Взор сразу остановился на мебели. Всё было на своих местах, но ему казалось, что в каких-то мелких, едва заметных деталях облик комнаты изменился. Дуновения по-прежнему касались спины, но из прекрасной прохлады они вдруг превратились в морозные порывы. Прикрыв балконную дверь, Галантий заозирался по сторонам, и практически тут же его глаза остановились на странной черноте, трещиной возникшей под висящей над столом полкой, на какой стояла в рамке небольшая картина — портрет Галантия и двух его братьев погодок на фоне особняка.

Не понимая природы возникшего разлома, он подошёл ближе, но касаться его не решился. Слишком жутко вдруг стало на сердце. Волосы на голове стали дыбом, мурашки иголками побежали по коже. Эльф отшатнулся, сделав небольшой шаг назад. Впился взглядом в растекающиеся по стене чернила.

Зияющая дыра начала расползаться всё сильнее. Разламывая дощатые стены, она добралась до крепления и полка вместе со стеклянной рамкой полетела на пол. Дзынь, и картинка разлетелась брызгами осколков, отрезая стоящего эльфа от своих братьев.

На стенах появилось всё больше трещин. Галантий сделал шаг назад, и вслед за его подошвой под ногами начал расходиться пол. Тягучий мрак завешивал последние оплоты света вокругмечущегося эльфа. Он ринулся к балкону, на улицу, но увидел, как безмятежный утренний рассвет вдруг превратился в непроглядную ночь. Будто сама мать-природа ныне разгневалась на весь цианийский народ. Среди чёрных небес не было видно ни домов, ни людей, ни деревьев и цветов, окружающих эльфийские постройки. Исчезло всё: остался только особняк и совершенно одинокий Галантий.

Он призывно закричал, зовя на помощь, но ему было не суждено услышать ответ. Всепоглощающая тьма подбиралась всё ближе. Её трещины, щупальцами опутывающие окружающую действительность, оказались практически вплотную, начали рушить последние дорогие вещи.

На голову стала сыпаться побелка, с потолка в центре комнаты рухнула огромная люстра, загремев цепями. Под ногами растрескался пол, его последние клочки, не пожранные тьмой, почернели и канули в пропасть. Галантий пытался спастись, вскочил на кровать, но и её хтоническое нечто утянуло в свои чертоги.

Эльф провалился, дощатые половицы под ним не выдержали, и цианиец, словно под действием заклинания замедленного падения, отправился в неконтролируемый полёт. Его дом, родной дом рушился на его глазах. Мебель, обуглившаяся, как в самом страшном пожаре, уносилась вниз вместе с ним, угрожая безвозвратно накрыть его своим весом. Где-то справа разбился огромный аквариум и множество блестящих осколков, как град выпущенных лучниками стрел, понеслись к эльфу.

Начертив ему на лице несколько ран, они посыпались дальше, а сам остроухий упал на твёрдую землю, что вышибло из него весь дух. Корчась от боли, он поднял наверх глаза, заметил далёкий взгляд, смотрящий на него жёлтыми точками откуда-то сверху, а затем услышал:

— Ты изгнан!

Два слова. Два холодных слова, произнесённых твёрдо и безвозвратно. Два слова, что подвели черту под нахождением эльфа в родных ему землях. Два слова, что заставили пуститься в самоубийственное путешествие и привели в итоге в маленький городишко, где-то в Королевстве Флорвейл.

— Изгнан… — хрипло повторил Галантий. А затем перед глазами воцарилась тьма.

***

Очнувшись в холодном поту, эльф подскочил на кровати. Ни о какой бархатной перине уже и речи не шло. Лишь скрипучая шатающаяся койка, затхлая простыня и подушка, набитая соломой. Впрочем, даже это было приятнее ночёвки в вонючем фургоне. Правда, пахло здесь сейчас не лучше. Да и сон подпортил пробуждение. По телу всё ещё бегали мурашки, поддакивая излишней реальности увиденного.

Изгнание. Лучше бы ему приснилось что-то другое. Да что угодно было бы лучше. Даже лагерь и прошлые ночи выглядели куда более привлекательно. Тяжёлое дыхание вырывалось из глотки. Липкий холодный пот стекал со лба и оставлял на белой простыне мокрые пятна.

— Я не достоин этого… — прохрипел он и встал с койки.

