На стук никто не отозвался. Мне уже начало это надоедать. Я спрятал цветы за спину и снова уведомил о своем прибытии.

…

Ладно, я вхожу. Надеюсь, Вивай уже перестала плакать, а родители достаточно ее утешили.

…

В просторном помещении весело множество картин. Все они были написаны на сюжеты реально происходящих исторических событий. В углу, под чучелом оленя висела совсем свежая, описывающая битву при Орилее, в которой я участвовал. И что же, как участник, я могу ответственно вам заявить, что художник выплеснул при помощи кистей на полотно полную ложь. На картине была изображена победа Шордана.

Дальше — просторная комната для гостей. В ней я заприметил дорогой диван, на котором сохранились пятна крови. Кожа, покрытая жидкостью жизни, переливалась на свету масляного канделябра. Я обхватил пальцами рукоять меча. Готовясь к худшему, я скользнул по бордовому ковру и приоткрыл дверь в трапезную.

Завтра будет важный поединок. Ночь. У тебя в кармане немного денег, как раз, чтобы купить пинту-две пива. Нужно немного успокоиться. Выпить. Трактирщик подает тебе счастливые кружки. Ты берешь их и с довольным видом шагаешь к своему столу, побитому и ссохшемуся… На тебя случайно наталкивается ребенок, и ты проливаешь свой драгоценный ужин. Он извинился и убежал. Но что тебе от его извинений?.. Ты сидишь печальный за столом, а потом найдя в себе силы, идешь домой. И вот в тебе просыпается крупица радости. На самом деле, все хорошо. Придешь рано домой, ляжешь спать. Ты проснешься без похмелья, полный сил и раздраженный. То, что нужно для боя. Оставишь очередного урода дрочить бороду и точить зубы. Так у нас в юсдисфале говорят про проигравших! А на вырученные деньги загуляешь на неделю. Снимешь Мартин, да хоть вместе с Рьямой и будешь всю ночь веселиться, пока барабанщик в сердце стучит и лучник в члене стреляет! Но сегодня, да… без выпивки. Ты прости уж жизнь, она всегда хочет как лучше. Вот они, радость и горе слитые воедино…

Радость и горе. Радостно и горестно было видеть убитых мать и отца Вивай.

Они лежали на полу в луже крови, проткнутые по многу раз в шею, живот, голову и ноги. За длинным столом, на другом конце сидела Вивай. Понурив голову, она сжалась, как комок и не издавала ни звука. Но она дышала…

Когда я подошел, она подняла голову. Я поставил перед ней на стол корзинку с цветами. Взгляд пустой, безжизненный. Я подтолкнул ее бедром, и она уступила мне немного места на широком стуле, больше походившем на трон. Я обнял ее, взял в кольцо рук.

— Мама любила гортензии. — сказала она шепотом.

Большое окно было плотно зашторено красным тюлем. От огня камина шло тепло. Оно обволакивало нас, как заботливая мать бы обнимала своих грешных детей. Отсюда хорошо было видно кухню. За прозрачными, позолоченными по краям дверцами серванта таилась роскошная посуда, часть которой лежала на столе. Еда была нетронута.

Вивай тяжело вздохнула. Все тело ее подрагивало в такт еле сдерживаемым всхлипам. Я нежно провел рукой по ее волосам и она, наконец, расплакалась. Я крепко прижал ее к груди. Рубашка впитывала теплые слезы, а я грустно смотрел на окровавленную рапиру, лежавшую у порога.

Я вознес меч к небу. В черном лезвии отражался свет четырех лун, спящих в черноте космоса. Как он появился на свет? Я всегда спрашивал его об этом. В какой великой кузне ковался этот шедевр, чуть не отнявший мою жизнь? Он никогда не отвечал. Я вознес меч к небу, чтобы он стал продолжением моей руки, и я смог дотянуться до лун, этих непонятных великих созданий. Способен ли человек коснуться их или убить? Ему наверняка потребуется много времени и сил… но вот если они захотят убить человека — им будет достаточно этого захотеть.

Я опустил меч и повернулся на лежаке. Теперь передо мной расстилался густой лес.

Так почему ты не желаешь моей кончины, Смерть? Подобна ли ты мне, чтобы уметь наслаждаться страданиями других и в таком случае готовишь для меня адские муки? Или все же ты просто стихия, что блуждает в этой бессмертной башне? Я все еще хочу увидеть тебя. Я знаю, у этой башни есть вершина. Я знаю, что доберусь до туда. И я хочу увидеть тебя. Мне кажется, если я просто увижу тебя, то пойму наконец, для чего существую.

