— Я не понимаю, — сипло шепнула она, неосознанно сделав шаг назад, словно кожей ощущая растущий гнев дракона, в любую секунду готовый обжечь ее. — Она не должна была… только связь… ни ты, ни она… — Тира прижала руки к груди, неотрывно смотря на теряющее румянец лицо Микаэллы, боясь взглянуть на мужчину. — Это не правда… Все должно было быть по-другому, так сказала Цкелах…

— Заткнись! — рявкнул Рей, и женщина сразу замолкла, задержав на миг дыхание. Глаза его вспыхнули золотистым огнем, по жилам заструился жар, сойдясь в схватке с леденящим душу ужасом.

Все внутри содрогнулось, замерло, когда Мика умолкла и спустя тяжкое мгновение испустила последний вздох. Сердце дракона заколотилось яростно и бойко, заглушая внутренний голос, без устали шепчущий слова неверия. На смуглом лице застыло пустое, безжизненное выражение, и только лазурные глаза поблескивали в темноте.

— Осколок, — касаясь горячими пальцами холодного лица, прошептал Рей. — Отдай мне камень!

Повинуясь то ли его словам, то ли собственному кричавшему разуму, Тира сжала пальцами подвеску в виде выпуклого овала, сорвала с шеи, раскрыла…

— Украл, — изумленно выдохнула она. Пустые, но все видящие глаза забегали по толпе, выискивая среди множества лиц одно единственное. — Ты! — вскричала женщина, столкнувшись взглядом с янтарными глазами, скрывающими глубоко внутри смятение. — Ты украл осколок! Взять его!

Лейв не сопротивлялся. Два воина схватили его, подвели ближе, и он, наконец, решился посмотреть на брата. Глаза их встретились, и Лейв помимо тяжести от представшего перед ним выбора вдруг испытал жалость и раннее чувство вины, неприятным комом застрявшее в горле.

— Брат, — шепнул Рей на удивление твердым, уверенным голосом, ближе притянув к себе Мику, поддерживая ее голову дрожащей рукой. — Я не вправе просить. И не буду делать этого. Приму любой выбор…

— Знаю, — оборвал его Лейв, судорожно сглотнул, взглянул на Генри, наблюдающего за ними глазами полными невыносимого страха. — Как и то, что уйдешь следом за ней, пусть и связь пощадит тебя. Ты это точно сделаешь, — он вновь посмотрел на Рейнарда, сильно сжимая кулаки. — Ты не я — не струсишь, не позволишь себе дышать без нее. Я хочу уйти, не сделать того, на что ты надеешься, но не могу. Не могу отпустить ее и позволить ей вновь расстаться с братом.

Дракон, рыкнув, легко высвободился из хватки воинов и, быстро достав из поясного мешочка хрустальный камешек, передал его Рею. Тот почувствовал прежде, чем увидел, что Лейв не жалеет о своем решении.

Сжав в кулаке осколок, с такой силой, что на ладони наверняка останется след, Рейнард уложил Мику на траву и, призвав огонь, нагрел камень до такой степени, что он начал плавиться, превращаясь в вязкую красно-оранжевую жидкость. Он раскрыл кулак у женских ключиц, и густые капли медленно поползли по его пальцам вниз. Они падали на нежную кожу, оставляли сильные ожоги — единственное, что всегда, даже спустя столетия, будет напоминать о смерти и воскрешении.

На опушке царила тягостная, томительная тишина. Стих ветер, не шуршала листва. Мир потускнел: луна скрылась за облаками, а светлячки словно утратили возможность озарять все вокруг своим волшебным светом. Все молчали, не двигались, почти не дышали, боясь упустить пробуждение девушки.

Рей смотрел долго и с надеждой, уже забыв о боли, стирающей нити связи, и жжении в груди, о том, что брачный узор покрылся твердой темной корочкой, навсегда потеряв свой кровавый цвет. Последняя связывающая нить разорвалась под напором смерти, и дракон почувствовал, как боль утраты и безумное отчаяние сжимают легкие, намереваясь лишить его дыхания.

Сон оставил дракона, и тому казалось, что это надолго. Внутри медленно умирала надежда, мучительно и незаметно, оставляя в душе кровавые, трудно заживающие раны. Сердце погибало, но Рейнард не понимал этого. Только испытывал невыносимую резкую боль, когда глядел на спокойное лицо суженой, а стоило отвернуться, зажмуриться, как за ней следовала боль тупая и тяжелая.

