– Честно говоря, я сомневалась, стоит ли тебе рассказывать, что случилось с Сигмой, но потом подумала…
Мурасаки совершенно не волновало, что она там себе подумала. Он услышал главное.
– Что случилось с Сигмой?
Констанция замолчала и в упор посмотрела на Мурасаки.
– Так я и думала, что ты не в состоянии держать свои эмоции под контролем. Странно, на четвертом курсе ты все еще не освоил этот простой навык. С другой стороны, может быть, ты и прав, что не стал уделять этому время, все равно скоро от эмоций ничего не останется, – Констанция мило улыбнулась, будто сказала что-то безобидное и даже приятное.
Мурасаки молча смотрел на Констанцию, хотя едва видел ее перед собой. Слепая ненависть – теперь он понимал, почему так говорят.
– Что ж, можешь быть свободен. Поговорим в другой раз, если тебе сейчас нечего мне сказать, – еще более мило улыбнулась Констанция.
Мурасаки закатил глаза. Вот зачем, зачем ей эти игры? Она что, не видит, как его тошнит от ее поведения, от того, что она заставляет его сделать? Она же понимает, что в его словах сейчас не будет ни капли искренности? Или нет? Если бы не Сигма, он бы уже вышел и хлопнул дверью. Но Констанция знала, что случилось с Сигмой. Кажется, только одна Констанция и знала, что с ней случилось.
– Простите, пожалуйста, что перебил, Констанция Мауриция. Спасибо, что решили рассказать мне, что случилось с Сигмой, – Мурасаки помедлил и все-таки добавил финальную фразу, надеясь, что в нее не просочится ни капли яда. – Я вам очень благодарен.
Констанция кивнула и заговорила как ни в чем не бывало:
– На территории Академии снова открылся портал. К счастью, в безлюдном месте. К несчастью, Сигма оказалась в зоне действия портала и не смогла противостоять его притяжению. Она… исчезла.
– Что? – выдохнул Мурасаки. – Этого не может быть! Нет!
Констанция протянула руку и накрыла ладонь Мурасаки.
– Да, это случилось, Мурасаки. Мы получили сигнал тревоги, я успела добежать, но не смогла ничего сделать.
Мурасаки вздрогнул.
– Вы… Вы видели, как все случилось?
– Да, – кивнула Констанция, – и если хочешь, я могу показать тебе то, что я видела.
Мурасаки сглотнул. Разумеется, он хочет! Даже если ради этого она влезет в его голову, пускай!
– Конечно, я хочу. Спасибо, – сказал Мурасаки не своим голосом.
И он увидел. Какой-то переход между корпусами, до Сигмы примерно десять шагов. Сигма растерянно поднимает голову, ветер отбрасывает пряди волос назад, за спину, Сигма качает головой, теряет равновесие, говорит «нет», делает шаг назад и исчезает. Вспышка желтого света и снова двор между корпусами выглядит как обычно.
Констанция убрала ладонь с его руки.
– Вот и все, Мурасаки. Ты видел ровно то же, что и я.
– Спасибо, – наконец сказал Мурасаки. Он попытался понять, где все случилось. Они все выглядят одинаково, эти маленькие дворики с ровными дорожками между корпусами. Ими почти никто не пользуется, удобнее ходить из корпуса в корпус через крытые переходы. И Сигма обычно так и делала. Но у Сигмы была привычка время от времени отступать от своих привычек. На день менять прическу, переплетая белые и черные пряди в одну косу. Вместо традиционного утреннего кросса пойти на гимнастическую разминку. Выпить утром вместо кофе горячее молоко.
– Куда… Куда вел портал? – спросил Мурасаки, почти не ожидая услышать ответ.
– Мы не знаем, Мурасаки. Как не знали и в случае с Ипсилоном. Одно могу сказать точно – энергетическая картина была точно та же, что и у предыдущего туннеля. Когда ты вошел, я как раз смотрела на сравнительные характеристики этих наведенных пиратских порталов за последние пять лет.
Мурасаки вспомнил диаграмму. Там было… Кажется, десять столбцов? За пять лет? Два портала в год?
– Их было так много?
