(Никто из них не признался. Скорее всего, это было дело рук Майрона — он и раньше бывал замечен в таких проделках; но тот категорически отрицал свою вину: я бы не мог докатиться до такого безумия, мрачно повторял он.)

Арлетт пряталась в шкафу, в своей комнате под самой крышей. Она поняла, сразу — и что всю ее семью убьют, и кто убийцы, и почему они явились. Едва в сознании, она выбралась в темноте из-под кровати и забралась в шкаф; там убийцы и нашли ее, забившуюся в угол, перепуганную настолько, что она не могла сдерживать себя и вся обмочилась.

Они завопили, стали улюлюкать, выволокли девочку наружу и сорвали с нее ночную фланелевую сорочку, а потом по какой-то причине — возможно, хотели забрать ее с собой или просто вытащить из дома, из всех углов которого теперь несло смертью, — стащили ее вниз. Это зрелище — голая, отбивающаяся юная девушка, почти физическое ощущение ее паники, все это возбудило их безмерно; высокими, срывающимися на визг голосами они стали выкрикивать, что сейчас собираются с ней сделать.

Но к ним вдруг подбежал Сайлас Варрел, остававшийся внизу. «Хватит уже! Довольно!» — закричал он. И, отпихнув одного из братьев в сторону, мощным ударом дубинки размозжил Арлетт голову.

В доме царила тишина.

Да, теперь в доме царила тишина, если не считать прерывистого, тяжелого дыхания убийц.

…четыре, пять, шесть. Шесть трупов. И так много крови. А собирались-то прикончить только двоих.

«Сомнения»: стихотворения Вёрнона Бельфлёра.

— Как это сюда?.

— Что это такое?..

— Кто это принес?

Тонкую книжицу нашли в библиотеке Рафаэля как-то утром — сборник стихов, подписанный их фамилией! — точнее, именем и фамилией не так давно усопшего члена семьи. Она была в красивом фактурном переплете кремового цвета с плотными сероватыми страницами, а шрифт — тонкий и изящный, причем краска уже начинала выцветать. Как это странно, невероятно странно — и что за шутник так нагло положил книжку на библиотечный шкафчик с картотекой?

— Какая-то мистика, — медленно произнес Ноэль, листая книжку.

Корнелия заглянула ему через плечо.

— Разве он писал в рифму? Вот уж не думала.

Они передавали книжку друг другу, быстро, с подозрением перелистывая ее, останавливаясь, чтобы прочесть ту иди иную строку, и общая тревога становилась все ощутимее. Неужели это возможно?.. Неужели возможно, что Вёрнон не утонул, что он каким-то образом ускользнул от Варрелов? А теперь он ославит Бельфлёров на весь мир; теперь ничто не остановит его, и он разболтает все их самые потаенные секреты.

Особенно раздражало, что из стихов ничего нельзя было понять. Сплошь переплетение непонятных, незнакомых словес, неподатливых, словно слюдяная крошка; они не желали складываться в стройные предложения, утекая в никуда — в пустоту. Лили неуверенно сказала:

— Но ведь некоторые строки довольно красивы, правда?

Никто ей не ответил. А Корнелия воскликнула:

— Это какой-то шифр! Шарада! Глупые загадки, голову сломаешь их разгадывать!

Юэн схватил книжку и стал раздраженно листать ее.

— Как ты полагаешь, отец, — спросил он тихим, грозным голосом, — возможно ли, что наш Вёрнон все-таки не утонул?

— Невозможно, — отрубил Ноэль, забрал у сына книгу и резко захлопнул ее.

Так и не удалось установить — хотя были опрошены все дети и слуги, — кто же положил книжку на шкафчик, и кому принадлежали эти нелепые «Сомнения», написанные нелепым Вёрноном Бельфлёром. Разумеется, это был псевдоним. А даже если имя было подлинное и принадлежало реальному поэту, им не мог быть их Вёрнон.

— Да ведь бедняга под конец совсем свихнулся, — сказала Эвелин. — Вы же помните, как он повсюду порочил нашу семью. Как он мог найти себе издателя, этот безумец? Нет, это не он, как такое может быть!

— Самое главное — каким образом он мог спастись? — заметил Юэн. — Он ведь даже плавать не умел, с детства.

— Мы можем разыскать его, — небрежно произнес Гидеон. — Через издательство или типографию. Если захотим.

