По лицу Леи я поняла, что ей не терпится поведать еще о чем-то, но она не решается. Я ободряюще ей кивнула

— А еще говорят, граф Сангиан может вампиром оборачиваться! —выдохнула она и замолкла, прикрыв ладошкой рот.

Я задумалась. Это уже ни в какие ворота!

— Ладно, — ласково произнесла я. — Понятно, что граф Сангиан весьма непрост и возможно, даже самый настоящий вампир. Я разберусь сама. Не будем более об этом. Что у нас сегодня на повестке дня?

Повеселев, Лея принялась выкладывать мне расписание на сегодня. Среди прочего надлежало отобедать с отцом в три часа дня, провести последнюю примерку свадебного платья, а вечером обязательно принять лекарство господина Трисмегиста.

Моим местным папашей оказался тот самый одутловатый, грузный человек с миниатюры, как я и думала. Но в жизни Октавий Белль Эро Фонт был еще более грузен и одутловат. Это был купец высшей гильдии, о чем он говорил постоянно и с благоговейным придыханием. Аппетит у папаши был отменным, и он в одно лицо смел почти все выставленные на большом обеденном столе блюда. Впрочем, мне есть особенно не хотелось, учитывая все пережитые волнения.

— Ну что, Лея, ты готова к свадьбе? — сощурил хитроватые глазенки отец, когда обед подошел к концу.

Он сидел, вальяжно развалившись в своем бархатном кресле и цедил из хрустального кубка рубиновое вино. Губы Октавия масляно блестели.

— Да, конечно, — смиренно произнесла я.

Отец довольно кивнул:

— Вижу, набираешься ума-разума, это правильно. Госпожа Голока все-таки молодец, вышколила тебя!

Я опустила гневно блеснувшие глаза, чтобы не выдать себя.

— Главное, не пророни ни слова о своем ранении, — прорычал отец угрожающе. — Иначе священник вас не повенчает, таков приказ короля… Невесты аристократов должны быть безупречно здоровы. А мне еще только не хватало, чтобы эта свадьба расстроилась! Другой возможности породниться с родовитым семейством уже не будет... учитывая твое состояние. Тебя больше ни один королевский доктор не освидетельствует.

— Так разве граф Сангиан не знает о моем ранении? — удивилась я.

— Конечно нет, дура ты что ли? — толстяк бросил скомканную салфетку на стол и посмотрел на меня как на ненормальную. — Всем слугам под страхом казни запрещено разглашать это! И ты должна молчать! Иначе в моем доме не пробудешь более и дня!

Я молча уставилась в свою тарелку. Вот, значит, как? Октавий хочет скрыть от графа Сангина, что невеста тому достанется слегка «подпорченная». А местные порядки, видимо, предписывают аристократические браки заключать со здоровыми участниками… Должно быть, местный король заботится таким образом о популяции родовитых семей в своей стране.

— Может, на самом деле в порядке все с твоим здоровьем, — чуть смягчился папаша, глядя на мое побледневшее лицо. — Но кто знает? Даже Трисмегист не может дать гарантий. Поэтому уж лучше молчать, правильно я говорю?

К концу фразу его тон стал опять угрожающим. Видать, с моей предшественницей ему приходилось бороться часто. Я быстро кивнула.

— Вот то-то, отец плохого не посоветует, все для своей дочери решит правильно! — Октавий опять сузил хитроватые глазенки, блестевшие как изюм на рыхлом лице.

После обеда, конца которого я еле дождалась, настал очередь примерок. Распоряжалась всем камеристка Голока: она командовала, какое платье заносить, громко и визгливо критиковала работу мастериц, помогала застегивать многочисленные крючки, прикрикивала на девиц, которые, по ее мнению, только путались под ногами. Я чувствовала себя просто куклой, у которой не должно быть никакого своего мнения. Интересно, как активная и, судя по всему, довольно агрессивная Арида выживала рядом со своей камеристкой?

По итогу двухчасовых примерок, после которых у меня болело все тело, как после спортзала, Голока остановила свой выбор на атласном наряде блекло-желтого оттенка. Все оно было отделано кружевами, а в цветочный орнамент по подолу были вшиты желтые кристаллы.

