— Никогда не относился к этому серьезно. Когда нас муштровали командиры в юсдисфалськой армии, нас научили тому, что только меч может говорить достаточно искренне на поле боя. А у меня это так… меня это дело успокаивает.

Рондо единым глотком осушил бокал и в своей привычной манере принялся задумчиво смотреть на природы ясный лик. А затем, словно выйдя из транса, сказал:

— Относись серьезно даже к самому пустяковому делу. Это обязательно зачтется.

Я кивнул. Наверняка он был прав.

Поднялся нешуточный ветер. Облака, возбужденные им, заторопились в горизонт. Я выпил еще бокал и лег, подложив под голову руки. Во рту торчала бесконечно длинная соломинка, занесенная сюда волей неведомо какого бога. Сейчас ясно одно — я должен был найти ее и вставить себе промеж зубов. Вот уж где бы и остался, так это здесь! Еще бы знать, что по мою душу не придет Ларгос и не доведет дело до конца.

Слышишь ли ты меня, о дорогая Смерть? Не могла бы ты приструнить своих гончих? Ты же хочешь, чтобы мы встретились… Знаю, что хочешь. Как можно не хотеть встретится с самым обычным человеком, который за жизнь научился только махать мечом да складывать какую-никакую рифму? Конечно же я шучу. Ты просто ради своего увеселения подыгрываешь моему воображению.

Если я не прав, докажи это. Назови свое имя! Я знаю, что оно у тебя есть. Иначе до конца своих жалких дней так и буду называть тебя Смертью.

И облака выстроились в простое и понятное слово: «нет». А может мне показалось.

— Остались еще те штуки?

— Какие? — спросил Рондо.

— Табак, забитый в бумагу.

Рондо достал коробок, как из-под свечей, и достал оттуда две белые палочки. Одну сунул в рот, а другую подал мне. Огнивом (только тем, которое сразу изрыгает огонь, а не сноп искр), он зажег табак.

— Хорошо! — сказал я громко.

— О да!

В башне я по-настоящему начал ценить жизнь. Почему-то только здесь, когда оказался несколько раз в полуметре от проезжающей колесницы погибели.

— Знаешь, Рондо, перед тем, как мы умрем, я хотел бы написать о каждом из нас. О том, кем были, какими стали, что было в наших головах перед смертью. Поэтому, если тебе есть о чем поведать миру, я хотел бы это услышать.

Рондо заулыбался своей больной старческой улыбкой.

— Есть у меня кое-что. — начал он, — Однажды ты спросил меня, как давно я уверовал. Я тогда сказал, что верил с самого рождения. — я кивнул, — Но близок к богу я был не всегда. Провал случился, как и у всех, в момент появления Кафиниума. Тогда я занимал высокое положение в королевстве и даже не думал когда-нибудь вновь взять в руки меч. «Достаточно послужил!» — думал тогда я. Интересовало меня только одно — дочь моего брата. Она была чуткой и доброй, чистой и веселой. Тот идеальный набор, который должен быть присущ каждой женщине, думал я. Но только она была такой. На самом деле все это было не так важно. Она была красивой. Ты не представляешь, насколько, Крау. Не думаю, что когда-нибудь ты видел таких девушек.

— Верю, Рондо.

— А затем мы все стали смертны. Тогда мне не хватило смелости остановить ход своих поганых мыслей. Мне было очень страшно. Это сейчас, люди за башней не так часто задумываются о смерти, хотя она и может прийти к ним в любой момент. Но тогда! Я мог умереть в любой момент, представляешь? От упавшего на голову камня или поскользнувшись на лестнице между спальней и трапезной! И я хотел кое-что сделать перед тем, как это произойдет. Я желал разделить постель с любимой девушкой. Она знала обо мне, знала о моем положении в королевстве, знала так же, что я — ее дорогой дядюшка. Тогда брат выступил на войну с Шорданом, а я воспользовался моментом. Милейшего вида родственник1 заглянул к племяннице в гости. Я был молод и красив, у меня было все… Как она могла отказать мне, Крау? Сейчас я все понимаю… старение быстро заставило меня повзрослеть. Она любила другого, и это привело меня в ярость. Я взял ее силой.

Я крепко затянулся дымом. Он тоже. Мы немного помолчали. Иногда стоит вот так помолчать.