— Но там нет адреса! Только название издательства — «Анубис». И звучит оно столь же неправдоподобно, как и «Вёрнон Бельфлёр», вы не находите? — сказал Джаспер. (Он был одним из главных «подозреваемых», так как часто ездил в город, один, по деловым поручениям Леи, — и не желал, чтобы кто-то связывал его имя с этой книжицей.)

В конце концов решили, что книжку могли прислать по почте Кристабель или Бромвел, эти непослушные, «неудачные» дети, просто забавы ради. Ведь Вёрнон, безусловно, был мертв. Уж их Вёрнон — точно.

«Сомнения» лежали на шкафчике с картотекой около двух недель. Никто не удосужился рассказать о книжке Хайраму, но в то же время (такова уж была озорная Бельфлёрова натура) никто не хотел лишать его радости самому обнаружить ее. Каждый день Ноэль и Корнелия перешептывались: «Хайрам уже прочел? Он уже был в библиотеке, нашел книжку?»

Корнелия была убеждена, что автор стихов — именно Вёрнон. Ее любимый племянник Вёрнон, которого она, так уж вышло, никогда не замечала, пока он жил у нее под боком.

— Я просто уверена, эти стихи — про нас, только написаны каким-то ужасным шифром, который мы не постигаем! — вскричала она, прижимая к груди руку, унизанную кольцами. — Он всегда был не в себе, еще до того, как ополчился на нас.

— Женщина, ты несешь чушь, — ответил Ноэль. — Тот Вёрнон мертв.

— Но у него ведь был талант!.. Или как это называется. Он всегда был, ну, знаешь… Такой восторженный, одухотворенный — и хвостиком ходил за Леей.

— Он нес полную ахинею! — сердито возразил Ноэль. — И это ты называешь талантом?

Но на самом деле он не то чтобы злился. В последние месяцы — после «неприятностей» со сборщиками фруктов и внезапного и бесцеремонного возвращения его брата Жан-Пьера в тюрьму Похатасси (где, по единодушному решению Бельфлёров, старика устроили «на лечение» в отдельное крыло имени Уистона Шилера) — в последние месяцы у Ноэля развилось нервозное, почти воинственное ко всему отношение, и он стал напоминать старого драчливого петуха, готового чуть что броситься в бой. Небывалые финансовые успехи семьи казались ему какой-то фантастикой, и он не понимал, хотя Лея постоянно и упорно это подчеркивала, почему они имеют какое-то отношение к Джермейн; его так долго преследовали неудачи, что не слишком-то верил в лучезарное настоящее. Символом удачи для него была пара сапог в испанском стиле за двести долларов, а символом провала — старые тапочки, засаленные и бесформенные, в которых он шаркал по дому. Первые сидели как влитые, вторые же расползались в стороны, как его собственные ступни. Но было ясно, что бы он выбрал, кабы мог.

— Теперь мы снова миллионеры, — частенько шептала ему жена, как глупая девчонка. — А Лея обещает еще больше — еще больше!

В ответ Ноэль бурчал что-то не слишком любезное.

Ему нравилось устраивать семейные обсуждения всяких неприятностей — например, по поводу этого загадочного «Вёрнона Бельфлёра», чью книжку они все имели удовольствие прочитать. Или по поводу внезапно появившихся протечек в крыше, которая обошлась им — Боже правый! — в несколько тысяч долларов. Половина молодых деревьев в саду покрыты черными точками неизвестного грибка, вы заметили? А эта парочка престарелых бунтарей (прабабка Эльвира и Старик-из-потопа, ее несуразный муж, который начал расхаживать повсюду, словно член семьи, одаривая всех, кто ему встречался, глупой отеческой улыбкой) с их планами перебраться на ту сторону озера!.. Они открыто выступали против Леи; они хотели переехать жить к Матильде, чтобы провести там «сумеречные годы» — их выражение! — в уединении; разумеется, это помешает Лее снести старый поселок и построить новый согласно ее планам, созданным совместно с опытнейшим архитектором. Видите, вы же видите, любил восклицать Ноэль, вечно все идет поперек нашей воли!..

Никто не осмелился передать книжку Хайраму. Но однажды вечером, вернувшись из трехдневной поездки в Винтертур, он наткнулся на нее, когда разбирал почту, копаясь в ворохе деловых изданий.