— Вам не страшно здесь находиться? — спросил он.

— Разве что, совсем чуть-чуть.

— И вас не смущает, что здесь никого нет? Никто не протирает пыль, никто не сторожит, никто не ворует. Удивительно ведь, да?

— С учетом того, что происходит в городе… не очень-то удивительно.

— Хм. А я всегда думал, что даже в конец света будут те, кто до своей смерти будут охранять сундук с золотом, — сказал Кейцлер и повернулся лицом, — А ведь эти картины и правда золото.

Тэвия представляла его по-другому. Бледная кожа, лицо вытянутое, впалое, словно долго голодал. Но блеск в глазах есть, и они не черные — уже хорошо. Одет он был просто, как оделся бы возрастной аристократишка, которому уже давно плевать на то, как он выглядит. Но этот человек был молод, возможно даже моложе ее самой. В лице были некие, едва уловимые, благородные черты. В другое время и в других обстоятельствах, он бы обворожил ее. Во взгляде преобладала ученость и сознательность с ноткой гордости. Волосы — черные-черные, как уголь.

— Итак, Кейцлер. Не будем ходить вокруг да около. Мне нужно знать наверняка — враг ты или друг, нахожусь ли я в ловушке или порхаю, как свободная бабочка. Кто ты?

Он улыбнулся. Загадочно, но по-доброму и сделал несколько шагов в сторону, поклонился и указал на зловещий портрет. Когда детали сложились воедино, Тэвия обратила внимание на корни его волос. Родной цвет — серый, а цвет крови — голубой.

— Рацерик Юсдисфальский, — объявил он, — Более известный, как проклятый принц. Но я не люблю, когда меня так называют. Будет лучше просто Рацерик или Рац. Наемник, с которым я путешествовал, называл меня так, и мне нравилось.

Тэвия не смогла выдавить из себя и слова.

Рацерик подошел к ней и встал на одно колено:

— А теперь позвольте достойно поприветствовать принцессу Ритонии, — он взял ее руку и холодно поцеловал, — Я был в вашей стране. Удивительно красивое место.

— Благодарю.

Рацерик поднялся:

— Насчет вашего вопроса… Я бы очень хотел быть вашим другом, но боюсь мне сначала нужно дать еще очень много ответов. Что же касается, как вы ее называете «ловушки», боюсь, что мы все в нее угодили. И под всеми я имею ввиду весь Юсдисфал.

— Как бы неприятно это не было признавать — в последнее время я приходила к схожей мысли. — Тэвия сделала шаг вперед, старалась выглядеть уверенно, — Рукописи сейчас лежат в ваших руках, верно?

— Да, здесь все записи вашего мужа, Крау Ардена. Отвечая на встречный вопрос — я под диктовку слово в слово перенес их из уст мастера Авитана.

— Но как вы сделали это, если он заточен в темнице?

— Это… непросто. К сожалению, мастер Авитан сейчас не находится в темнице. Он мертв. Его убили сразу же после того случая на пиру. А я, грешен, способен разговорить мертвого.

— Кто это сделал? Подиум?

— Ответ очевиден. Как вы и сказали.

— Могу я посмотреть на рукописи?

— Конечно, но прежде я бы хотел, чтобы вы выполнили мою просьбу.

Тэвия насторожилась.

— Я долго исследовал Кафиниум и, думаю, вам пригодятся мои комментарии, как и мне ваши. Можете ли вы принять меня в поместье Арден, чтобы мы могли все досконально разобрать?

Опустив брови Тэвия начала все обдумывать. Каким бы безрассудным не было ее решение, все перевешивал один лишь только факт о том, что он мог знать о башне нечто такое, чего не знала она сама.

— Хорошо. Моя карета внизу. Стоит ли нам ждать каких-либо неприятностей?

— Сегодня — нет. Сегодня я слишком силен, поэтому они не рискнут помешать нам. Потому я и выбрал такое символическое для встречи место. Мне хотелось, чтобы для нашей встречи подготовили красную ковровую дорожку, а также — чтобы они знали, что теперь им придется иметь дело с нами в совокупности, а не по-отдельности. Это может предостеречь их на время, хотя его все равно будет мало.

— Слишком силен? Почему именно сегодня? Что за сила?..

Рацерик пальцем приподнял верхнюю губу и обнажил острый длинный клык.

