— Отнюдь! Мне не все равно. Твой оргазм — мой приоритет. И не один. Хотелось бы увидеть, как у тебя краснеет грудь, как ты пульсируешь, когда сжимаешь там…

При «низменных» словах у моей благочестивой женушки чрезвычайно сильно пунцовеют щеки и, по-видимому, лишней кровью наливаются светлые глаза.

— Как тебе не стыдно! — внезапно хлопает ладонью по водной глади, поднимает четкую волну, обливая при этом и меня, и крохотного сына.

— Извини, но я сейчас взорвусь. Мне должно быть стыдно? За что? За то, что секс люблю и сплю с женой? Тогда считай, что я бесстыжий, Ася. Бессовестный и похотливый. Старый развратник, у которого в мозгах только трах-трах, еще, конечно, тарарах, и так несколько раз за о-о-очень продолжительное время. И, если тебя не затруднит, то будь осторожнее с водой. Ты нас с головы до ног обрызгала.

— А-а-а! — вопит сынишка.

— Смотри, — опять указываю пальцем на мальчишку, — он со мною солидарен. Ася, Ася, Ася…

Простое имя! Вот же черт! Все выходит, получается и, если честно, без напряга.

— Что за взгляд, жена? Смени гнев на милость. Ночь долгая — мы можем повторить и, между прочим, не один раз.

— Нет! — мотает сильно головой.

— Нет — нет? Или нет — пожалуй, я подумаю? — прищуриваюсь и подаюсь лицом вперед. — И через несколько незабываемых минут скажу этому козлу только «да», «да» и «да»?

— Нет, — она сейчас умрет, но предварительно подавится собственной слюной.

— По-видимому, стоит повторить урок. Обсуждали ведь? Итак, что же такое жена, Ася? Мне дать определение? Напомнить пройденный материал? — останавливаюсь в рассуждениях, жду с той стороны слабого кивка.

Ну вот! Кивок незамедлительно поступает, а я, естественно, продолжаю свой ликбез.

— Жена — это не только чистые полы, обильный завтрак, сытный обед и легкий ужин, ванильная услужливость и томные гляделки в глотку к мужу. Все, что перечислил, я способен делать самостоятельно, без привлечения женской силы. Я умею готовить. Не кулинар, конечно, но голодным не останусь. Уборка, стирка, глажка — не проблема. Для этого есть специальные люди, получающие за вылизанный квадратный метр щедрую оплату. И предвосхищая твою реплику, скажу, что: «Да, Ася, я чертов господин с кредитной карточкой в кармане!». Это ладно, но вот дрочить себе — гнилое дело. Вернее, это хорошо под соответствующее настроение или в качестве прелюдии. Знаешь…

— Пожалуйста, — прикрыв глаза, глубоко вздыхает.

— Об этом нужно говорить, жена. Нормально и без истерик.

— Без любви…

— Это здесь при чем? — теперь, похоже, мой черед от ванны отклоняться. — Качественный секс никак не связан с огромным чувством. Поверь, пожалуйста, я знаю, о чем говорю.

— Я о себе…

— Ради Бога! — строю сыну глазки, подмигиваю сорванцу, прищипывая щечку с очевидной ямкой. — Год назад ты легла со мной в кровать и получила…

— Сына! — шепчет, еле двигая губами.

— Жалеешь?

— Нет. Но…

— Для хорошего интима, знаешь, такого качественного траха, неземное чувство бывает иногда помехой. Ты начинаешь много думать, что-то там выгадывать, прислушиваться к звукам, принюхиваться к запахам, присматриваться к морщинам на заднице и вот, пожалуйста, одна сплошная механика, зато, как говорят, согласно мануалу, пресно и очень просто, по соответствующему учебнику. Скучно и обыденно. Страсть уходит, а тело того, с кем спишь, сильно приедается. Нет разнообразия, зато любовь и почитание в приоритете, словно гордо вздыбленное знамя. Моя жена никогда не возьмет в рот мой член, потому что этими губами она целует наших детей, когда отправляет их в школу или в детский сад. Работает и в противоположную сторону, между прочим. Мол, если муж вылизывает гладкую Матильду, — на этом слове я, чего уж там, хихикаю, — кстати, без обид, пожалуйста, на это миленькое прозвище. Мне показалось, что это будет к месту. Киски, пельмешки, вареники и розочки — это как-то…

— Пошло, Костя.