Пусть слабость упорно наползала на лицо, он не поддавался ей. Ни разу за ночь не сомкнул глаз, все сидел на табурете возле кровати, крепко сжимал холодную женскую ладонь и ждал. Ждал, когда Она очнется, когда сердце ее застучит вновь и к лицу прихлынет горячая кровь.

В отличие от него Генри, укутавшись в плед, давно заснул в кресле-качалке, и Рей только из-за него пару раз за ночь отходил от кровати, чтобы осторожно поправить курчавую голову и сползший плед. А затем возвращался к Мике и слушал в вязкой тишине слабое сопение мальчика и потрескивание поленьев в камине, которое отнюдь не умиротворяло, лишь раздражало и злило.

Ночь быстро ушла, оставив тяжесть на плечах, и наступило утро, залившее тусклым светом деревню, леса и горы. Снаружи холодным ливнем заплакал рассвет.

Рейнард безрадостно хмыкнул, услышав стук первых крупных капель. Нечасто дождь омывал земли Арханы — редкое погодное явление, больше присущее западу, материку Мэнхилд, что значило омытый дождями. Должно быть, подумал Рей, по девушке плакали ее боги, в которых она так рьяно верила. Он и сам готов был забыть о своих принципах и в сердцах взмолиться ее богам от страха перед полной безысходностью. Да только не верил, что они хотя бы выслушают его — лишенного возможности попасть в их чертоги, крылатого ящера, чья душа после смерти рассыплется прахом из-за губительного огня Эйхры, самого первого из драконов.

Спустя какое-то мгновение тихо приоткрылась входная дверь, впуская внутрь укутанного в плащ Лейва. Рей невольно поежился — то ли из-за прохладного ветра, мазнувшего по лицу, то ли из-за того, что на миг плач богов стал громче. Дверь закрылась, лачуга вновь погрузилась в тишину, но ненадолго.

Чуть потоптавшись у порога, Лейв прошелся до камина и, стоя к брату спиной, еле слышно прохрипел:

— Тебя не было на собрании...

Нехотя Рей бросил в ответ:

— Мне нет дела до их разборок. Как только Мика очнется, мы покинем Архану.

Внутри Лейва все содрогнулось, но он умело подавил дрожь, незаметно сглотнул, взглянув на спящего мальчика. Сейчас он чувствовал себя слабым, очень уязвимым и таким усталым, как никогда в жизни. Он боялся признаться себе, что стал таким из-за привязанности к ребенку, как крошечная искорка, разогнавшему мрак, который раньше жил в его душе, угнетая и давя. Ради него Лейв все еще оставался здесь, в месте, ставшем ему ненавистным, ради него он терпел упрямство брата и ждал вместе с ним чуда. Чуда, вера в которое медленно таяла.

Усевшись на скамью, Лейв сложил руки на столе, переплел пальцы и задумчивым взглядом уставился на выцветшее одеяло, накинутое поверх женского тела, страшась взглянуть выше, на мертвое лицо.

— Многие усомнились в Тире, — сказал он, прокручивая в голове события сегодняшнего утра. — Сочли ее поступок бесчестным. Кто-то даже осмелился упомянуть Эидис… Сказал, что она никогда бы такого не допустила. В общем-то они правы… Раньше Архана была другой. И Тира тоже. Со смертью Эидис многое изменилось. — Замолчав ненадолго, Лейв потянулся к кувшину, налил в кружку меда и сделал два больших глотка. — Но другая часть по-прежнему верна ей.

— Нет, — отрезал Рейнард, чуть подавшись вперед, ближе к койке. — Они верны не ей, а ее силе. Они боятся ее. Доверие и страх идут врозь — так было всегда. Если появится что-то, что напугает их гораздо сильнее, они предадут ее.

На какое-то время между братьями залегло молчание. Лейв неспешно потягивал сладкий напиток; когда тот заканчивался — снова подливал, до тех пор, пока кувшин не опустел. А Рей сидел неподвижно, мягко поглаживая костяшки пальцев Мики, чертя узор на кисти, тот самый, что некогда указывал на ее принадлежность дракону. Теперь он был стерт, остался лишь слабый след, при взгляде на который все внутри переворачивалось и сжималось. И сердце трепетало при мысли, что он больше никогда не сможет связать себя с ней. Только на словах, не способных унять боли от разорванной связи.