Собравшись с мыслями, Рондо продолжил:

— После этого я был готов к смерти… Но она так и не пришла. Все изменилось, но конца света не случилось. Жизнь продолжила свой ход, несмотря ни на что. В это время я получил весточку от своего брата. Он скоро должен был вернуться с войны, обещал поделиться новостями и своими дальнейшими планами, просил готовиться к лучшему и приготовить бутылку вина. Страх, который я ощутил был не похож ни на один другой. Наверное, я ненадолго сошел с ума. Я был уверен, что он не вернется, также, как был уверен, что скоро не станет никого в этой чертовой стране! Времени на раздумья было немного. Я пришел к ней тем же вечером и задушил занавеской во время ссоры. Я предлагал ей уехать! Предлагал ей уехать вместе с ее никчемным ухажером! Обещал дать столько денег, сколько она попросит…

Вот уже и совсем стемнело. И водопад, казалось, стал тише, и треск сверчков возобладал над другими звуками и мне было тоскливо и грустно на душе. Рондо тихо плакал, а я обхватил его рукой и утешал, как малое дитя. Я предложил ему закончить на этом, но воля его была непоколебима.

— У меня были хорошие связи, поэтому я выставил все так, что ее убил возлюбленный. Еще до приезда моего брата он покончил с жизнью в ночь перед судом. Брат похоронил дочь и сразу же вернулся на фронт, где вскоре скончался. И тогда я осознал, что не Смерть забрала эти жизни, а я. И даже если бы они были живы, их жизни все равно были бы отняты. Теперь же все мои деньги у церкви, может этого и хватит на восстановление хоть какого-то порядка в таких больных головах, как моя. Напиши об этом, Крау. Напиши и брось к подножью, если у нас еще будет такая возможность. Я бы давно обо всем рассказал, но мне нужно было мое положение, чтобы принести хоть немного добра в этот мир. — Рондо вытер красные глаза, теперь они были похожи на стекла, в которых преломляется свет мириадов звезд, — Что думаешь об этом, Крау?

— Ужасный ты человек, как и все.

Рондо рассмеялся.

— Ты самый бессердечный человек на свете. Но я рад, что именно тебе рассказал все это. Надеюсь, я умру раньше тебя.

— Я тоже на это надеюсь, друг. Но что-то не верится. Бог любит таких грешников, как ты. Он хочет, чтобы вы достаточно помучались.

— Такова цена.

Рондо поднялся со своего места и, покачиваясь, побрел от меня. Я решил сказать ему напоследок:

— Спасибо.

Он повернулся, посмотрел серьезно и сплюнул.

И мне тоже пора. Красоту нужно созерцать, пока она красива.

XIX

Глубокой ночью пошел дождь. Я сидел на крыльце нашего временного дома. В руках у меня была сигарета. Название этому предмету дало мое сознание. Словно я всегда это знал, но забыл, а теперь вспомнил. И так со многими вещами здесь… розетка, холодильник, душ, унитаз, зажигалка. Наверняка Кафиниум в очередной раз заигрывал с нами. Но раз он делает это так заботливо, то можно ему простить это вторжение в голову.

Хорошая вещь, этот душ. Вот бы такой был у меня на родине… Я бы может и не пошел в эту чертову башню. Больше ведь ничего для счастья не нужно. Горячая вода, тепло, еда.

Вода ручейками струилась по земле, пропадая в темноте. Каменная дорожка блестела под светом настенной лампочки, прикрытой железным козырьком. Деревянные ступени с годами стали совсем плохенькими, но пока не совсем сгнили, спасибо этим когда-то соснам. Дым уносился ветром в черноту, а я поглаживал больную грудь. Еще немного и я окончательно выздоровею. А это не то, что рады будут услышать мои спутники, ведь нам нужно будет идти дальше.

Каблуки застучали по камушкам… Вивай вышла из темноты. Капли падали с ее волос, блестящих на свету всеми цветами радуги.

Я поприветствовал ее улыбкой. Ви уперла руки в бока и склонила влево голову. За ее жестами всегда было интересно наблюдать.

— Что ты тут делаешь? — спросила она с подначкой.

— Пока был без сознания, выспался. — ответил я, — Люблю я ночь. Очень по ней скучал.