— Если ты пойдёшь на кухню, то там тебя встретят двое мужчин. Скажи, что тебя послала Лата и велела накормить. Подожди там. Жрицы пока заняты. Хорошо?
— А где это? — уже чуть смелее спросил мальчик.
— Видишь маленькое белое здание? Кухня там.
— Спасибо, — сказал Мышь, но отчего-то не спешил уходить.
Лата заметила, что он нет-нет, да бросает взгляд в сторону принцессы. Мар насторожилась.
— А почему та тётенька сияет, словно солнышко? — шёпотом спросил он.
Женщина улыбнулась, сдерживая смех.
— Потому что она и есть солнышко. Это — Верховная жрица Диру, Мышь.
Мальчик вытаращил глаза.
— Так это правда, чо ли, чо Солнечная здесь?
— Правда.
— Брешете! Откуда ей у нас взяться!
— Ты не из Нуа?
— Из Каменки, но уже давно здесь.
— И ты не видел, как Верховная на площади говорила?
— Не-а, я отсыпался тогда.
— Понятно. Но жители тебе не врали — Верховная действительно здесь.
— Так это, чо, действительно она там, под яблоней сидит? — мальчик распахнул глаза от удивления.
— Да, это она. Так что иди быстренько на кухню, пусть Верховная поспит.
— Так это же неудобно, на земле-то! Неужто здесь никакой кровати нет? — тихо, чтобы не разбудить принцессу, но очень возмущённо спросил мальчик.
— Она сама захотела спать под яблоней, и не нам спорить с её решением. Иди лучше на кухню.
— Да понял я, понял. Зачем стока раз повторять, — расхрабрился мальчик внезапно и, недовольный, ушёл в сторону белокаменного здания.
Лата вздохнула. Она часто видела подобное поведение — беспризорники вели себя так, когда были испуганы либо общались со взрослыми. Бравада, которая помогала защищаться от давления. Слабые на улице не выживали, поэтому дети, словно совы-сплюшки, пытались казаться больше, чем были на самом деле.
Мар бросила ещё один взгляд на мальчишку и продолжила свою работу.
* * *
Раздался робкий стук в дверь, и Карт с Лемом удивлённо переглянулись — никто из своих стучаться бы не стал.
— Войдите, — сказал чтец.
На кухню вошёл худой мальчик.
— Да пребудет с вами Свет Диру.
— Да осветит Он твой путь, — ответили мужчины.
— Ты откуда взялся? — поинтересовался Карт.
— Меня послала Лата.
Мышь решил гордо утаить, что она велела его накормить, но при этом с такой жадностью смотрел на булки, что догадаться о том, что он голоден, было несложно. Калеб не стал дожидаться, когда мальчик сам признается, что хочет есть, и предложил:
— Садись за стол, перекуси.
— Я не голоден, — резко ответил Мышь.
— И всё равно садись, а то мешать будешь. Как тебя зовут?
— Мышь.
— Это твоё уличное имя?
— Не-а, у меня другого никогда не было, мамка померла сразу же, как меня родила, а отца и не было.
— Ну, Мышь так Мышь. Ты зачем в храм-то пришёл?
— Меня позвали. Сказали, что нужно идти.
— Так ты зов услышал? Это хорошо.
Чтец одобряюще улыбнулся.
— Храму помощь всегда нужна.
— Я не в храме работать пришёл! — возмутился Мышь.
— Как скажешь, — не стал спорить чтец. — Ешь давай, а то уж шумный ты больно, парень.
Мальчик возмущённо схватил булку из миски и возмутительно громко начал жевать.
Наблюдая за их разговором, Лем вспомнил, как он встретил Карта. Наверное, он и сам казался таким же ершистым и несговорчивым.
Мальчик заставил врача задуматься о детстве. Жизнь с Леей и Картом помогла изгладить тяжкие воспоминания, но ведь они с Нилькой тоже были беспризорниками. Они, правда, никогда не были карманниками, каковым, скорее всего, являлся Мышь, но не оттого, что им этого не позволяло некое внутренне благородство, а из-за того, что жили в деревне, где обокрасть кого-то незаметно нельзя. Если бы они росли в городе, он бы, наверное, воровал еду для своей младшей сестры.