– Я не могу обсуждать этот вопрос со студентами, – сказала Констанция. – Без достаточно веских оснований. То, что Сигма была твоей подругой, основанием не является. Поверь, это все, что я знаю о сегодняшнем инциденте. Ни кто открывает порталы в Академию, ни с какой целью, ни что происходит с теми, кто туда попадает, я не знаю. Через час у нас начинается срочное собрание по поводу случившегося, и я бы хотела проанализировать еще некоторые параметры. Поэтому если у тебя нет вопросов, то давай закончим.
Нет вопросов? Да у него сотни вопросов! Хотя значение имеет только один.
– Скажите, Констанция Мауриция, как вы думаете, Сигма… – у него все-таки дрогнул голос, – жива?
Констанция мягко посмотрела на него.
– Я уже сказала, Мурасаки. Я не знаю. Считается, что если высший погибнет непосредственно в портале, то туннель получит достаточно энергии и биомассы для стабилизации. Как видишь, туннеля нет. Это значит, что существует крохотная вероятность, я подчеркиваю, только лишь вероятность, что Сигма не умерла в туннеле, а прошла по нему, куда бы он ни вел. Но с другой стороны, я видела вспышку аннигиляции. Так работает защита Академии. Так что скорее всего, туннель уничтожен. Вместе с Сигмой. Поэтому я считаю, что Сигмы нет в живых. И тебе тоже лучше привыкнуть к этой мысли сразу, понимаешь?
Мурасаки кивнул и поднялся. Что тут непонятного. Он тоже видел эту вспышку.
– Спасибо, Констанция Мауриция.
Когда он был почти у самых дверей, она вдруг окликнула его. Мурасаки обернулся.
– Можешь до конца недели не посещать занятия. Я отмечу пропуск по уважительной причине. Впрочем, смотри сам, как тебе будет легче. Но завтра я тебе настоятельно советую остаться дома.
Мурасаки моргнул и понял, что плачет.
Он ревел в туалете примерно час, просто стоял, уткнувшись лбом в зеркало и пустив воду, чтобы время от времени промывать глаза, когда резь под веками становилась невыносимой. А потом, когда слезы закончились, Мурасаки спустился в гардероб. Но стоило увидеть ее зеленую парку рядом со своим пальто, как слезы снова вернулись. Откуда их столько?! Мурасаки оделся, то и дело вытирая щеки, снял с вешалки куртку Сигмы и замер. Ему казалось, что стоит ему пошевелиться, и он развалится на сотню мелких осколков. Или завоет от боли. Или и то, и другое сразу. Он понимал, что надо уходить – гардероб еще не был пустым, а значит, сюда кто-то обязательно рано или поздно зайдет. И подойдет к нему поговорить. Узнать, что с ним. И все это закончится плохо, очень плохо. Для спрашивающего. А может, и для обоих.
Мурасаки вздохнул и вышел на улицу. Какой бы ни была Констанция, ее предложение остаться на пару дней дома и никуда не выходить, имело смысл. Он почти не помнил, как дошел до студенческого городка, не понимал, ни сколько времени шел, ни какая погода вокруг. Но почти у самого коттеджа его схватила за руку Лал, и Мурасаки замер.
– Ты оглох, Мурасаки? – спросила девушка. – Зову тебя, зову, а ты как будто не слышишь!
Мурасаки смотрел сквозь нее и машинально вытирал свободной рукой слезы, скатывающиеся по щекам. Впрочем, это не сильно помогало, шея все равно была влажной.
– Ты плачешь? – нахмурилась Лал.
– А не заметно? – глухо спросил Мурасаки.
Лал отпустила его руку и отступила на шаг.
– Прости. Я не… что-то случилось? Тебе помочь?
Мурасаки вздохнул и попытался улыбнуться. Но губы не слушались его, только дрожали. Он покачал головой, в надежде, что Лал догадается и оставит его в покое. Они же всегда ловили каждое его слово, каждый жест! Это же так просто – если человек не слышал твоих криков, не смотрит на тебя, а просто стоит и плачет, может быть, он хочет остаться один? И чтобы его не трогали? Но Лал только участливо смотрела на него и как будто даже ждала ответы на свои вопросы.
– Дай мне пройти, – наконец, выдавил Мурасаки.
– Я провожу тебя, – встревоженно ответила Лал и пошла следом за ним. – Мне не нравится, как ты выглядишь. У тебя явно что-то случилось. А где Сигма? Вы поссорились, да? Это же ее куртка?
Мурасаки остановился на крыльце своего коттеджа. Приложил ладонь к замку. Щелкнула, открываясь, дверь.