– Да, – машинально отозвался Мио, понимая, что в замешательстве растерял слова.
– Я заплачу за всю нашу выпивку на двоих, – словно бы по наитию предложил Эр-сай, обернулся и и жестом подозвал слугу. Сублейтенант еще что-то говорил, вероятно, рассказывал о событиях на Солито. Время шло, и Мио потерял нить беседы.
– Ты уже видел родных? – продолжил сублейтенант Эр-сай, снова облокотившись о стол. – Мне кажется, они должны оценить твои качества.
– Да, –солгал Мио, старательно глядя в сторону. – Мы воссоединились так, будто никогда и не расставались.
Алек в ответ доброжелательно, но рассеянно улыбнулся.
– Знаешь… Тебе стоит поговорить с Ке-орном. Я прямо сейчас иду на к нему на виллу. Если хочешь, мы могли бы явиться вместе, а то тебя не пропустит охрана...
– Только не сейчас, пожалуйста. Давайте, завтра. Мне нужно побыть в одиночестве.
– В таком случае, пока. Встретимся в другой раз.
Эр-сай, кажется, слегка обиделся, и Мио проводил его грустным взглядом. «Я не мог сказать сублейтенанту правду. Его мертвый брат был причастен у делам Сой-карна. Лучше мой обман, чем то, что Эр-сай посчитает упреками».
… Вскоре Мио выбрался из бара и отправился в сторону залива пешком, не имея определенной цели. Огромные башни и статуи города почти скрыла ночь. Он брел, представляя себе родные лица – тех, кого пытался забыть, но так и не смог. Скорбное отчаяние сменилось гневом, этот бессильный гнев жег как огонь.
«Великий Космос! Я хочу убить Сой-карна, но не могу – до него не добраться. И подавить чувства не могу -- я же сирмиец». Он бродил по улицам около часа, в конце концов достиг побережья, в темноте почти на ощупь спустился к воде и лег прямо на песок, рассматривая небо.
Гнев понемногу растаял, сменился сначала апатией, а потом тихой грустью. «Месяцы на базе и в космосе, сколько жертв, сколько страданий, сколько крови... А потом дни на Сирме, когда я ждал суда...» Млечный путь раскинулся в небе и горел очень ярко, ярче, чем ночные огни столицы. Пытаясь подавить остатки боли, Мио опустил воспаленные веки. «И все-таки, не смотря ни на что, полет на «Фениксо» – лучшее время своей жизни... Которое теперь закончилось навсегда».
… Очнулся Мио близ полудня следующего дня, к тому же от резкого толчка. Незнакомая старуха ткнула его тростью и прошамкала невнятные упреки.
– Простите, госпожа, – пробормотал Мио, поспешно вставая и пытаясь счистить влажной одежды песок.
Голова слегка ныла, во рту пересохло, старуха еще раз взмахнула тростью, ткнула в сторону крутого обрыва, словно указывая на кого-то, а потом неловко побрела прочь, придерживая подол длинного платья. На лестнице, устроенной на крутом склоне, стоял Эс-маро, и душа Мио дрогнула от предчувствия.
– Здравствуй, – сказал агент Конды Ал-вона. – Плохо выглядишь, дружище.
– Как ты отыскал меня?
– Не важно, как, но легко. Ты же у нас беспечный дурачок.
– Пришел, чтобы поругаться? Я не стану.
– Ну да, конечно, не станешь. Ты же у нас адепт всякой терранской чепухи. Впрочем, ты прав. Мы тут по другой причине. Ходят слухи – твой капитан вчера получил приглашение от одного влиятельного сенатора. К несчастью, сенатор то письмо не писал, кто писал – даже и не знаю, но едва ли у этого парня добрые намерения.
– Что?!
– Именно то, что ты слышал. Я сейчас на службе, мне несподручно караулить возле особняка Ке-орнов, так что отряхни грязь со штанов, поищи капитана и предупреди. Думаю, он уже на северной стороне, близ большого памятника, про который все знают. Давай, торопись, недобитый приспешник терран.
– Большое спасибо.
– Пожалуйста.
Мио миновал лестницу бросился бежать со всех ног.
* * *
Таймер на браслете показывал полдень и еще четверть часа, к полудню площадь наполнялась прохожими и становилась слишком оживленной для тайной встречи. «Ал-вон не явился, – подумал Ксанте, наблюдая как в вышине, возле гордой головы памятника, медленно парят птицы. – Что, если сенатор ни при чем, а приглашение – ловушка? Кто бы ни решил поохотиться на меня, он не воспользуется бластером. Значит, нож. Чтобы ударить, убийце придется подойти вплотную».
