Вивай, ха. Тэвия никогда не испытывала столько ревности. Ей вообще не свойственна ревность, как не свойственна и боль от разбитого сердца. И ведь она даже не может его ненавидеть, ведь разбилось оно как-то само. Кто-то тихо подкрался и кольнул рапирой в маленькую щель, прореху между тяжелыми доспехами, что она носила.

От обиды она не находила себе места. Даже воздуха, казалось, не хватает.

Даже воздуха, казалось, не хватает,

Почему вселенная бесчестна?

Почему так не хватает в рае

Для сердца моего местечка…

Как только к ней пришли эти строки, она тут же их записала на полях тех самых рукописей. Несколько раз перечитала… это ее так отвлекло, вызывало такую красивую улыбку… Сейчас она бы отдала все, что у нее есть только для того, чтобы он когда-нибудь прочитал эти строчки.

— Рацерик будет через несколько минут, — сообщил Рэдонель, — он собирается изложить свою версию всех происходящих событий, и я почему-то склонен верить, что чтобы он сейчас не сказал, так оно и есть.

— Я тоже так думаю. Хотя он и называет себя чудовищем, мне сложно представить, что хоть кто-то осмелился бы усомниться в его искренности.

Кивнув, Рэдонель сел в кресло рядом. Он покрутил бокалом и сделал неспешный глоток.

— Появились какие-нибудь мысли? — Тэвия поболтала кипой бумаг и аккуратно положила их обратно на стол.

— Я-то в отличии от вас их лишь раз читал. В общем-то мое мнение неизменно — здесь подлинный почерк Крау, а значит и достоверность всего написанного ставить под сомнение я не могу.

И снова сделал глоток.

— И что ты чувствуешь?

— Тоску. Невыносимую.

— У меня похожий случай.

— Это нормально, правда. Откровенно говоря, я мало о чем жалел в жизни, особенно об ошибках, которые я совершал, не зная, что они являются ошибками. Держа в голове все обстоятельства, я бы не раздумывая ушел бы вместе с ним. Достойная смерть, с учетом того, что мы-то умрем, как собаки.

— Думаешь, все-таки умрем?

— А какие варианты? Они полностью перекрыли нас: мы не можем писать письма, не можем уехать, не можем им противостоять.

— Границы закрыты, да?

— По крайней мере для нас. Мои птички все узнали. Как только нос покажем из поместья — нас убьют. В Подиуме такой приказ. Так что нам остается только ждать, когда отряды зачистки соизволят явиться на порог.

И снова глоток, только более нервный.

— Все твои люди приехали? — Тэвия пододвинула кресло ближе.

— Все или почти все. Оборону будут держать что надо. Благо здание к этому располагает. На крайний случай мы начали делать подкоп через подвал. Если у нас будет несколько дней — будет и возможность удрать. Только не знаю я, куда мы пойдем.

— Неделю назад я писала матери в Ритонию. Она не хочет ставить под удар отношения между странами. Но обещала организовать независимую спасательную операцию, ха-ха.

— Было бы славно. Давно хотел посмотреть на ритонские водопады. Красиво, говорят, у вас.

— Нет таких слов, чтобы описать.

Рэдонель улыбнулся. Нет таких слов, чтобы описать тебя, дорогая.

Через четверть часа все были в сборе. Позади Тэвии и Рэдонеля их вечные спутники жизни — Эрдо и Мэриет. Рацерик пришел последним. Рэдо удивился, что за несколько дней сотрудничества с принцем, ему не осточертел его всегда задумчивый вид. Прямо перед ними нечисть и наследник престола, но похож он был скорее на учителя академии, который готовится рассказать им о видах хищных растений. Он мог вполне оказаться и самозванцем, но лишенный всяческих притязаний, был безобиден. По крайней мере сейчас, как он сказал, когда его жажда ослабла. На поясе у него болтался замотанный в тряпье клинок, которому он не придавал значения.

— Перед началом, я бы хотел выразить свою благодарность, принцесса, — сказал он с почтением, — Если бы не наша переписка и последующее уточнение деталей — я вряд ли бы смог составить картину целостнее. — поклонился.

Тэвия прислонила ладонь к сердцу.

— Если бы не наша переписка, вероятно, я бы сошла с ума. Спасибо.

