— Нет… Это что-то другое.

Эленмер была настороженней обычного. Она всегда чувствовала все лучше нас. Не столько магия была ее преимуществом, сколько врожденная интуиция.

Мы остановились у указателя. «Все как там, только здесь. Юсдисфал».

— Прекрас-с-с-но, — прошипел Альтер и припал к столбу, на котором зиждилась злая надпись, — Ну что, идем?

— Обходных путей я не вижу. — я покусился на рукоять меча, — Либо пропасть, либо несчастье.

— Похоже на то. Ты оставлял на прошлом этаже записи?

— Отправились в полет, как миленькие.

— Если переживем, думаю, рассказ об этом месте станет самым ярким в коллекции.

— И чернели тучи над Соргостом, а мы не унывали…

— Твое или брата?

— Брата.

Издали приближался крошечный силуэт, которые вблизи, впрочем, не стал больше.

— Идемте скорее! — это была малютка неритка со светлыми, почти седыми волосами, — В честь вас праздник ведь!

— Это чем же мы так провинились? — спросил Альтер.

— Не провинились, а заслужили подарок! Он причитается всем, кто восходит на башню! Идемте-идемте!

И она убежала назад. А мы переглянулись.

— Неужто вершина? — позволил себе сказать Рондо.

— На вершине нас встретит дерево рока. Черное дерево с такими же черными листьями. — напомнил я.

Мы выступили вперед, ожидая засады. Но ее все не было…

Деревня казалась самой простой деревушкой, каких полон свет. Только эта вся состояла из красного кирпича, да и побольше была. Напоминала какой-нибудь район на окраине столицы. Не богатый, но и не бедный. Тут и там слонялась детвора, а в воздухе клубились приятные ароматы запекаемых блюд. На небольшой площади стоял роскошно накрытый дубовый стол. За ним матери кормили своих крошечных чад, пока отцы вовсю спорили о том, кто же больше наколет дров. Как подсказал мне один из местных, у них тут полным ходом идет подготовка к зиме. На мой вопрос, зачем же они растратили столько запасов на один только сегодняшний день, он ответил, что Смерть дает им достаточно пищи. Главное в этих людях — честность!

Альтер пригубил понемногу со всех наших кружек и ответственно заявил, что ни в одном нет яда. Тогда мы и выпили. Альтер, как всегда, поил Элен.

— Попробуй.

— Я не пью.

— Ну, Ви. Яда нет.

— Буду я верить всяким убийцам.

— Действительно.

— Но если ты очень хорошо попросишь…

Я просто сунул ей кружку и продолжил наблюдение. Что-то должно произойти. Но что?

— Есть идеи? — я обратился к Эленмер, присматривавшей за Альтером, тот показывал малышне фокусы, каких знал сотни, — Очередная иллюзия?

— Не похоже… Все слишком настоящее.

— Я спросил про синий луч вон у той девушки. Она сказала, что выход прямо за деревней, но они туда не суются и нам не советуют. Интересно, как они сюда попали…

— Ты не спрашивал?

— Спрашивал. Кто постарше, отвечают, будто их матерь Смерть, и земли подарила тоже она. Помладше говорят, что родились здесь и называют родителей.

Элен промолчала.

— Элен?

Кружка, которую до этого она держала двумя культями, упала на землю. Как вкопанная она смотрела на девочку, поднесшую ей цветок, сиявший, как луна. Я не смогу не увидеть очевидных сходств между ней и Эленмер…

— Тебе же этот цветок нравится, Эли? — девочка подошла ближе, — Мама всегда говорила, что я должна тебе его подарить, но всегда забывала…

Эленмер упала на колени и расцеловала девочку. У обеих проступили слезы. Это была та самая девочка, с которой она постоянно говорила наедине. Приходившая к ней не единожды во снах. Та, с кем она разделила свою жизнь и та, ради кого вошла в башню. Ее милая сестра.

Рондо хотел бы сплюнуть, но так и не решился. Ему улыбнулась девушка, прекрасная настолько, что мне не хватило бы и сотни строк, чтобы запечатлеть ее в стихах. Девушка, которую он когда-то всем сердцем любил, и которой разрушил когда-то жизнь. Она заговорила с ним первой.

