Но пока Эммануэль жил в замке, он успел ответить на расспросы Гидеона о Стервятнике Лейк-Нуар. Достав из своего тяжелого брезентового рюкзака бумажный свиток, он осторожно развернул его и разложил на столе, объясняя, что это грубая и, на самом деле, совсем приблизительная карта, на которой должны были появиться очертания самого болота и безлюдной местности вокруг него к югу от Маунт-Чаттарой, которую он впервые обошел еще мальчиком (кстати, ведь именно Гидеон сопровождал его в одном из походов!), а потом обошел снова, несколько лет назад, но был отнюдь не уверен, что полностью изучил эти места. «Однако, — продолжал он, указывая пальцем (с причудливо изогнутым наподобие орлиного когтя ногтем), — я имею все основания полагать, что птица, которую ты ищешь, обитает вот в этом районе». И он обвел область с обилием рек и островов милях в двадцати к северу от замка Бельфлёров.
Гидеон стоял, склонившись над картой, стараясь — ибо его брат относился к этому с крайней щепетильностью — не прикасаться к ней. Замысловатый узор линий немного кружил голову; Гидеону никогда не приходилось видеть таких карт: те немногие слова, которые были на ней начертаны, были индейскими названиями, более не употребляемыми, стертыми из памяти… Но я могу, думал он, добраться до логова Стервятника без особого труда… Ясно, что они недооценили, насколько далеко от озера он скрывается.
Гидеон выпрямился, широко улыбаясь. Он хотел было сжать брата в объятиях, крепко-крепко, но сдержал свой порыв. Эта чертова птаха, эта дьявольская тварь, это сучье отродье. От нас ему не уйти.
Если бесславный финал нескольких вылазок не остудил пыла Гидеона, а, напротив, лишь разжег, то его товарищи — особенно Юэн, который всерьез погрузился в свои новые обязанности, — постепенно подрастеряли боевой дух; да и погода становилась день ото дня суровее. (После периода аномальной жары в конце августа с гор к озеру снизошла волна холодного воздуха, принеся преждевременные заморозки уже в первый день сентября.) Таким образом Гидеону удалось залучить на очередные поиски только Гарта, Альберта, Дейва Синкфойла да еще нового друга по имени Бенджамен (разделявшего страсть Гидеона к автомобилям).
Они взяли на ферме грузовик с открытым кузовом и проделали на нем миль пятнадцать к северу по грязным дорогам и просекам, пока наконец им не пришлось бросить машину и продолжить путь пешком; в эту самую минуту началась легкая ледяная морось, хотя небо было безоблачным. Гидеон давал товарищам щедро отхлебнуть из фляжки с бурбоном, но сам почти не пил. Он с какой-то отчаянной решимостью все рвался вперед. Сначала остальные старались следовать за ним, но постепенно сдавались и отставали. Гарт был единственным из них, кто видел Стервятника Лейк-Нуар: ему было двенадцать, когда он однажды заметил в небе вроде бы похожую птицу во время охоты на белохвостого оленя. Альберт же никогда не видел Стервятника, но пылко верил в его существование. А молодежь, Дейв Синкфойл и Бенджмен Стоун, очевидно, не имели ни малейшего представления о том, кого ищут: они только знали, что эта тварь унесла и растерзала младенца и ее нужно прикончить. Гидеон уверял их, что видел огромную птицу много лет назад, но ее образ в его памяти был призрачен и смутен, этакое мифологическое существо с горящим красным глазом и клювом-клинком. Это настоящее чудовище, и они должны убить его. В конце концов, оно похитило ребенка Бельфлёров… его, Гидеона, ребенка.
Без устали отмахивая мили длинным шагами, Гидеон сам не заметил, как далеко оторвался от товарищей. На охоте это опасно — но он ничего не замечал. Вдруг где-то рядом он услыхал престранный звук: в первый миг ему в голову пришла мысль о боулинге (он был завсегдатаем придорожных баров с кегельбанами, где за долгие месяцы завел новые интересные знакомства); но потом он решил, что, должно быть, это гром, низкий, рокочущий, нет, наверное, грохот водопада. Он стал карабкаться на пригорок; по правую руку от него располагалась болотистая местность, и, видимо, немного выше течет небольшая речка или ручей. Ему почудилось, что там и вправду находится водопад — он припоминал, что однажды, много лет назад, охотился в этих местах.
