— Какая милая у нас компания, — Терехова ехидно хмыкает.
— Я Вас чем-то обидела? — наконец-таки вступаю в разговор. — Вы оскорбляете меня и Олю, словно…
— Очевидный ответ. Вы в неположенном месте перешли ей дорогу, Ася, — отвечает Юрьева за ту, к которой был адресован мой вопрос. — Она видит в Вас соперницу, которую не сможет победить, потому что цель не та, а у мадам сбит начисто прицел. Там такая филигранная шлифовка, что на гладком месте ни черта хорошего не произрастает. Еще бы! Гнуть, гнуть, гнуть его, подставляя зад. Вот так бедная золотая девочка и растеряла все достоинства, выставив на обозрение жуткие пороки и многочисленные недостатки. Я нимфоманка, а Инга — женщина-вамп, к тому же потерявшая терпение. Беру свои слова назад. Мадам Терехова — жалкая подделка.
— Я? — вскрикиваю. — Я перешла Вам дорогу? Когда? Что это значит?
— Не смешите! — откинув голову назад, хохочет Инга. — Она? — тычет в меня палец.
— А это несмешно! Я ведь угадала содержание финала, который Вы бы предпочли оставить открытым. Пусть, мол, дурочки додумывают, как только бурная фантазия с ними в догонялки доиграет. Что за детский сад? Глупо, глупо, глупо… Имейте силу и смелость закончить то, что начали. Или…
— Выберу, пожалуй, «или»!
Господи! Как сильно голова сейчас болит. Хочу ее срубить, закрыть глаза, заклеить уши, чтобы не видеть, не слышать того, что говорят все эти мерзкие и злые люди. Я, зачумленная девка из областного детдома, смогла перейти дорогу шикарной даме? Да как же я осмелилась и провернула дело? Почему ее мужчина выбрал меня, а на нее, похоже, наплевал? Почему же так? Что ей ответить, чтобы убедить в том, как сильно она ошибается, как совершенно не права, как предвзята и неоправданно жестока? Я никогда и никому в своей жизни не желала зла.
— У Вас тушь размазалась, мадам! — шипит Юрьева, вцепившись пальцами в край раковины. — Дешевый макияж, как, впрочем, и начинка, прикрытая костюмом от местного «Задрани». Идите с Богом, пока губная помада с филером не потекла.
— Оля, пожалуйста, — обхватив ее подрагивающую кисть, прошу оставить и это прекратить. — Я Вас поняла, Инга. Мне искренне жаль, что Костя выбрал меня и…
— Выбрал? — растирает пальцем веко и шипяще пырскает. — Утешайтесь этим, Асенька, раз о большем речь не идет. Боюсь, что он уже жалеет о том выборе, о котором речь зашла. Каждый сверчок должен знать свой шесток…
Я знаю! Знаю. Помню. И не забуду никогда. Ношу клеймо на лбу, не зная, кто я есть и как сюда пришла. Кому, в конце концов, какое дело, как появилась я на свет…
— Ася, все хорошо? — Костя стоит за моей спиной, рассматривая наше отражение в зеркале. — Юрьева сказала, что тебе не здоровится и…
— Пригласи меня, пожалуйста, на танец, Костенька, — с кривой улыбкой на губах, прошу о жалкой милости. — Хочу потанцевать с тобой.
— Что случилось?
— За весь вечер я ни разу не была с мужем. Мы сидели рядом, но словно порознь. У меня заболела голова от обилия тостов и бесконечной перемены блюд. Один танец, а потом поедем, пожалуйста, домой. Как там Тимка?
— Галина Никитична прислала фото. Посмотришь? Иди сюда! — не дождавшись моего ответа, Костя вынимает из брючного кармана телефон и, нажав на кнопку, запускает шоу из фотокарточек, на каждой из которых мой сын заглядывает в кадр и корчит миленькие рожицы. — Сейчас спит. Ась…
— Что?
— Фрол за двоих отработал? Надоел тебе, да?
Мне просто не хватило мужа. Людей вокруг слишком много, все суетятся, смеются, что-то громко говорят, а я… А я одна! И снова будто… Маленькая!
— Альбом будет готов через две недели, — муж выключает телефон. — Спасибо за сегодняшний праздник, Цыпа. Наша фотосессия, твой великолепный наряд, — закладывает пальцы, поддев мои бретельки, руками водит вперед-назад, лаская невесомым прикосновением мою немного влажную от пота кожа. — У тебя температура, женщина? — зарывшись носом в мои уложенные на затылке волосы, погружается и шурует там, растаскивая губами и зубами залакированные торчком стоящие локоны.