Рацерик раскраснелся, его кожа приобрела чуть более здоровый вид. Эпизодически в нем проскальзывали намеки на детскую и наивную человечность. Интересно, он всегда был таким или так на него повлияли годы «изгнания»?

— Все, что я скажу дальше — лишь моя теория, но она крепка. Так же, я развею некоторые мифы касательно себя и моего отца, но и создам новые.

Рацерик глубоко вдохнул. Во взгляде его была горьковатая истина, которая вот-вот выльется в мир.

— Когда-то все разумные существа жили вечно, но тридцать лет назад из ниоткуда возникла Смерть и воздвигла башню Кафиниум. Короли всех стран отправляли в нее самых сильных и отважных героев, но никто так и не смог покорить башню и убить Смерть. Спустя долгие годы все еще формируются отряды добровольцев и преступников, потерявших в жизни все. Это обывательская информация, предоставленная Подиумом. Информация, которой обладает любой ребенок, родившийся на континенте. Что мы узнаем от лиц, родившихся раньше, чем появилась башня? Раньше не было такой болезни, как старость, раньше раны затягивались так быстро и безболезненно, что никто не обращал на них внимание. Стандарты красоты были куда выше, чем сейчас. И все же, люди куда-то исчезали. Редко, но такое правда случалось. Отсеки вы тридцать лет назад человеку руку по локоть, и он в считанные дни восстановит ее без потери функциональности. Но что, если отсечь голову? Все процессы восстановления прекращаются и человек умирает. Бессмертием это не назовешь, но да, от старости люди не умирали. Только сейчас подходит время, когда поколение бывшее молодым тридцать лет назад начнет умирать от старости. Это уже происходит. Пока что я просто перечисляю важные факты. Мы вернемся к ним позже. Теперь немного хронологии. — Рацерик поймал на себе взгляд Тэвии. Она улыбнулась ему, и это придало ему немного уверенности, — Все слышали легенду о Проклятом принце. Король Гельдер отправился в поход против нечисти, влюбился в нечисть и породил нечисть на свет. Так вот, смею заявить, что все это чистая правда. Я — сын короля Гельдера и королевы Аранты. Моя мать восходила к древнему, почти вымершему роду вампиров. Выжить ей помогли нечеловеческая красота и совершенная хитрость. Рожденный с некоторыми особенностями, я очень хорошо помню то, что происходило. Люди и солдаты в городе сначала начали пропадать, затем их поведение сильно изменилось: чрезмерное спокойствие, бесчувственность, домоседство, замкнутость — все это признаки, проявляющиеся перед началом следующей стадии. Глаза отравленных злым проклятием чернеют, спокойствие сменяется активным проявлением самых сильных эмоций. Умы затмевают страсть, ненависть и ярость…

— Я был в том походе, — сказал Эрдо, — Мне было десять, и я был мальчиком для развлечений. Происходящее сейчас в Юсдисфале тоже кажется мне знакомым.

Рэдонель похлопал собрата по плечу.

Рацерик сочувствующе кивнул и продолжил:

— Превращение оканчивается обильным кровотечением. Проклятые стремятся восполнить недостаток крови и впервые пробуют на вкус себе подобных.

— Значит… Это ждет Юсдисфал? — спросил Рэдо.

— Верно. Нериты полностью подвержены влиянию вампира, люди и эльфы — в меньшей степени, но в конце концов проклятые пожрут тех, кто не с ними. Почему события повторяются? Когда я сказал, что легенда является явью, я в том числе имел ввиду и тот факт, что Гельдер не убил Аранту, а всего лишь отрезал ей голову. Все это время она была жива и даже могла говорить. Отец держал ее в самой охраняемой зоне подземелья Подиума и часто беседовал с ней. В первые годы заточения у нее не было особых амбиций.

— В первые годы?

— Когда люди стали более смертны, чем раньше, она была одной из первых, кто почувствовал это. Вместе со слабостью тела пришла и слабость разума. На людей стало куда проще влиять. Отец все чаще виделся с ней. Затем произошел тот случай в приюте… Впервые вампирская сущность проявилась во мне десять лет назад. Больше всего в жизни я сожалею лишь о том, что до сих пор жив, но мне пока что нужно жить. Я отправил себя в изгнание. О том, что происходило во дворце после этого мне неизвестно, но я практически полностью уверен, что к этому времени Гельдер уже мертв, а заправляет всем Аранта и Подиум.