Громоподобный треск то нарастал, то стихал, то совсем прекращался. Но источник его был явно неподалеку. Задыхаясь, Гидеон взобрался на вершину пригорка, где солнце припекало неожиданно сильно, по-летнему. От болота, оставшегося справа, исходил стойкий дурманящий запах гниения, высокие заросли бледных, похожих на овсяные, колосьев, сквозь которые он пробирался, отдавали влагой и жаром. Гидеона вдруг охватило радостное предвкушение — теперь он услыхал смех, так что поднял ружье и слегка прижал дрожащий палец к спусковому крючку.
И вот, стоя там, на вершине холма, в густой траве, он увидел совершенно поразительную картину: в низине, прямо под ним увлеченно играли какие-то дети. Трава на лугу была короткая, ярко-зеленая, такая обычно бывает на пастбище — но Гидеон был уверен, что на этих землях никогда не пасли скот. Дети вели себя до странности злобно, кричали друг на друга, издавая визгливый, пронзительный смех. Они действительно играли на траве в шары, по всей видимости, это был школьный поход, — но по какому праву они вторглись во владения Бельфлёров? Кто они вообще такие? И где учитель? Стук клюшек по деревянным шарам (величиной с крикетные) был несоразмерно громким, словно все происходило в закрытом помещении, и эхо отдавалось от низкого потолка. Гидеона передернуло. Писклявый детский смех тоже был неестественно громким. И хотя Гидеон любил детей, вообще детей, он вдруг осознал, что эти ребятишки ему не по нутру, и ему захотелось побыстрее прогнать их со своей земли.
Так что он побежал вниз по холму, издали крича на них. Те обернулись с искаженными яростью лицами, и он увидел, что это вовсе не дети, а лилипуты, их было человек пятнадцать — двадцать. Или это были (да — у всех слишком большие головы, а тела изуродованы горбом и сильно вдавленной грудной клеткой, у некоторых почти до комизма) карлики?.. Но почему они вторглись на его владения — и откуда они взялись?..
Гидеон безрассудно бросился к ним, хотя заметил, ощутив укол беспокойства, что они не отступают в испуге, а глазеют на него, не меняя выражения своих жутковатых лиц — до того ненатуральных, что, казалось, это невольные гримасы, что их лицевые мышцы застыли в спазме: прищуренные или полуприкрытые в зловещей глумливой усмешке глаза, мерзкие улыбочки огромных ртов с тесно сомкнутыми тонкими губами, словно туго натянутыми на зубы. И все же он продолжал спускаться к ним, бегом, скользя и спотыкаясь, при том что на его ружье не было предохранителя, и в целом его поведение было до крайности неосторожным.
Сила удара первого шара, угодившего ему в плечо, была такова, что чуть не повалила его; от боли и неожиданности он даже выронил ружье — но через мгновенье, действуя на чистом инстинкте, подхватил его. Однако уродцы уже набросились на него. С криками, лопотанием и писком, словно взбесившись, хотя на их лицах была все та же замершая мерзкая гримаса, они вдруг заполонили весь пригорок, словно стая диких псов — именно стая диких псов, один вцепился ему в бедро, другой взобрался на него и вцепился в волосы, повалив наземь весом своего тела (а оно, несмотря на недоразвитость и малый рост, оказалось поразительно тяжелым), и, не успел Гидеон позвать на помощь, как чьи-то зубы впились ему в мягкую часть ладони, потом он получил ужасный, парализующий удар в пах, от которого чуть не потерял сознание; не стихающий почти ультразвуковой визг напомнил ему писк землероек, поедающих добычу или себе подобных; однако даже в горячке своего отчаянного сопротивления (ведь он так хотел жить — о, как он жаждал жизни!) Гидеон знал, что сейчас убьют его — его, Гидеона Бельфлёра, убьют эти гнусные жалкие твари!..
Но, разумеется, этого не произошло — по следам Гидеона шел Гарт и, увидав эту безобразную сцену, просто взял и пальнул в воздух; человечки тут же в ужасе слезли с Гидеона. Несмотря на потрясение от происходящего, Гарт оставался искусным охотником и метил в цель как можно дальше от дяди: времени оставалось только на один выстрел, так что он повернулся и выстрелил в карлика, который прыгал на месте чуть поодаль этой свары, дергая себя за черные космы в пароксизме возбуждения. Выстрел картечью угодил уродцу в правое плечо и руку, и тот рухнул на землю.