— Нет…
Хотя не знаю! Все может быть. Вполне возможно.
— … Саша очень милый, но напористый и заряженный на победу любой ценой.
— Хм? — обняв меня за плечи, муж разворачивает мою одеревеневшую фигуру к себе лицом. — Это как понимать?
— Сказал, что уведет твою жену, — пытаюсь улыбнуться, да только не выходит. Я корчусь, словно терплю еще одну родовую схватку. Да что со мной такое? — Он намерен развести нас, Костя. Я боюсь. Он настойчив и…
— Вот же гад, — сипит сквозь зубы. — Цыпленок, у Александра с головой не все в порядке. Не стоит обращать внимания на то, что полоумный мелет языком. Это человек-провокация, человек-антре, понимаешь?
Да, наверное. Костя лучше знает пунктики своих друзей.
— А как ты меня нашел? И это все-таки, — вожу глазами, осматривая пространство, — женский туалет, а ты…
— Ольга сказала, что ты себя неважно чувствуешь и что осталась здесь, потому что у тебя кружится голова. В чем дело?
Устала, вероятно. К тому же, слишком много фактов и головокружительных моментов, о которых я бы не хотела знать.
— Потанцуй со мной, — жалобно скулю и, встав на цыпочки, вешаюсь ему на шею. — С днем рождения, муж.
— Спасибо. Здесь или на танцпол пойдем…
Первый танец с мужем? Ну да! Все так и есть. Я наконец-таки дождалась. Его щека прижата к моему виску, а губы шепчут чушь, лаская кожу. Правая рука покоится на пояснице, располагаясь пальцами почти на ягодицах, а крепко сжатой левой Костя перебирает мои фаланги, непроизвольно, видимо, прокручивая обручальное кольцо. Мелодичное звучание, почти отсутствующий свет и на танцполе нас, похоже, четверо: я, он, мужчина и его партнерша. И больше никого.
Инга и Фролов? Ольга и Роман? Или кто-то из гостей, кого я так и не запомнила. Увы, и тут не повезло. Терехова пялится, не отрывая взгляда, едва-едва перебирая длинными ногами. Александр что-то шепчет ей на ухо, а она сосредоточена только лишь на том, что делает со мной мой Костя, мой партнер.
— Поцелуй меня, пожалуйста, — шепчет муж. — Ася?
— Что? — отрываюсь от «соперницы», которой я так необдуманно перешла дорогу. Так необдуманно, что и не поняла, когда это между нами всё случилось. Когда это всё произошло?
— Не смотри туда.
— Почему? — прищурившись, теперь заглядываю в его теплые, смеющиеся карие глаза.
— Смотри на меня, жена.
— Не хочу, — специально отвожу свой взгляд и таращусь на Юрьевых, спиной сидящих друг к другу. — Ольга больна? — неожиданно решаюсь на прямой вопрос.
— Нет, хотя, скорее, да. Этой темы никогда касаться не будем. Извини, ничего на это не отвечу. Тебе не нужно этого знать. Ася?
— Почему?
— Потому что там нет ничего хорошего. Их горе и твое любопытство никогда не сблизят наши семьи.
— А ты хочешь этого сближения? — снова обращаю на него свой взгляд.
— Ты выбрала их в крестные родители для сына. Забыла?
Ах! Ну, конечно, да!
— Костя?
— М? — и вот опять он смотрит на меня.
Нет. Ничего.
— Цыпленок?
— Всё! — торможу, упираясь каблуками в пол.
— Музыка еще не закончилась. Что значит «всё»?
— Устала.
Вытягиваю с огромным скрипом руку и тут же прячу ее себе за спину, рассматриваю исподлобья Терехову, выслушивающую очередную чушь от Саши, у которого, как сказала Юрьева, непрекращающаяся пиар-компания и эксклюзивный маркетинговый ход, заточенный на то, чтобы охмурить как можно большее количество смазливых баб. Фролов подыскивает пару, с которой мог бы построить крепкую семью и родить огромный выводок детей? Кто за такого балабола в здравом уме, крепкой памяти и добровольно под венец пойдет? Разве что та, которую он у кого-нибудь случайно отобьет!
— Ася? — обращается ко мне серьезным тоном муж. — Посмотри, пожалуйста, на меня, — приказывает, потому как я, похоже, не желаю слышать, зато отчаянно хочу понять.
К чему она вела, когда показывала на своей груди места, на которых у мужа есть родимые изъяны?