Пусть так!

— Я с твоего разрешения продолжу или…

— Ты ведь все равно скажешь, что уже решил. Зачем спрашиваешь?

Оттачивая речь, я аккуратно подбираю нужные слова. А в чем, собственно говоря, дело? Что не устраивает, синеглазка? Девочка, увы, не с голубыми волосами.

— Мужчина, уделяющий внимание тому, что скрыто между твоих ног, не должен приставать влажными от женского секрета губами к своей жене. Считаю, что это глупо и вынуждает людей прятаться под уродливыми масками. Мол, я сплю только по горизонтали и не беру жену, поставив предварительно в удобную, но коленно-локтевую. Мы супруги, Ася. Ты моя жена, я твой муж. Чувства неважны. Есть долг, — демонстративно выставляю указательный палец. — Если ты плохо себя чувствуешь или у тебя есть индивидуальные предпочтения, или ты хочешь что-то попробовать, или…

— Прекрати, пожалуйста.

— Не будь ребенком, Красова.

— Я не ребенок.

— А рассуждаешь, как маленькая девочка, случайно подсмотревшая за тем, что делали дяденька и тётенька в кустах, когда считали, что их никто не видел. Для брака все важно! А если есть неполадки, неудобства или еще что-то в этом роде, то, как правило, своевременно обращаются к специалистам. Возможно, там, в чужом холодном кабинете, ты будешь разговорчивее и контактнее. Не хочешь по-плохому — здорово, великолепно! Я предлагаю действовать только по-хорошему: говори со мной и не впутывай сюда никого из посторонних. И да!

— Мне неприятен этот разговор, — проведя тыльной стороной ладони по своему лбу, вздыхает тяжело.

Придется потерпеть, я не закончил.

— Мне понравилось тебя лизать.

— Я…Я…

Все! Финал!

— Прекрати. Это отвратительно.

— Не знаю. Кому как. Но, если честно, было восхитительно, когда ты прыгала на этом пальце, — выставляю ей под нос ту руку, которая несколько часов назад заставила ее в чем-то «нехорошем» содрогаться. — Это не отвратительно, но жизненно. Такая формулировка интеллигентнее и приемлемее. Итак, — подкладываю руки под мышки Тимки, — он чист, а мы свободны? — облизываю губы, подмигнув. — Ася, отомри. Могу поцеловать, чтобы пробудить тебя ото сна. Эй?

— Секс важен? — едва-едва шевелит ярко-алым ртом.

— Из-за него, вернее, его отсутствия, даже разводились, — вытаскиваю сына. — Где полотенце? Укутывай героя. Вот так!

— Разводились? — промокающими движениями вытирает маленькое тельце, при этом задевает мой живот, грудь и руки. — Странная причина, — даже хмыкает, не понимая, видимо, серьезности сложившегося положения. — Это обыкновенная физиология. Ты сказал: «Механика. Все по учебнику. Не космическая программа». А как же чувства?

— Очень даже обоснованная причина. Мне надоело убеждать. Куда? Укладываем спать…

Сын крутится и возится на большой кровати, мотает головой, затем покатывается со смеху и моментально переворачивается на живот, выставляя нам на обозрение свой спелый персик и парочку сучащих по мягкому матрасу пухлых ножек. Серая пижамка, обязательный рожок с теплой смесью и нежное поглаживание по голове от матери — все, что нужно сорванцу в элегантном детском возрасте.

— У тебя есть пожелания по поводу оформления детской комнаты? — оперевшись плечом на дверной косяк, стою в проеме, соединяющем это место с коридором. — Голубой, серый, песочный, зеленый. Что из перечисленного меньше раздражает?

— Я не знаю.

— Полагаешься на меня?

— Меня устраивает цвет стен в этой комнате.

— Речь не об этом помещении, Ася.

Я вынужденно отвлекаюсь. Нас прерывает громким резким возгласом входной звонок. Она вздрагивает, а Тимка обращается лицом туда, откуда доносится переливчатая трель дверного соловья.

— Это курьер! Будь здесь. Я открою, заберу и быстренько вернусь. Потом продолжим.

— Курьер?

— Твой новый телефон прибыл по адресу, указанному заказчиком в заполненном листе о незамедлительной доставке. Ты сказала, что не возражаешь. Припоминаешь? Это было до того, как ты звонко вскрикнула, а после замолчала. У тебя в тот момент был очень странный взгляд.