— Я ведь вампир, а у нас свои циклы возрождения и смерти. Сегодня я могу очень сильно навредить тем, кто посмеет нам помешать. Если они достаточно умны, то отложат свой акт насилия на благо своих же планов.

— В это трудно поверить, но… я вам верю.

— Спасибо вам. Тогда предлагаю поспешить… О нет…

Стук каблуков раздался позади. Тэвия быстро обернулась и вытащила Акнет, одолженный у Мэриет. Кто-то медленно-медленно поднимался по лестнице. Рацерик хранил молчание. Он опустил голову и взгляд его исходил исподлобья.

Звуки исчезли, а враг так и не появился.

— Так-так-так… — раздалось из-за спины.

Когда Тэвия протянула Акнет навстречу голосу, Рацерик уже смотрел в его сторону. Картиной проклятого принца любовался мужчина с волосами орехового цвета. Он был одет во все красное с золотыми манжетами. На кончике носа — очки, голова приподнята, чтобы лучше через них всё рассмотреть. Ощущение неуловимого воспоминания пропитало Тэвию. Этот человек явно был ей знаком.

— Никогда не мог понять, как этот мерзавец так красиво рисует… тц.

— Мы знакомы? — спросила Тэвия.

Ее голос подрагивал, но держался уверенно.

— Да, причем очень давно, — мужчина махнул рукой, — Играли когда-то вместе в саду. Помню, ты так паниковала, когда ударила меня палкой в два раза больше тебя прошлой. Ха-ха. Если честно, я тогда притворялся. Мне совсем не было больно.

Сердце Тэвии застыло. Пульс исчез. Исчезли краски.

— И на мгновенье я уверовал, что она та самая, но судьба нас развела, такая полосатая… м-м-м… как давно это было.

Даже воздух стал тяжелым. Ноги девушки подкосились, и она упала на колени. Тяжело дыша, она продолжала держать перед собой кинжал.

— О, это же Акнет. Такой полезный и бесполезный одновременно, — проговорил он и подошел ближе, — Можно потрогаю?

Его грубые и вместе с тем красивые руки коснулись лезвия. Волнение пронеслось по телу Тэвии, словно это ее коснулись.

— Рац, слушай, чего это она, м? Не рада меня видеть?

Рацерик молчал.

— Ясно. Ладно, молчите, я всего-то хотел сказать тебе, Тэв, что письмена моего братца — то еще чтиво. Он всегда упускал важность формы. Действие, действие, размышления и еще немного действия. И кто этому его научил? Ха.

Ричард Арден похлопал Тэвию по плечу, но она ничего не почувствовала. А затем, с хлопком век, он исчез.

В мир вернулись краски и звуки.

— Сейчас мы встретили самое страшное зло. Вот кто должен был быть изображен на этом портрете. Он, а не я. — сказал Рацерик и помог Тэвии встать.

Холодало. Вечерело. Ветер на балконе успокоился.

На небе часто можно было увидеть падающие звезды. Те, что на самом деле просто кометы, сгорающие в атмосфере. Так сказал Рацерик.

За свою короткую жизнь на небосводе они горели так ярко и так неожиданно долго для тех, кто за ними наблюдал… Тэвия держала в руке дорогой бокал, но с трещиной. Иногда она поглаживала его ножку или кромку и что-то шептала, как гадалка. Но то было не гадание, и никакой мистики в ее словах тоже не было. То были слова любви. Простые, тихие и скромные.

Мама однажды сказала ей, что принцессы не могут любить. Они рождены, чтобы любили их, и всё тут. Так она и думала много лет. Много лет я оправдывала свое неумение любить только особенностями своего рождения.

И все же. Может потому и умирают ее спутники жизни? Потому что она не умеет любить? Даже самый яркий и красивый цветок зачахнет, если за ним не ухаживать. А она сама выглядит так красиво только потому, что ее кто-то любит.

Она прочла рукописи. Ей не была ужасна судьба Крау, которую он так ясно записывал на листах. Ей не казалось ужасным то место, в которое он попал. Ей было ужасно от себя самой, что из-за своих предубеждений, она не смогла раскрыть этого человека. Не смогла раскусить сущность его «заболевания». Это бьет по моей гордости.

Обычно, когда такое происходило, она могла исправить свои ошибки. Ведь речь идет о людях, либо живых, либо ещё живых на тот момент. А Крау мертв. И больше всего боли доставлял тот факт, что она не знает, как он умер. Записи обрываются на том моменте, когда за ним раненным ухаживает Вивай…