— Ох, — вдруг выдохнул старик, чем вывел девушку из размышлений. Она глянула на него, вопросительно изогнув бровь, но тот, вытаскивая из воды весла, не удостоил ее взглядом и заговорил: — Тяжеловато будет грести до залива.

Микаэлла встрепенулась, подалась вперед, протараторив:

— Я помогу вам, господин.

Опустив весла на дно лодки, старик выпрямился и, наконец, посмотрел на нее — отчего-то сердито и недовольно.

— Сказал же тебе, глупая. Я — Ингви. Инг-ви-и-и, — протянул он и ловко щелкнул сухими пальцами по ее носу.

Мика растерянно захлопала глазами, подавив ответ, а старик вновь одарил ее улыбкой и сощурил хитрые глаза.

— Не нужна мне твоя помощь, — буркнув, перегнулся через борт и легонько похлопал по боковине лодки. — Скидбладнир сам справится.

Волоски на руках Микаэллы вздыбились, по спине пробежал холодок. Сдержать удивления не получилось; глаза ее округлились, превратились в блюдца, налитые лазурью, и она шумно выдохнула.

— Скидбладнир? — Приметив ухмылку на тонких губах, она добавила серьезным тоном: — Обманывать меня вздумал, Ингви?

Изящные брови сшиблись на переносице, придав ей суровый вид. Мужчина в ответ развел руками.

— Зачем же мне лукавить? Я имя тебе свое доверил... Оно дорого мне, как и сам Скидбладнир.

— Корабль асов, — хмыкнула Мика, сложив на груди руки. — Не очень-то эта лодочка похожа на мощный драккар. Все воинство Асгарда в нем не поместится... Да и парусов нет.

С мужского лица не сползала улыбка. Микаэлла с удивлением заметила, что лодка набирает ход — медленно, лениво, чуть вспенивая воду и разрезая носом белый туман.

— Ты видишь то, что сама хочешь видеть. Не вникаешь в суть брошенных тобою в порыве ярости слов, говоришь о богах, но не замечаешь их, когда они рядом.

Старческое лицо вмиг стало серьезным. Холод серых глаз был таким обжигающим, что девушка поежилась, поджав губы.

— А веришь ли ты в них, дитя? — чуть грубо спросил старик. — Веришь в богов? В Одина, что правит в Вальхалле и повелевает валькириями? В Тора, низвергающего на головы людей гром и молнии? А в верховную богиню Фригг, покровительницу любви и очага, не одобрившую твое спонтанно принятое решение связать себя узами брака с драконом?

— Откуда вы... — начала было, но мужчина остановил ее, махнув костлявой рукой.

— Я знаю многое. И знаю, что боги злятся на тебя, — сказал, ткнув в ее ключицу длинным пальцем. — Но...

На несколько секунд он замолк, откинулся назад, важно почесывая седую бороду.

— Но некоторые проявили к тебе сочувствие. Сжалились. Пока что... Хочешь знать, что боги говорят тебе? Говорят, да только ты не слышишь...

Кожу Микаэллы покалывало, во рту было сухо. Она недоверчиво качнула головой, но вопреки робости, сжавшей мелко дрожащее сердце, подалась вперед и, нервно сглотнув, шепнула:

— Хочу. Кто же откажется узнать о своем будущем?

— О, поверь мне, дитя, есть люди, которые предпочитают жить в неведении. Вот узнает человек о своей судьбе, и если она по воле богов окажется мрачной, как темница в сыром подземелье, как думаешь, что он сделает?

— Попробует ее изменить? — предположила неуверенно, пожав одним плечом.

Ингви кивнул, но ответил иначе:

— Глупцы будут пытаться. А умные смирятся с предсказанием и будут ждать. Но их души — что у одних, что у других — будут метаться в бескрайнем пространстве, подобно неприкаянным облакам в величественном небе. Не познают они спокойствия. Ни в этой жизни, ни в другой. Ну что, — мудрые глаза обратились к девушке, — все еще хочешь узнать, что говорят боги?

Мика закусила губу, помолчала пару секунд, а после выдохнула, сжав пальцы в замок:

— Хочу. Расскажи мне, Ингви.

— Смелая, — усмехнулся тот. — Да глупа еще...

Он продолжил что-то бормотать себе под нос, но Мика больше не смогла разобрать его слов. Поджав губы, она проследила за тем, как Ингви вынул из-под скамьи кожаный мешочек, развязал тугой узел и высыпал на дно лодки десяток круглых деревяшек с выжженными на них знаками.

