Но спорить с Трисмегистом не стал. Отчего-то эта его версия, подозрительной правдивости, мне понравилась.

Однако оставался еще один вопрос. И я, как мог кратко, обрисовал шарлатану состояние маркиза Агастьяна. Как друг озверел во время прогулки с Аридой, как гнался за ней по лесу, как странно краснели его глаза в темноте, как он был сам на себя не похож, и как до сих пор не пришел в ясное сознание.

К моему удивлению, выслушал этот рассказ Трисмегист весьма серьезно. И даже капли пота заблестели на его желтоватом лбу. Затем он нацепил на нос очки в медной оправе и принялся искать что-то на книжных полках. Вытащив одну из книг, лекарь углубился в чтение, напрочь забыв о моем присутствии.

— Ну что там? — окликнул я его, когда спустя полчаса потерял надежду, что он вспомнит обо мне сам.

Трисмегист поднял на меня потускневшие глаза.

— Боюсь, дело плохо, — глухо проговорил он. — И все вы в замке в опасности.

Граф Саген Сангиан

Я уставился на лекаря вне себя от удивления.

— Давай без этих ваших загадок шарлатанских, — оборвал я его. — Говори толком. В чем опасность, от кого исходит и кому грозит? Если ты конечно, все это прямо сейчас не выдумал!

— Вы слышали что-нибудь о вампирах? — лекарь поднял на меня глаза, которые лихорадочно блестели под толстыми стеклами очков.

Я хмыкнул. Так и знал, что этот шарлатан водит меня за нос!

— Если я и слышал о вампирах, то только из детских сказок! — взревел я. — Однако, как видишь, я уже достаточно взрослый, чтобы перестать в сказки верить!

— Это не сказки, — Трисмегист устало вздохнул и как-то обмяк.

Он сунул мне под нос книгу, которую только что читал.

— Вот, глядите, — ткнул лекарь тонким изогнутым пальцем в строки. — Узнаете симптомы?

Я принялся читать:

— … Странное поведение, не контролирует себя, способен убить человека, разорвать на части. Взгляд становится мутный, стеклянный, поведение агрессивное, нападает, пытается догнать, укусить… Отличительная примета — в темноте глаза светятся красным…Если попить крови не получается, впадает в состояние, похожее на кататонию…

— И что? — я отдал обратно книгу. — Это ничего не значит. Антуан не вампир, я его с детства знаю.

— А пропавшие в ваших местах девушки? — склонил голову набок Трисмегист. — Между прочим, все думают, что это вы их жрете в вашем лесном замке!

Он иронично посмотрел на меня поверх очков.

Что! Первый раз слышу подобную чушь! Неужели вокруг считают меня способным на убийство? Да еще женщин? Если я бы и мог кого убить, то вот такого шарлатана и вруна, как Трисмегист!

Я стоял, не решаясь, как поступить. Подумав немного, решил все же выслушать лекаря до конца. Кто его знает, иногда я слышал, что его способности хвалили…

— Вам придется заняться вашим другом, — завил он, поняв, что если я не дал ему в тыкву сразу, то, наверное, уже не дам.

— В каком смысле заняться?

— В каком состоянии он находится с тех пор, как погнался за Аридой?

— В плохом. То есть он как будто не соображает, где находится, и забыл, кто он вообще. Слуги его кормят, белье меняют, а он лежит и в потолок мутным взглядом смотрит. Бормочет еще что-то иногда, мычит…

Трисмегист покивал понимающе, затем прошел к своему алхимическому столу, заваленному ретортами и прочими склянками, принявшись там мешать что-то, отмеривать, давить, варить, нюхать.

Книгу он оставил около меня. Я взял ее и принялся читать дальше.

— … Заболевшие вампиризмом очень опасны. К тому же, нападая на других людей, впоследствии они об этом редко помнят. Только, может, как кошмар или странный сон. Когда приступ проходит, вампиры ведут себя как ни в чем не бывало и вполне способны поддерживать с людьми обычные социальные связи. Известен один вампир, который был счастливо женат целых тридцать лет, пока наконец не закусал до смерти свою жену ночью во время очередного приступа.

— А почему он раньше свою жену не закусал? — спросил я Трисмегиста, прочитав ему этот отрывок.