Но мне казалось, что моя светлая внешность потеряется на фоне желтоватого наряда, о чем я и не преминула Голоке заметить. Та в ответ свысока на меня посмотрела:

— Я лучше, знаю, Арида, что вам идет, — мягко, но со сталью в голосе произнесла она. — Потерпите, скоро вы выйдете из-под моего надзора, и уже законный муж будет вам указывать, что носить и как себя вести.

Мне это замечание крайне не понравилось:

— Я не хочу это платье! — твердо сказала я. — Хочу вот это.

И я указала на белоснежный наряд из тончайшего бархата, сплошь расшитый голубыми цветами.

— Фу, — сморщила нос Голока. — Как тривиально. Невеста в белом! Моветон! Насмешите всех знатных дам!

— Зато этот моветон мне идет и очень нравится, — парировала я, поглаживая нежный бархат.

Несколько девиц-горничных прыснули от смеха. Видимо, им пришлось по душе, когда Голоке противоречат.

— Решено, — закончила я спор. — Выбираю голубое и точка. Желтое пусть унесут!

Молча с поджатыми губами Голока отдала соответствующие распоряжение горничным. Что же, я одержала первую победу! Голубое платье было теперь моим, и девушки принялись отпаривать его и отглаживать, чтобы привести в идеальный вид к торжеству.

Голока, уходившая было в коридор вслед за мастерицами, снова вошла в комнату и ядовито произнесла, увидев с каким восторгом рассматриваю я голубой наряд:

— Герб графа Сангиана, между прочим, золотого цвета, голубого там нет вовсе. Вы настолько не желаете угождать своему жениху?

— А он мне собирается как-нибудь угождать? — поинтересовалась я. — Ведь пока это неизвестно. Если собирается, тогда и я попробую, может, даже желтые платья носить начну. Ну а если нет…

— Вы рассуждаете, как уличная девка, — презрительно сморщила рот Голока. — Уж не знаю, кто вас научил этому.

— Вероятно, вы, — спокойно ответила я, отходя от камеристки, как от ядовитой змеи. — Вы же меня воспитывали с детства.

На полпути к кушетке я обернулась, с удовольствием увидев, как вытянулось лицо Голоки.

****

Следующий день прошел в похожих хлопотах, и вот наступило свадебное утро. Меня разбудили в пять часов, потому что приготовления планировались нешуточные.

Первым явился Трисмегист, который дал мне несколько порошков и пилюль, на всякий, как он сказал, случай. Я же напомнила, что он обещал устроить лечение моей матери.

— Я помню и работаю над этим, — ответил лекарь. — Скоро я предоставлю вам доказательства.

— И не забудьте, что я должна «умереть», — добавила я. — Чувствую, что продержусь замужем за этим монстром недолго.

— Пары месяцев хватит, — быстро ответил Трисмегист. — А потом я вас увезу в безопасное место, обещаю.

— Как мы будем связываться теперь? — спросила я. — Ведь в этот дом я более не вернусь.

— О, не беспокойтесь, — с легкой улыбочкой произнес Трисмегист. — У вас наверняка появится повод послать за мной.

Это меня немного взволновало, но и чуть успокоило. Все-таки Трисмегист был единственным, кому была известна моя история. И он был моей единственной связующей ниточкой с мамой!

— Главное, держитесь там, в замке, — с серьезным видом произнес Трисмегист, собираясь уходить и складывая в саквояж свои пузырьки.

— В смысле? — я чуть покачнулась и схватилась за стеклянный прикроватный столик.

Но эскулап уже покинул мою спальню под мощным напором ворвавшейся Голоки.

Потом горничные, подгоняемые камеристкой, умывали меня, собирали, наряжали, красили, причесывали… И вот уже я иду к алтарю с будущим мужем под ручку, слушая на ушко его слова:

— Я надеюсь, с вами все в порядке? Ведь если это не так, то вы лишите меня удовольствия самому довести вас до смертного одра!

В немом изумлении я смотрела на красивое лицо моего будущего мужа. Добродушная улыбка, твердые губы, ямочка на волевом подбородке, внушительная челюсть, волосы цвета темной пшеницы, высокий рост, кристально-прозрачные голубые глаза. Глаза, которые не могли врать, настолько были ясны... Какой же красавец достался мне на этот раз! И какие страшные слова говорит он с милой улыбкой на лице.