— Руны?

— Руны, — повторил он. — Всяко лучше, чем часами бездумно сидеть в попытке услышать, чего они там бормочут у себя в Асгарде...

Девушка нервно потерла запястье, нахмурилась, безрадостно отметив, что она встретила довольно странного путника. Недовольство пришлось проглотить. Мике казалось, что, даже не глядя прямо в глаза, старый мужчина чувствует все то, что чувствует она сама, и знает все то, о чем она помышляет.

— Та-а-ак... — протянул Ингви, любовно погладив некоторые деревяшки. — Вирд. Чистая руна, руна Одина. Самая загадочная из всех. Пустота, конец и начало всему... Вирд говорит: будь внимательна. Сейчас любое твое действие определяет твою дальнейшую судьбу. От того, как ты поступишь в определенный момент, зависит вся твоя жизнь.

Немного выпрямившись, он покосился на руку Микаэллы, и та спешно накрыла второй ладонью кисть, пряча от цепких глаз узор.

— Возможно, спонтанное решение уже повлияло на твою судьбу.

— У меня не было выбора...

— Выбор, — четко произнес Ингви, — есть всегда. Решиться умереть — тоже выбор. Принимай решения обдуманно. Не поддавайся чувствам. Твоя голова должна быть всегда холодной, чтобы остужать горячее сердце. Вот что говорит тебе Один, всеотец. Высшие силы могут направить и открыть перед тобой возможные пути. Но в какую дверь войти — решать только тебе.

Он замолк, опустил твердый взгляд на деревяшки, и Мика тихо выдохнула. Ее руки уловили волну дрожи, побежавшую по всему телу.

— Одал. Руна перевернута... Грядет хаос, непредсказуемость. Ты нетерпеливо стремишься к своей цели, но Одал символизирует невозможность получения результата, нарушение планов. Будут потери, будет больно. Горе подступает к тебе так же медленно и тихо, как хищник к жертве.

После этих слов Мика глотнула воздуха, стараясь сохранить наступившую тишину. Губы дрожали, но было непонятно — от холода или страха. Она подумала, что речи старика были связаны с ее братом, но в ту же секунду мотнула головой в отчаянной попытке избавиться от этой мрачной мысли.

— Расставание порой бывает весьма болезненным, — продолжил путник, не глядя на нее. — Надо найти немалую смелость, чтобы позабыть себя прежнего и впустить в этот мир свою новую ипостась. — Он вдруг вскинул глаза, отчего юная разбойница невольно вздрогнула, с трудом подавив желание отвернуться. — Но не нужно отчаиваться, дитя. Действуй так, как тебе кажется правильным. Если ты встретишься с утратой лицом к лицу — не расстраивайся: сегодня потеряла, завтра найдешь больше потерянного. Ждущее горе сулит скорую радость.

Замолчав, Ингви взял одну из деревяшек, всмотрелся в выжженные на ней линии и шумно вздохнул. Мика поняла: это последняя предназначенная для нее руна.

— Хагалаз, — мрачно выдал он. — Иначе — град. Руна уничтожения. Хагалаз говорит тебе, что твоя судьба находится в чужих руках.

— Но разве это не противоречит тому, что показал Вирд? — бросив тревожный взгляд на руны, спросила Мика, а затем снова посмотрела на старика. — Разве я не вольна выбирать?

— Вирд лишь предостерег тебя. — Кустистые брови сошлись на переносице, глаза, воззрившиеся на девушку, потемнели. — Не будешь думать — останешься ни с чем. Хагалаз же символизирует стихийное разрушение. Эту руну можно трактовать как вмешательство в твою жизнь сил, неподвластных тебе, которые будут действовать беспристрастно, не сообразуясь с твоими эмоциями и ощущениями. Впереди тебя ждет нечто, находящееся вне твоего контроля. Возможно, тайна. Тайна прошлого — горькая и болезненная.

После этих слов в морозном воздухе повисло молчание. Лишь плеск реки — тихий, неумолчный — разрывал тягостную тишину.

В глазах Микаэллы стояли слезы. Она склонила голову, не желая случайно встретиться с мужчиной взглядом. Внутри клокотала обида, почти ярость, но не на дракона, помешавшего ей, не на богов и не на странника, поведавшего ей о многом и тем самым взвалившего на ее плечи еще больший груз. На саму себя. Она ненавидела и злилась на саму себя, на свою неспособность противостоять врагам, на невозможность избежать уготованной богами судьбы.