Ричард сказал бы сейчас, что я вновь уповаю на чужую помощь… Но ты ушел, так и не ответив на все мои вопросы! Почему ты просто не поделился со мной тем, что знал? Я же твой брат! Все, что я умею я перенял от тебя! Но почему ты не научил меня жить? Есть кое-что пострашнее смерти, знаешь ли. Пустота, пожирающая все. Она вездесуща, подобно богу, а может она и есть бог. Я чувствую, как она пожирает меня изнутри. Она говорит мне, что все, что я делал в своей жизни — бессмысленно.

Когда Кафиниум только появился, в него шли для того, чтобы справится с угрозой. Затем для того, чтобы погеройствовать. А теперь в башню идут только те, кто отчаялся. Переступая порог дома Смерти, каждый знает, что больше не вернется назад. Акт суицида, растянутый во времени. Шкатулка с сюрпризом, ведь ты не знаешь, от чего умрешь. Каждый из нас в конце концов пришел сюда именно поэтому. Нет никаких великих планов или благородных целей. Мы здесь, потому что нам не было места в том мире.

Но мне нет места и здесь…

И только этот меч в моих руках заставляет меня идти дальше. И эта брошь. И ты, брат. И ты, Вивай.

Она плохо спала последние несколько дней и вот, наконец, почувствовала себя по-настоящему устало, чтобы забыть произошедшее в той деревне. Мы ушли оттуда. Ушли и оставили Эленмер.

Я поднялся с лежака и накрыл Вивай одеялом, сползшим с нее, пока она ворочалась. Туман стоит да изморось. Заболеет еще…

Мы оставили в секрете то, что произошло с ее родителями и с тех пор она ни с кем не разговаривала. Только один раз прошептала: «Я убью Ее».

Я любил эту девушку. Не обычной любовью, какой любил женщин в Юсдисфале. Вивай была для меня, и дочерью, и сестрой, и любовницей. Я испытывал к ней весь спектр человеческих чувств. Она была олицетворением всех ужасов и радостей мира. И она умрет… Возможно, раньше меня… Что тогда будет со мной? Я просто продолжу идти дальше, пока не доберусь до конца или пока тоже не умру. Если бы я знал, какая она еще до того, как мы вошли в башню, попытался бы ли я отговорить ее? Попросил бы остаться вместе со мной? Мы бы прожили сумасшедшую жизнь, пока не умерли бы в один день, после очередного безумства…

Нет. Я никогда бы не смог отговорить себя от того, чтобы войти в башню. Это не получилось ни у кого. Ни у моего друга лорда Рэдонеля, ни у моей жены, Ритонской принцессы Тэвии… Я рад, что почти не вспоминаю о ней. Я просто надеюсь, что она достойно распорядится наследством Арденов. В общем, если и существуют параллельные моей судьбы, то все они в конце концов вели в эту чертову башню!

— Эй. — шепотом позвал меня Альтер, — Может выпьем, раз не спишь?

Мы ушли в тень леса, туда, где костер едва задевал нас своим светом. Лагерь казался почти безлюдным. Все-таки нас стало меньше…

— Красное или белое?

— Белое.

Эльф приоткрыл мешок и вынул бутылку белого, закупоренную старой пробкой.

— Даже не буду спрашивать, у кого ты стащил столько.

Альтер посмеялся:

— Почему все обо мне такого мнения? Я убийца, но не вор. Это мне мое семейство всучило. Хоть какой-то от иллюзий прок.

Я согласно кивнул. Он жадно вылакал четверть и протянул мне.

— Хороша чертовка! Выдержка что надо!

— А для меня на вкус, как моча. — я едва удержался от того, чтобы не сплюнуть привкус с языка.

— Это просто ты не разбираешься. Был ли у тебя хоть какой-то опыт в Юсдисфале?

Я призадумался.

— Ага, был какой-то.

— Ну так! — Альтер развел руки в приветливом жесте, — Делись!

— Когда родители умерли, я остался один на один с нашим чудесным поместьем. Отец был человеком странным, все у него держалось на доверии и уважении. Даже слуги у него не были записаны на славное имя Арден, поэтому, когда поняли, что надо будет иметь дело со мной… просто ушли куда-то.