Потерев глаза, он оглядел казарму, где приходилось спать. Все его спутники ещё пребывали в царстве грёз. Немудрено. После такой-то ночки. Все, кроме Орикса. Тот сидел на своей кровати и мял лицо руками, что-то недовольно мыча.

— Ты почему не спишь? — сиплым сонным голосом спросил того эльф. Орк-полукровка убрал огромные ладони от распухшей морды, а затем задал уже свой вопрос:

— А тебя чего перекосило, словно ты ветреницы нажевался? — Галантий в ответ поморщился, впившись глазами в своего зеленокожего товарища.

Как несложно догадаться, у Орикса ночка тоже прошла не слишком гладко. Разум вновь решил вспомнить ребят из Стоунхилла, но вернул его во времена четырёхмесячной давности. Лес, лагерь, пьянка. «Чёрные соколы» делили добычу и праздновали удачную охоту. Подвернувшийся под руку небольшой караванчик, перевозящий ювелирные украшения, оказался как раз кстати. Весь улов представлял собой неплохое количество серебра, поэтому той ночью бандиты имели право повеселиться.

Кружки, смех, песни — одним словом кутёж, который должен был продолжаться до утра. Орикс сидел возле костра со своими старыми знакомыми — псевдодворянином Изекилем, шатенкой Хэйзил, непросыхающим сугарийцем Нурвалом и южанкой Меланией. Полуорк успел смачно отхлебнуть крепчайшей Сугарийской, да так, что ему даже привиделись стены Монкошты. Потом снова в ход пошли карты. Одна партейка, вторая, третья. Разные победители, разные воспоминания. Ещё до того, как ядрёное пойло, в которое, судя по заговорщическим переглядываниям, эти четверо ещё что-то успели подмешать, подействовало, Орикс помыслил о том, что уедет однажды дальше на юг. Туда, где поближе к морю. Где есть побольше поселений его собратьев. Всё же, на орка он был похож куда больше, чем на человека.

А затем, спустя три партии и трёх разных победителей, дело перешло к гаданиям, с недавних пор крайне нелюбимых Ориксом. Колоду, как и полагается, взяла в руки Мелания, и, стоило ей приступить к ремеслу, как фонари и факела затухли, подобно задутым свечам. Свет луны легонько омыл воцарившуюся в лагере темноту. И искажённый девичий голос повторил напророченное прямо перед засадой.

— Тебя ждёт долгая дорога. И сложный путь, выстланный трупами!

Вторя её словам, Нурвал исчез. Изекиль с присущей ему белоснежной улыбкой вдруг захрипел, а затем схватился за горло, пытаясь прикрыть глубокий разрез. Хэйзил легонько улыбнулась, сохраняя привычно спокойное лицо, а затем отклонилась вперёд. Её голова упала прямо в тлеющие угли, и огонь, разгоревшийся вновь яркой вспышкой, быстро, как паук, оплёл волосы.

Больше Орикс уже не спал. Опять. Ему опять напомнили о том ужасе. О проклятой засаде. Почему нельзя было просто взять и забыть…

— А где твой напыщенный тон? — уточнил он у своего остроухого товарища, пытаясь сбить мысли с навязчивых мрачных воспоминаний.

— Кошмар приснился, — буркнул тот в ответ и вновь улёгся на койку, подобрав ноги. Засыпать он явно не планировал и лишь смотрел в стену с облезшими обоями немигающим взором.

— Тебе тоже? — удивился полуорк, а затем ухмыльнулся, когда в голову пришло крайне любопытное изречение. — Эх, вот бы тебе почаще шо-нить скверное снилось. Мож бы и как с человеком могли с тобой поговорить…

— Только я с тобой разговаривать не желаю… — кинул через плечо Галантий, а потом, помолчав, добавил. — Деревенщина.

Разговор сошёл на «нет» также быстро, как и начался, оставив обоих при своём и с лёгкой ноткой недовольства на душе…

***

Получасом позже «соколы» кроме Орикса — тот ушёл за заждавшимся его в конюшнях скакуном — находились в кабинете у Леи Элеоноры Буш. Устами разбудившего всех непроснувшихся Карриэла она сообщила о том, что ожидает Кору, Галантия и, на удивление, Розу у себя. Норико оказался там по воле некши, за что та была удостоена крайней степени неодобрения от Коры.

— И если ты не доверяешь никому из нас, что тащишь его за собой, как мы можем довериться тебе?