Альтер свою семью сначала не признал… Отец и мать обнимали своих подросших сына и дочку. И только одного ужасного эльфа среди них не хватало. Он беззвучно пошел к ним.

Расплакавшись, Вивай бросилась к высокому нериту (по одежде я понял, он был богатым торговцем в ныне сгоревшем Оргалане) и неритке, чернобровой аристократке с десятком колец на руках. Какую судьбу потеряла Ви из-за вторжения в наш мир смерти?

На мое плечо легла уверенная рука. Я знал, кто это был.

— Пойдем в трактир, брат. — предложил я.

Он тихо рассмеялся:

— А ты все не меняешься.

— А с чего бы мне?

— Ну, знаешь, башня меняет людей. Даже таких непробиваемых, как ты.

XXVII

Мягко тлели свечи. Пиво пенилось в кружках. От ветра поскрипывали ставни. В другом конце таверны мужчины наигрались в эмерхет и принялись бросать кости. Миловидная маленькая женщина постоянно подливала нам выпивки и суетилась с едой. В воздухе стоял мускатный запах вперемешку со свежим запеченным хлебом.

— И все же Судьба была в чем-то права, раз написала мне такую разную песню… — мой брат по крови, Ричард Арден, зачитывал мне мои же строчки и рассуждал, — Хотя мне и нравится твой стиль, все-таки много в тебе стало раболепства перед судьбой.

— Она моя госпожа. Я, знаешь ли, вскоре после твоего ухода, стал фаталистом, — половины кружки как не было.

— Ох, к черту судьбу! Здесь твоя госпожа только Смерть. И даже она не способна сложить твою жизнь.

А ведь уже начал забывать, как он выглядел когда-то… Тонкие черты лица, общий аристократичный вид, простой свободный черный балахон. В его глазах теплилось столько жизни, что хватило бы на всех жителей Юсдисфала.

— Ты всегда говорил, что умрешь при свете звезд в Линемийском порту, но умер в котле под Литвейром, ввязавшись в чужую войну. Кто если не судьба уложила тебя по своей прихоти в могилу?

Брат почесал нос и тоже выпил, а потом его ухмылка стала такая загадочная-загадочная.

— Ты допускаешь ошибку, считая, что я тогда погиб.

— Как это?..

Что же, он уже взял верх над этой партией.

— Я видел твое тело, заколотое в спину мечом из черной стали, — я передал ему своей клинок, — А вот и он, к слову.

Он внимательно его осмотрел, улыбаясь:

— Да-да, хороший клинок. С таким не стыдно было и в Кафиниум вторгнуться, — он передал его назад, — Тело, тело… Знаешь сколько можно иметь разных тел? А сколько имен? Спроси у Люмиль при встрече, вы, кажется, как раз подружились.

— Жизнь только одна. Тело только одно. И имя, данное при рождении, тоже только одно. Если мы говорим о людях, разумеется.

— Верно. Но не так-то просто на первый взгляд определить, кто есть человек, а кто… Бог?

— В твоей человечности я всегда был уверен.

— Все верно, я самый настоящий человек! Выпьем же за это!

И мы выпили, стукнувшись, а низенькая женщина с улыбкой обновила нам содержимое кружек.

— Что такое смерть, Крау?

— Это конец жизни. Это нежизнь.

— А что если идти не от обратного? Смерть вне контекста жизни.

Этот вопрос поставил меня в тупик. Это как рассуждать о тепле, забыв, что такое холод.

— Смерть — это слово…

— Не-е-е-т, давай нормально!

«Хорошо» — сказал я себе. Ну хорошо!

— Часто «смерть» используется не только, когда умирает какой-то человек. Умереть может любовь или дело…

— Верно.

— Смерть означает окончание концепции.

— Хорошее направление, но ты все ходишь вокруг да около жизни. Забудь про «конец».

— Если смерть не связана с окончанием, то она должна быть продолжением.

— Либо…

— Либо… возвращением…

— Бинго!

— Что?

— Забудь. Подумай над этим еще, когда уйдешь отсюда.

— А я уйду?

— Ах да, совсем забыл! Крау, у нас здесь так хорошо! Здесь мы можем часами болтать с тобой о том о сем, и тут я всегда буду жив! Не хочешь остаться?

— Хочу, но не останусь.

— Ой да ладно, это я для наших слушателей.