытства, не задавая лишних вопросов и Соня была ему за это благодарна.

— Я подумаю, что можно сделать, — бросил Жанат и вышел из палаты.

Соня шумно выдохнула и прикрыла глаза. Она знала, что Дима обязательно кинется ее искать. И зная о его обширных связях и возможностях, Соня боялась, что он запросто сможет выйти на ее след. И тем самым подпишет смертный приговор себе и своим родным.

С момента приезда мозг Сони был заполнен беспокойством за Милу, и Соня максимально постаралась заполнить каждую минуту своего времени ухода за подругой, беспокоилась и молилась за ее скорейшее выздоровление. Соня старалась, насколько возможно, отойти от своих переживаний. Старалась не углубляться в темные мысли, потому что в эти моменты Соня чувствовала, как руки ее опускаются, а ее саму покидает желание что-либо делать.

Но сейчас Мила нуждалась в уходе и заботе, как никто другой. Соня забыла о себе, полностью посвятив себя подруге. Соня могла часами сидеть у кровати подруги, отсчитывая писк кардиоаппарата. Этот звук, прерывистый и нестройный, был созвучен тому стуку, что отстукивало ноющее сердце Сони. И, хотя сейчас Мила находилась на грани жизни и смерти, Соне казалось, что и она сама стоит на краю пропасти, держась за руки с подругой.