— Потому что сыт был, — глухо ответил тот. — Вампиру достаточно раз в месяц кого-нибудь съесть, подойдет и животное, если рядом окажется во время его припадка. Или даже мяса с кровью приготовленного. Ну а если нет такой еды, тогда жди беды. А когда человек зараженный только заболевает, еще с болезнью совладать не может, не привык, тогда он часто убивает людей…

— То есть вы хотите сказать, что маркиз Агастьян жрет людей?

— Да, — не поворачиваясь ко мне, ответил Трисмегист. — Людей, свиней, коров… Кого угодно. Вот что у него в поместье творится, вы знаете? Со слугами разговаривали?

Признаюсь, мне еще ни разу не приходила в голову мысль побеседовать со слугами Антуана. Я покачал головой, и лекарь, хоть и стоял спиной, понял мой ответ.

— Естественно! — воскликнул он. — Так всегда и бывает. Ближайшие родственники и друзья всегда узнают самыми последними. А вот я, к примеру, давно подозреваю, что в ваших краях нечисто!

— Тем не менее, вы тоже не знали, что дело в маркизе Агастьяне, — поддел я его.

Хотя все еще до конца не верил, что таинственные пропажи молодых девушек в нашем лесу — дело рук, или вернее, зубов моего друга. Чуть подумав, я спросил:

— А когда он в себя придет?

— Сколько времени прошло с момента его приступа?

— Неделя где-то, может, дней десять, — неуверенно ответил я.

— Скоро, значит, — Трисмегист повернулся ко мне, сжимая в руке пузырек с прозрачной жидкостью. — Вам необходимо вести себя с ним, как обычно. Никаким образом не давайте ему понять, что знаете, кто он. Иначе ваша жизнь будет под угрозой. Может, конечно, и не помнит ничего, но если он вампир матерый, то может и помнить.

— А это? — я скосил глаза на пузырек. — Ему подлить?

— Да. Но только когда очнется, иначе не подействует, — Трисмегист что-то быстро подсчитал в уме. — Получается, через две недели примерно. Вам к этому времени надо будет его связать для надежности. И как хотите, но влить в него это зелье.

Трисмегист протянул пузырек мне. Я машинально сжал чуть теплое стекло.

— До приступа он абсолютно безопасен, — буркнул лекарь, отходя. — И даже способен жалеть цыплят, которых кухарка готовит к обеду.

— А сам он знает о своей… особенности?

Я стоял уже в дверях.

— Я же сказал, что неизвестно, — пожал плечами Трисмегист. — Может да, а может и нет. Но если да, ваш друг опасен втрое! Не вздумайте только его расспрашивать!

— Да понял уже, — пробурчал я и вышел из темной комнатушки в залитый солнцем переулок.

****

Дома тоже не все было гладко. Едва я успел приблизиться к замку и слезть с коня, как ко мне подбежала, размахивая руками, как ветряная мельница, Голока. Я почти сразу пожалел, что взял на работу эту особу, но она так решительно ограждала меня от маркизы, что решил присмотреться, а уволить всегда успею. Но если она и дальше будет так трещать…

— Да не верещите вы! — остановил я ее словесный поток и прошел в замок.

Голока вбежала следом.

— Что стряслось?

Я прошел в кабинет и приземлился в кресле. Налив из графина виски, отхлебнул и уставился на служанку. Эта истеричная особа нравилась мне все меньше.

— Господин, — Голока смиренно сложила руки на груди, будто собралась молиться. — Пока вы отсутствовали, у нас тут кое-что произошло… Кое-что нехорошее.

Последнюю фразу она произнесла, понизив голос.

— И что же?

— Понимаете, я не хотела, разумеется, но так уж вышло, — женщина теребила толстыми короткими пальцами оборку на платье. — Госпожа графиня…

— Что? — мне до смерти надоело, как она мямлит. — Да говорите уже, Голока! У меня мало времени и много дел!

— В общем, госпожа графиня сегодня с кем-то разговаривала в своей спальне.

Я чуть напрягся.

— С кем?

— Я не знаю! — Голока почти в отчаянии вознесла к небу руки. — Ведь она же меня не пускает к себе! Если бы вы распорядились, чтоб ее двери были вновь открыты для меня, ведь я же как никак ее бывшая камеристка…