— И что я должна сделать?

— Узнаешь позже, — обронил, придвинув ее к мирно стоящему коню. — Садись.

Мика покачала головой.

— Я никуда с тобой не поеду. Мне нужно...

— К брату. Знаю.

Лазурные глаза недобро сузились, посмотрели на дракона пытливо из-под длинных ресниц, на которых он вдруг сосредоточил все свое внимание. И пусть его обвинили бы в клевете, он готов был поклясться, что ее глаза в это мгновение выглядели невероятно привлекательно, настолько опасно они сверкали, что он нервно сглотнул и сжал зубы до противного скрежета, боясь выдать свою неожиданно возникшую слабость.

— Ты что… — тихо протянула Мика, — … мысли читаешь?

Рей едва сдержал смешок. Губы норовили растянуться в улыбке, но он спрятал ее за фальшивой серьезностью, лишь глубоко вздохнул, чем ввел девушку в замешательство. Она не смогла понять, что означал его тяжелый вздох: злится он или просто устал.

— Что за вздор! — наигранно воскликнул Рей. — Я не лишен слуха, девица, и прекрасно слышал слова вождя. Не знаю, что с твоим братом, но навещать его сейчас нельзя.

— Я должна! Ты не понимаешь…

— Как думаешь, почему он пригрозил тебе? — уже грубее спросил Рейнард. — В первую очередь он будет искать тебя там, где живет твой брат. Имей в виду: чем дальше ты от меня находишься, тем легче ему будет застать тебя врасплох.

— Я не просила защищать меня. И я не собираюсь таскаться за тобой и понапрасну тратить время!

Мика прикусила язык в тот же миг, когда заметила, что в янтарных глазах блеснула слабый гнев. Только сейчас она обратила внимание, что руки Рея, сжимающие ее запястья, дрожат, губы подрагивают, но вовсе не из-за того, что он собирается что-то сказать.

— Понапрасну, говоришь, — мужчина одарил ее злым взглядом. — Я рисковал своей шкурой ради того, чтобы ты продолжила дерзить мне?

— Ты рисковал своей шкурой только ради себя! Ты знал, что он не отпустит тебя! И он наверняка имел на это полное право. Потому не нужно приписывать себе этот успех — ты жив благодаря мне, а я жива… благодаря тебе, — нехотя выдохнула она и дернулась, почувствовав, что ящер слегка разжал пальцы. Вырваться так и не получилось.

— Какая сообразительная, — усмехнулся Рей. — Молодец. А теперь запрыгивай в седло, иначе побежишь рядом с лошадью.

Мика фыркнула в ответ, как дикая кошка.

— Ну, конечно, еще чего...

— Не вынуждай меня прибегать к крайним мерам, — вдруг рявкнул, отпустив одно запястье и снова подтолкнув девушку к кобыле, уже недовольно фыркающей и скребущей копытом снег. — Последний раз повторяю... Садись. На. Лошадь, — четко произнес он с видом нетерпеливого родителя, ругающего упрямого ребенка.

Микаэлла внутренне сжалась, хотя внешне сохраняла видимость твердости.

Ей, конечно, очень не понравилась сорвавшаяся с его губ фраза, содержащая слова «крайние меры», ведь она даже не представляла, на что он может пойти, чтобы принудить ее к чему-либо. Силой он отличался от многих викингов, но помимо этого Мика отметила, что он довольно умен и хитер. Она не верила, что смогла бы обвести его вокруг пальца, как юнцов из своей команды. Поэтому решила импровизировать и бить наугад. Это было единственным шансом, хоть и ничтожным, обдурить его, ведь сердце царапало ощущение, что дракон с легкостью предугадывает любой ее шаг.

— Ладно, — ненавязчиво бросила она, схватившись одной рукой за седло.

Быстрая смена настроения и неожиданная покладистость обескуражили Рейнарда, и он поколебался пару секунд, прежде чем отпустить ее руку.

Как ни старался, он не смог узнать, о чем она думает. На миг ему почудилось, что она намеренно изводит его молчанием, однако сразу отмахнул эту дурацкую мысль. Эта женщина была просто не в силах заткнуть свой внутренний голос. Рей знал наверняка — ведь несколько мгновений назад ее голос разрывал его голову на части.