Как только мальчик зашёл в кухню, Лем заметил признаки недоедания и проблем с печенью. «Ну, хоть рахита у него нет», — подумал он, вспоминая, как больно было лечить искривлённые позвоночник и ногу. Проблемы у Мыша, скорее всего, перейдут с ним и во взрослую жизнь, но, если будет такая возможность, молодой человек хотел бы осмотреть его и озаботиться лечением, чтобы облегчить жизнь мальцу.
Мальчик продолжал гневно жевать булку, а мужчины наконец закончили резать овощи, посыпали их специями, полили растительным маслом и засунули в печку.
— Кто будет мешать? — спросил чтец.
— Давай я, ты хотел что-то с Кортиком обсудить, а мне всё равно нечем заняться.
— Спасибо. Присмотри за нашим другом.
— Не надо за мной присматривать!
— Не надо — так не надо, — пошёл на попятный Карт.
— Я скажу, как будет готово.
— Хорошо.
Калеб вышел, оставив Лема с Мышем наедине.
— И как давно ты живёшь на улице?
— А чего это вас интересует?
— Хочу понять, что могу сделать.
— Сделать? — мальчик нахмурился и с подозрением посмотрел на собеседника.
— Сделать, — повторил врач. — Я — лекарь.
— Это вы лечить, что ли, меня хотите? Так я не больной вовсе!
— В правом боку болит? С утра тошнит?
— Как вы узнали⁈
Мальчик понял, что проговорился, ойкнул и закрыл рот ладонями.
— Не бойся, не провидец я и предсказывать не умею. Лекарь я. Ты за правый бок схватился, когда за столом сидел. Не осмотрев тебя, я сказать не могу, но предполагаю, что это поджелудочная или жёлчный пузырь.
— Вы меня со всех сторон осмотреть хотите, что ли?
— И это тоже, но я имел в виду другое. Если человеку, когда он лежит на спине, надавить на живот, то можно почувствовать, всё ли в порядке у этого человека внутри.
— Нажать и всё?
— Не всё, конечно, но это будет началом.
— А зачем вам понадобилось знать, сколько я на улице живу?
— Чтобы понять, как давно ты не питался нормально.
— Хорошо я питаюсь! Черпак нас вот так кормит! — воскликнул мальчик, показывая незнакомый Лему жест, видимо означавший одобрение.
— Когда есть чем? Я, конечно, на городских улицах не жил, но мы с семьёй с самого моего детства впроголодь жили. Мать моя, как и твоя, умерла родами, а за мной и младшей сестрой приглядывала старшая. Но она заболела, когда мне было лет десять, и ушла вслед за матерью. Так что еды нам никогда не хватало. До того, как на врача выучиться, я весь кривой был оттого, что ничего и не ел толком. Ты знаешь такую страну, Артию?
Внимательно слушавший мальчик встрепенулся:
— А то!
— А про Эфу слышал?
Глаза Мыша от удивления чуть не выпрыгнули из глазниц:
— Так это вы, чо, оттудова?
— Да. Я там учился.
— Понятно теперь, чаво вы такой грамотный.
Лем улыбнулся — кажется, когда он был маленьким, тоже переходил на свой диалект, когда волновался.
— Когда я там учился, меня ещё и лечили. Не только врачевали, но ещё и с помощью Потока кости на место ставили.
Мальчик поморщился:
— Больно ж, наверно! Жуть какая!
— Когда лечат, не больно, учителя Потоком боль убирают, но вот потом — да. Очень больно.
Мышь задумчиво посмотрел на врача.
— Именно поэтому я и спросил, сколько ты на улице живёшь, потому что хочу, понять сколько вреда тебе эта жизнь принесла, и что я могу исправить, а что не в моей власти.
— Не знаю я, сколько живу. Сколько себя помню, столько и живу. Я ж сказал, что мамка у меня умерла, так что…
— Но ведь кто-то тебя выкормил, когда ты был младенцем.
— Соседка. Но я сам не помню. Я помню только, как в город с Черпаком пришёл.
— А где этот твой Черпак живёт?
— Зачем это вам?
— Помочь хочу.
— Чем это?
— Думаю, что у вас там много кому нужна помощь лекаря, вот я и буду лечить.
— Черпак вас взашей выгонит.
— Почему? Не любит лекарей?
— Дюже. Денег вы много берёте.
— Так я бесплатно лечить буду. Я с Верховной путешествую, зачем мне деньги?
Мальчик призадумался, явно не зная, что думать: с одной стороны, он не доверял тем, кто говорил, что им не нужны деньги, а с другой… Наверное, тому, кто странствует с Солнечной, золото и правда неважно.