Наблюдая за толпой, Ксанте сохранял безучастный вид. Группа молодых офицеров прошла мимо, перебрасываясь шутками. Высокий и плотный мужчина, судя по одежде, техник, искоса глянул на Ке-орна и отошел подальше. Чуть позже он остановился, беседуя с женщиной, чьи волосы спускались на виски двумя длинными блестящими прядями. Флайер заложил в небе вираж и приземлился на площадку поодаль, из машины выбрались трое сирмийцев, внешнее сходство которых указывало на кровные узы. Все трое держались исключительно беззаботно.
«Возможно, у меня началась та самая паранойя, в которой нас упрекают земляне, – не без иронии размышлял Ке-орн. – Сенатора могли задержать. Он не хочет пользоваться связью и, возможно, пришлет мне гонца... Или, придется признать – это «приглашение» – чья-то манипуляция».
Еще один флайер приземлился рядом с первым, его единственный пассажир, он же пилот, показался Ке-орну смутно знакомым. Этот парень шел через площадь неторопливо, он был одет в длинную накидку и слишком высок. Ни пояса с кобурой, ни карманов и складок на одежде, вместо сапог – открытые сандалии, значит, сунуть нож в голенище нож тоже невозможно. Пустые, гладкие ладони незнакомец держал на виду.
– Доброго дня, капитан.
– Здравствуйте. Мне показалось, или вы ищете меня?
– И да, и нет. Меня зовут Те-кхай. Не собираюсь отнимать ваше время. Хотел только посмотреть на капитана, который наделал столько шума.
«Имя наверняка ложное, – подумал Ке-орн, разглядывая незнакомца. – Парень явно безоружен, если это не агент Ал-вона и не друг Сой-карна, который хочет отомстить, тогда... Космос, сохрани! Надеюсь, это не еще один шпион Терры».
– Извините, я не могу обсуждать с вами дела разжалованного генерала. Это запрещено.
– О, да, понимаю. Я уважаю вас, капитан, в русле обстоятельств... или может, вопреки им...
Ксанте на миг показалось, будто собеседник собирается пожать ему руку на манер терран, но вместо этого Те-кхай довольно развязно хлопнул капитана по плечу, а потом убрал подальше унизанные кольцами пальцы.
– Прощайте, капитан.
«Он не напал, – размышлял Ке-орн, глядя собеседнику вслед, пока тот не затерялся в толпе – Но вот добрые намерения имел едва ли. Он ничего толком не сказал и ничего не узнал. Тогда зачем?».
Одна из птиц в вышине пронзительно вскрикнула, этот неожиданный звук показался Ксанте слишком громким. Плечо, к которому прикоснулся Те-кхай, словно бы оледенело. Ксанте сел на парапет, пережидая короткую непонятную слабость. Солнечный день померк. Размытые силуэты прохожих брели мимо. Звуки теперь доносились издали, словно приглушенные толстым слоем воды. Сердце билось медленно и слабо, а потом пропустило удар.
«Что со мной?». Ке-орн дотронулся до онемевшего, плеча, ощутил только ткань куртки – мышцы уже потеряли чувствительность. Холод продолжал ползти по костям, Пальцы левой руки словно бы исчезли.
«Меня отравили... Но как?..»
Он откинулся назад, прислонившись спиной к каменной ступне статуи. Небо над Сирмой заволокло тьмой, тьма стала глубокой чернотой с точками редких холодных звезд, которые, будто в Космосе, горели, не мигая. Сквозь эту черноту медленно, но верно, проступили контуры Лимба и стали более реальными, чем полдень Сирмы.
– Ангелина, – прошептал он, теряя сознание.
* * *
Мио, почти задыхаясь, выбежал на площадь и на миг остановился в растерянности – толпа загораживала обзор. Приглушенные звуки голосов сливались в негромкий ропот. Прохожие шли мимо, поодиночке и парами, иногда небольшими компаниями. Статуя возвышалась над толпой – Мио видел край плаща и гигантские колени истукана. Он врезался в толпу и, рискуя вызвать ярость обиженных, пробился к подножью.
– Капитан! Очнись, капитан! Кто это сделал?
Ке-орн с потемневшим лицом полусидел-полулежал на парапете, словно очень устал и находился на грани сна. Мио огляделся, пытаясь найти в толпе явного врага, но заметил лишь нескольких встревоженных и удивленных сирмийцев, а потом опустился на колени рядом с капитаном.