Микаэлла уловила этот момент — момент, когда он отвлекся и задумался. Покосившись на него, она заметила, что направленный на нее взгляд насыщенно-янтарных глаз напряжен, но все равно решилась на отчаянную попытку побега.

Рвано и шумно выдохнув, одним резким движением она ударила кулаком по ребрам, туда, где до сих пор саднила рана, оставленная гарпуном. Дракон взвыл от неожиданной боли, и Мика даже успела посочувствовать ему, едва не упрекнув себя в том, что уже в который раз бьет его по больному месту.

Избежав хватки, она со всех ног припустила в лес. Боялась обернуться: ей казалось, что мужчина следует за ней, но, когда до ушей донесся его далекий голос, этот страх поутих, сменившись совершенно иным — более жутким и удушающим.

— Ты не сможешь бегать вечно, Микаэлла!

Произнесенное злобным голосом, ее имя прозвучало как сильное оскорбление. Тяжело дыша, Мика ускорилась, чувствуя, как левое запястье обжигают невидимые нити, вырисовывая на внешней кисти руки какой-то узор.

— Теперь точно не сможешь! — бросил ей вслед до того, как она пропала из виду. — Даже если ни разу не обернешься…

Убегая от опасности, Микаэлла не оборачивалась.

Это стало привычкой еще в детстве, когда вместе с ловкими девчонками и мальчишками, не видящими границ дозволенного, она попадалась на мелких шалостях. Как только настоятельницы ловили ее за очередной пакостью, вроде вырезания плоских фигурок из твердых листов древних фолиантов, наступало время игры — убеги и не попадись.

Мика никогда не оказывалась среди проигравших. Короткие ножки и юная прыткость, подпитываемая веселым азартом, уносили ее прочь с места детского преступления, а излюбленный старый шкаф спасал от гнева главной настоятельницы. Всего лишь на какое-то время, но девочке этого было достаточно, чтобы собраться с силами перед наказанием.

Несколько ударов плетью ломало самых стойких, и шалуны быстро превращались в тихонь — мрачных, как тучи, и немногословных, как затихающий ветер.

Но каждый раз, когда девятихвостка жгуче целовала детскую спинку, когда слезы смешивались со сбегающими по лицу капельками пота и горячая кровь впитывалась в подол изношенного платьица, Мика не думала о смирении. Она лишь пыталась унять жуткий огонь в груди, плотно сжимая губы, которые норовили раскрыться и выпустить крики боли, и сверля тяжелым взглядом голые стены.

Все повторялось вновь и вновь. Она не боялась плети, не боялась последствий своего непослушания и продолжала пакостить, мстить мерзким злыдням, давать отпор женщинам, которые тогда были гораздо сильнее ее. Словно мустанг — дикий и опасный — Мика не поддавалась дрессировке и убегала. Ни разу не обернувшись, чтобы взглянуть в злые глаза.

И сейчас она даже не мыслила нарушить простое детское правило, с годами превратившееся в твердую привычку. Ветки крупных безлиственных деревьев хлестали по лицу, оставляя длинные царапины на холодных смуглых щеках, цеплялись за рукава толстой рубахи. Неглубокий снег вскоре сменился сугробами. Ноги тонули в белизне, передвигаться с большой скоростью становилось все сложнее, и Микаэлла позволила себе сбавить шаг.

В лесной глуши слышалось одно ее тяжелое, сбивчивое дыхание. Ни дуновения шаловливого ветерка, ни воя голодных волков, ни даже ритмичного стука, создаваемого соприкосновением клюва пестрого дятла и длинных толстых шишек. Тишина зимнего леса давила на Мику, как бочка, взваливаемая в далеком детстве на ее хрупкие плечи. Во рту стало сухо, сердце билось неровными толчками. Зуд в области запястья сбивал с мыслей, и, замерев меж елей, она сильно царапнула ногтями по левому запястью.

Это действие отозвалось жжением в выступивших венах. Мика устремила взгляд на кисть, скривилась, чувствуя, как по жилам бегут огненные нити. Ее магия, ее огонь — такой же синий, как штормовое море, и страшно обжигающий, подобно раскаленному железу, впервые за все время вредил ей, чертя на внешней стороне ладони искусный узор. Витиеватые тоненькие линии, на концах которых распустились черничного цвета лепесточки, протянулись до указательного пальца и замерли в виде растительной вязи.